Грешная жизнь герцога - Гурк Лаура Ли - Страница 17

– Вот прелестный пейзаж, – заметила Пруденс, заставив его взглянуть на полотно, привлекшее ее внимание. Когда он понял, что перед ним, то не мог скрыть удивления.

– Боже мой, это же пруд Розалинды!

– Вы знаете это место?

– Знаю. Я знаю и художника, написавшего его. – Он шляпой указал на подпись внизу. – Эта картина написана графом Камденом, моим старым школьным приятелем. Все семейство без ума от его картин, Кэм всегда был перепачкан красками с головы до ног.

– Он очень хорош.

– Да, хорош. Он как-то был у меня во Флоренции. Приехал изучать старых мастеров, рисовать виды Арно и все такое.

– Этот пруд, он в Италии? – в некотором удивлении спросила Пруденс. – Он выглядит как английский.

– Он английский. Пруд Розалинды находится в Гринбрайере, это вилла, принадлежащая семье художника. Это совсем недалеко отсюда, сразу за Ричмонд-парком, всего полчаса на поезде. Я гостил там летом, когда мне было семнадцать лет. Мы с Кэмом любили пруд Розалинды. Хорошая рыбалка.

Она засмеялась:

– И как мне кажется, превосходное место для пикников.

– Вы любите пикники, мисс Босуорт?

– Да, хотя с тех пор, как я приехала в Лондон, мне редко удавалось выбраться на пикник. Поскольку я выросла в сельской местности, мне не хватало пикников и сбора ежевики.

– А, сельская дева. Йоркшир, догадываюсь по вашему акценту.

– Северный Йоркшир, да…….

– Там замечательно. Неудивительно, что вы скучаете по местам своего детства. Все же, хотя пикники и ежевика – это прекрасно, но рыбалка – вот главное. В этом месте превосходно ловится форель.

Она закусила губу:

– К сожалению, я не умею ловить рыбу.

Кто-то кашлянул, они повернулись и увидели, что мешают рассматривать картины группе школьников и их наставнику. Они перешли к следующему полотну, представляющему «Мулен Руж», на котором доминировала фигура женщины с зеленой кожей и оранжевыми волосами. Мисс Абернати долго смотрела на картину, наклонив голову набок и озадаченно хмурясь.

– Вы, кажется, очарованы этой фигурой, – наконец заметил он.

– Просто не могу понять, отчего у нее зеленое лицо.

Он не стал объяснять ей, что это скрытый намек на абсент.

– От расстройства желудка? – вместо этого сказал он, заставив ее засмеяться.

– Вряд ли художник стал изображать это. – Она покачала головой. – Нет, ваша светлость, я думаю, это краска для лица.

– Не может быть. На картине «Мулен Руж», а девушки Зидлера не красят лица в зеленый цвет. По крайней мере, я не видел ничего подобного.

– Вы бывали в «Мулен Руж»?

Рис повернул голову, уловив удивление в голосе Пруденс, и увидел, что она пристально смотрит на него. Глаза ее стали круглыми, как блюдца, и ему подумалось, что он сделал оплошность, заговорив об имеющих дурную славу исполнительницах канкана в «Мулен Руж». Большинство, женщин питают слабость к повесам – за это он каждый день благодарил небеса, но, возможно, мисс Абернати была исключением. Возможно, она предпочитает незамысловатых добродетельных мужчин. В конце концов, с их первой встречи она вела себя так, как будто он представлялся ей кем-то вроде рыцаря на белом коне. Он немного позабавлялся с мыслью поиграть в идеал, укреплять ее представление о нем как о героической, благородной натуре столько времени, сколько понадобится, чтобы повести ее к алтарю, но почти сразу же отказался от этой идеи. Газетчики копались в его далеко не безупречном прошлом с такой раздражающей регулярностью, что оно не могло не выплыть наружу. Кроме того, играть роль, столь противоречившую его натуре, было бы слишком утомительно, а он ленив.

– Признаюсь, я был в «Мулен Руж». Прежде чем уехать в Италию, я несколько лет провел в Париже и моя квартира находилась совсем близко от Монмартра.

Причины, по которым он поселился в квартале от известного места обитания артистической богемы, были достаточно некрасивыми, но Рис опустил детали.

– И какой он? – спросила Пруденс. – Это на самом деле притон наркоманов?

– Мне говорили, что там есть несколько притонов, но я никогда не посещал их. Я не наркоман. – Абсент – другое дело; в Париже тех дней абсент пришелся ему очень по вкусу, но Рис умолчал об этом. Одно дело – видимость искренности, совсем другое – излишняя честность.

– Конечно, вы не наркоман! – Пруденс покачала головой и дотронулась рукой до виска. – Боже, как я додумалась задать такой вопрос? Простите меня. Мне никогда не приходило в голову, что вы могли бы пробовать наркотики. Вы для этого слишком джентльмен, самых строгих правил.

Она смотрела на него с таким явным обожанием, что он больше не мог выносить этого.

– Боюсь, у вас сложилось ошибочное представление обо мне, мисс Босуорт, – сказал он, не заботясь о последствиях. – Я совсем не столь безупречен и потому не посещал места, где собирались наркоманы, что меня интересовали только танцовщицы.

– О!.. – Она стала смотреть в сторону, обдумывая сказанное, и молчала так долго, что к тому времени, когда она заговорила, Рис был уверен: он навсегда утратил всякие шансы. – А это правда… – Она осеклась, быстро огляделась вокруг и зашептала: – Правда, что у девушек… сзади есть татуировки – маленькие красные сердечки?

От неожиданного вопроса Рис громко рассмеялся, вызвав неодобрительные взгляды публики. Им пришлось покинуть комнату, но это не помешало герцогу, склонившись к мисс Абернати в доверительной манере, так что его голова оказалась под широкими полями ее шляпы, ответить на вопрос.

– Сердечки вышиты на боковых поверхностях их панталончиков, – прошептал он ей на ушко. – Чтобы доставить удовольствие нам, повесам, особенно мне, потому что красный мой любимый цвет. Что до остального, может быть, у них и есть татуировки. Не могу сказать. Они не показывали голые ягодицы, какая жалость!

Он видел только ее профиль, но по тому, как розовая краска залила ее лицо и шею, он еще раз имел возможность убедиться, насколько Пруденс невинна. Кожа на мочке уха у нее, отметил он, была бархатно мягкой. Он склонился так низко, что мог бы поцеловать ее, и гадал, одобрила бы она это или нет. Он вдыхал исходящий от нее восхитительный запах лаванды и, выдыхая, намеренно направлял струю теплого воздуха на ее ухо. Она пошевелилась, едва заметное трепетное движение в сторону дало ему ответ.

Чьи-то шаги по мраморному полу прервали этот забавный эксперимент; он выпрямился и шагнул назад, а она повернула голову в сторону двери. Когда в зал вошли две немолодые леди, она с заметным облегчением снова повернулась к нему:

– Слава Богу.

Он посмотрел вопросительно.

– Я прячусь, – призналась она. – Моя тетя настаивает на том, чтобы везде сопровождать меня, а когда она не может, то посылает вместо себя Роберта.

– И от кого же из них вы прячетесь в настоящее время?

– От Роберта. Он где-то здесь и, конечно, вот-вот найдет меня. – Она невесело вздохнула.

– Я вижу, ваше воссоединение с семьей проходит очень успешно.

– Не шутите со мной на этот счет, ваша светлость, умоляю вас. Я ни на минуту не могу остаться одна.

– И это вам не нравится?

– Я не привыкла к этому. С семнадцати лет, с того времени как приехала в Лондон, я жила самостоятельно. Оттого, что меня повсюду сопровождают, я начинаю задыхаться.

Ему нельзя упускать благоприятное стечение обстоятельств. Взяв Пруденс под локоток, он повел ее к одной из дверей.

– Идите со мной.

– Куда мы идем?

– Если вы хотите скрыться от кого-то, – сказал он, останавливаясь, чтобы посмотреть налево и направо, прежде чем провести ее через дверь, – нужно поступать осмотрительно.

Они прошли один зал, потом другой. Рис искал место, где можно было провести несколько минут наедине. Они были почти в конце здания, прежде чем он нашел то, что отвечало его цели. Это был длинный полутемный коридор, вход в который преграждал бархатный шнур, натянутый между двумя короткими металлическими стойками.

– Вот, похоже, идеальное место, где можно спрятаться от всех.