«К» – значит кара - Графтон Сью - Страница 34

Отец Хуниперо Серра, первый президент "Алта Калифорния мишнз", основал девять миссий вдоль шестисотпятидесятимилъной полосы калифорнийского побережья между Сан-Диего и Сономой. Отец Фермин Ласуэн, сменивший в 1785 году на этом посту Серру – через год после его смерти – основал еще девять миссий. Были и многие другие, менее прославившие себя президенты миссий, бесчисленные падре и странствующие монахи, имена которых бесследно растворились в истории. Один из таких миссионеров, отец Просперо Оливарес, в самом начале 1781 года подал петицию с предложением построить на реке Санта-Клара две небольшие миссии-близнеца. Отец Оливарес утверждал, что два военных городка или форта, расположенные по соседству друг с другом, не только обеспечат защиту миссии, (которую предполагалось создать в Санта-Терезе), но и одновременно станут служить убежищем, кровом и центром обучения для сотен калифорнийских индейцев, которых в дальнейшем можно было бы использовать в качестве строительных рабочих. Отцу Хуниперо Серра идея понравилась, и он с энтузиазмом поддержал ее. Были составлены подробнейшие планы будущего строительства, отобраны и выделены земельные участки. Но потом последовала длинная череда необъяснимых трудностей и задержек, под воздействием которых начало строительства оттягивалось вплоть до кончины отца Серра, а сразу же после его смерти планы строительства вообще похоронили. Церкви-близнецы, которые предполагал построить в двух фортах отец Оливарес, так и не были сооружены. Некоторые историки характеризуют Оливареса как человека амбициозного и слишком суетного, и объясняют отказ от поддержки его планов тем, что церковные иерархи хотели смирить в нем чересчур усилившиеся мирское начало и светские вожделения. Но ставшие теперь известными церковные документы позволяют предположить возможность и иного объяснения: отец Ласуэн, отстаивавший необходимость основания миссий в Соледаде, Сан-Хозе, Сан-Хуан-Батисте и в Сан-Мигеле, видел в Оливаресе источник угрозы своим собственным планам, а потому намеренно саботировал все начинания Оливареса, затягивая время в ожидании кончины отца Серры. А последующее восхождение самого Ласуэна к власти, естественно, стало смертным приговором всем планам и начинаниям Оливареса. Так или иначе, но впоследствии какие-то циники назвали выделенные под проект Оливареса смежные участки Пердидо/Олвидадо, смещав в них обыгрывание имен святого отца – Просперо Оливарес – со словами, которые в переводе с испанского означают "Заброшенный" и "Позабытый".

На этот раз я решила объехать деловой центр города стороной. Строительное искусство представлено здесь массивными, похожими на коробки современными зданиями, которые перемежаются с оставшимися от более давних времен строениями в викторианском стиле. Ближе к концу шоссе сто один, огромные пространства земли между автострадой и океаном целиком и полностью залиты асфальтом: там располагаются супермаркеты, заправочные станции, закусочные, соединенные между собой автостоянками. Поэтому участку шоссе можно проехать несколько кварталов, делая покупки, и ни разу при этом не выходя из машины. У поворота на Сикоув я съехала с автострады и направилась в сторону Пердидо-Кис.

Ближе к океану город больше походил на курортный: большие и прочные деревянные дома с просторными верандами, выкрашенные в голубые и серые, под цвет океана, тона, с массой невообразимо ярких красных, желтых и оранжевых цветов на клумбах во дворах. На балконе второго этажа одного из домов, мимо которых я проезжала, сушилось так много купальников, что казалось, это большая компания гостей вышла на балкон подышать воздухом.

Когда я, наконец, отыскала нужную мне улицу, дневной свет уже сменился сине-фиолетовыми сумерками, а в окнах зажглись огни. Дома по обеим сторонам этой узкой улочки тыльной своей стороной выходили на песчаные отмели, между которыми тянулись к океану длинные узкие протоки. Каждый дом тут мог похвастать декой – широким деревянным настилом, отходившим прямо от дома с задней его стороны. Настил этот покоился на сваях и как бы нависал над кромкой берега, а от него, в свою очередь, шел вниз, к морю узкий, тоже деревянный пандус, заканчивающийся небольшим пирсом. Со стороны океана к пирсу подходила протока, обычно достаточно глубокая, чтобы принимать даже довольно большие яхты. В прохладном воздухе чувствовался запах водорослей и моря, а тишина нарушалась только шлепанцем воды и громким хором лягушек.

Я медленно ехала по улице, всматриваясь в номера домов, и вскоре увидела тот, что дал мне Уайтсайд. Дом Ренаты Хафф был двухэтажным, оштукатуренным и выкрашенным в темно-синий цвет, с белыми элементами внешней отделки. Крыша была сделана из деревянной дранки, внутренняя часть владения скрывалась от взглядов со стороны улицы за белым дощатым забором. Дом стоял погруженный во тьму, а на столбе перед ним висел щит с надписью "Продается".

– Вот черт, – проговорила я.

Припарковавшись на противоположной стороне улицы, я приблизилась к особняку и по длинной деревянной дорожке прошла к входной двери. На всякий случай позвонила, как будто и в самом деле думала, что мне кто-нибудь откроет. Ни замка, который устанавливает компания по продаже недвижимости, ни ее печати на двери я не обнаружила. Это могло означать, что Рената тут пока еще живет. Я оглядела оба соседних дома. Один тоже был погружен во тьму, а в дальней стороне другого светились несколько окон. Я обернулась и обвела взглядом постройки на противоположной стороне улицы. Насколько я могла судить, за мной оттуда никто не наблюдал, злые собаки отсутствовали. Нередко я рассматриваю подобную обстановку как молчаливое приглашение проникнуть внутрь, но на этот раз через одно из узких вертикальных окон, расположенных по обе стороны от входной двери, я заметила в прихожей слабый красный огонек, свидетельствующий, что тут установлена охранная система и что сейчас она включена. Со стороны Ренаты такой поступок никак нельзя было назвать благородным.

Ну, и что же дальше? Конечно, я могла бы сесть в машину и вернуться в Санта-Терезу, но мне страшно не хотелось смириться с тем, что прокаталась впустую. Я снова посмотрела на тот дом, что стоял правее. Через боковое окно мне была видна сидевшая на кухне женщина, которая, нагнувшись вниз, чем-то занималась. Я прошла по дорожке, потом пересекла ее двор, стараясь не наступить в темноте на какую-нибудь клумбу, подошла к двери и позвонила, продолжая одновременно с любопытством поглядывать на входное крыльцо дома Ренаты. В этот момент там зажглись огни – нехитрая уловка, призванная отпугивать воров. Теперь было хорошо видно, что дом пуст, а лампы в нем горят просто так.

Кто-то включил наружный свет над крыльцом, прямо над моей головой, и дверь приоткрылась на длину цепочки.

– Да? – Женщине, которая открыла, дверь, было, наверное, лет за сорок. Единственное, что я смогла разглядеть в образовавшуюся щель, так это длинные, ниже плеч и немного курчавые темные волосы, ниспадающие, как парик у какого-нибудь декадентствующего пижона из семнадцатого века. От нее исходил запах, похожий на тот, какой бывает, когда пользуются мылом против насекомых. Вначале я даже подумала, что это какие-нибудь особенные новые духи, но потом я разглядела, что женщина держит под мышкой укутанную в полотенце собачку, коричневато-черной масти и совсем маленькую, размером не больше буханки хлеба. Таких обычно называют "лапочками", "пупсиками" или "пушистиками".

– Добрый вечер, – поздоровалась я. – Можно мне у вас кое-что спросить насчет соседнего дома? Я вижу, там сделан въезд на крыльцо. Выходит, дом оборудован так, чтобы можно было пользоваться инвалидной коляской?

– Да.

Я рассчитывала услышать от нее немного побольше.

– И внутри тоже?

– Совершенно верно. С ее мужем случился очень сильный удар лет десять назад... за месяц до того, как они начали строить этот дом. И поэтому она с самого начала сделала все необходимое для коляски. Внутри даже есть лифт, чтобы подниматься на второй этаж.