«Б» – значит безнаказанность - Графтон Сью - Страница 8

– Но она сказала мне. Я говорю вам. Она что, подросток, который обязан все время звонить родителям и докладывать, где он и когда вернется? В чем проблема?

– Да нет, все в порядке. Просто ее сестра хотела связаться с ней. Вот и все.

– Ладно. Я немного взвинчена. Столько всего навалилось – я вовсе не хотела срывать на вас свое дурное настроение. Если Элейн позвонит, скажу ей, чтобы она вам позвонила, договорились?

– Прекрасно. Буду весьма признательна.

Я протянула ей руку, и она торопливо пожала ее. Пальцы у нее были сухие и холодные.

– Было приятно поговорить с вами, – сказала я.

– Мне тоже.

Уже направившись к выходу, я нерешительно оглянулась и спросила:

– Если вы переедете в мотель, то как же Элейн узнает, где вас искать?

Во взгляде ее появилось прежнее язвительное выражение.

– Что скажете, если я оставлю адрес у своего друга Маковски? Кстати, тогда и вам будет известно, где меня найти. Устроит?

– Видимо, да. Большое спасибо.

4

Ощущая на себе ее взгляд, я пошла к лестнице. Затем услышала, как закрылась дверь. Я вышла на автостоянку, села в машину и уехала. Мне хотелось встретиться с миссис Окснер, которая жила в соседней квартире, но решила, что благоразумнее будет немного подождать. После разговора с Пэт Ашер у меня остался какой-то неприятный осадок. И дело было не только в том, что кое-что из сказанного ею оказалось заведомой ложью. Я сама прирожденная лгунья и знаю, как это делается. Делаешь вид, что готова поделиться какими-то сведениями, но при этом – чтобы достичь нужного эффекта – часть фактов утаиваешь. Проблема Пэт состояла в том, что она слишком много импровизировала, давая волю воображению там, где следовало бы прикусить язычок. Байка про то, что Элейн Болдт – на арендованном белом "катлассе" подобрала ее в Форт-Лодердейле, – чушь собачья. Элейн не водила машину. Тилли говорила мне об этом. Я пока не понимала, зачем Пэт потребовалось лгать, но чувствовала, что за этим что-то кроется. Однако больше всего меня мучило другое: Пэт Ашер была начисто лишена внешнего лоска, и мне показалось странным, почему такая женщина, как Элейн Болдт, выбрала ее в подруги. Из того, о чем поведали мне Тилли и Беверли, я поняла, что Элейн была снобом до мозга костей, а Пэт Ашер явно не хватало шика, чтобы ей соответствовать.

Проехав полквартала, я остановилась у мелочной лавки и купила две стопки карточек, чтобы сделать кое-какие записи, затем позвонила миссис Окснер. Слава Богу, она оказалась дома.

– Алло?

Я представилась и сообщила, где нахожусь.

– Я только что от Пэт Ашер. Мне не хотелось, чтобы она знала, что мы с вами знакомы. Как бы нам встретиться?

– Что ж, забавно, – сказала миссис Окснер. – Чем мы займемся? Я могу спуститься на лифте к прачечной. Это рядом со стоянкой, знаете? Вы можете забрать меня там.

– Договорились. Буду через десять минут.

– Скажем, через пятнадцать. Я вовсе не такая проворная, как вы, должно быть, подумали.

Когда я подъехала, из прачечной показалась женская фигура, которая, опираясь на палку, заковыляла в мою сторону. С моей помощью она села на переднее сиденье. Это была хрупкая женщина со старушечьим горбиком, похожим на школьный рюкзачок, и абсолютно седыми, легкими, как пух у одуванчика, волосами. Лицо ее напоминало сморщенное яблоко, а изуродованные артритом кисти рук приобрели какие-то немыслимые очертания – в театре теней таким рукам не было бы цены. Домашнее платье висело на ней как на вешалке, лодыжки перевязаны эластичным бинтом. Левой рукой она придерживала какие-то вещи.

– Хочу забросить это в чистку, – сказала она. – Вы мне поможете? И надо бы еще заехать в продуктовый магазин. У меня кончились хлопья и эль с портером.

Держалась она молодцом, голос был бодрый, хотя слегка дрожал.

Я обошла машину, села за руль и включила зажигание, попутно взглянув на окна третьего этажа, чтобы проверить, не наблюдает ли за нами Пэт Ашер. Машина тронулась; я заметила, что миссис Окснер буквально пожирает меня взглядом.

– Я представляла вас совсем иначе, – поспешила сообщить она. – Мне казалось, вы блондинка с голубыми глазами. А у вас какие?

– Карие, – ответила я и чуть опустила солнцезащитные очки, чтобы она могла убедиться сама. – А где находится химчистка?

– Рядом с той лавкой, откуда вы мне звонили. Как называется такая стрижка?

Я машинально посмотрелась в зеркало заднего вида.

– Наверное, никак не называется. Я стригу себя сама каждые полтора месяца маникюрными ножницами. А что, плохо, да?

– Пока трудно сказать. Кажется, вам к лицу, но я недостаточно хорошо вас знаю, чтобы судить. А что вы думаете обо мне? Вы меня такой представляли, когда мы говорили по телефону?

Я смерила ее оценивающим взглядом.

– Когда мы говорили по телефону, мне подумалось, вы довольно взбалмошны.

– В ваши годы я именно такой и была. Теперь приходится следить за собой, чтобы не сочли за чокнутую, вроде Иды. Лучшие подруги поумирали, а те, что остались, вечно брюзжат. Как продвигаются поиски Элейн?

– Неважно. Пэт Ашер утверждает, что миссис Болдт действительно пару дней провела в Бока, а потом уехала.

– Не было ее тут.

– Вы уверены?

– Разумеется, я уверена. Она всегда стучит мне в стену, когда приезжает. Это своего рода условный сигнал. Элейн никогда не нарушала традиции. Потом она непременно заскакивала ко мне, чтобы договориться насчет бриджа, потому что понимала, как много это для нас значит.

Остановившись перед химчисткой, я взяла пару платьев, которые она бросила на спинку сиденья.

– Я мигом.

Пока я бегала, выполняя заказы миссис Окснер, она ждала меня в машине, потом мы сидели и разговаривали. Поведав ей о встрече с Пэт Ашер, я спросила:

– Что вы о ней скажете?

– Она чересчур агрессивна, – сказала миссис Окснер. – Знаете, она и меня пыталась взять в оборот. Сижу, бывало, на балконе, греюсь на солнышке, а она так и норовит втянуть меня в разговор. От нее вечно исходил такой противный кислый запах, который появляется, когда человек слишком много курит.

– О чем же вы с ней говорили?

– Уж во всяком случае не о культуре, уверяю вас. Главным образом она рассуждала о еде, хотя, по-моему, в рот ничего не брала, кроме сигареты. Только пила газировку из банок и при этом беспрерывно чавкала. Такая эгоцентричная особа. Не припомню, чтобы она хоть раз попросила меня что-нибудь рассказать. Ей это и в голову не приходило. Слушать ее было неинтересно – можно было умереть со скуки. Тогда я стала ее избегать, насколько это было возможно. Что вы думаете? Как только она поняла, что не вызывает у меня симпатии, тут же начала хамить. Неуверенные в себе люди вообще довольно болезненно относятся ко всему, что в конечном итоге подтверждает их невысокое мнение о своей особе.

– Она упоминала об Элейн?

– О да. Говорила, что та отправилась путешествовать. Мне это показалось странным. Вряд ли Элейн притащилась бы сюда, чтобы тут же уехать. Какой смысл?

– Не знаете, с кем еще Элейн могла поддерживать связь? Были у нее здесь какие-нибудь друзья или родственники?

– Так сразу и не сообразишь. Надо подумать. Мне кажется, друзья у нее главным образом в Калифорнии, ведь большую часть года она проводит там.

Мы проговорили до четверти двенадцатого – уже о другом, затем я подбросила ее до автостоянки. Там я дала ей свою визитную карточку, чтобы она, если потребуется, могла связаться со мной. Миссис Окснер вышла из машины и поковыляла к лифту. Походка у нее была какая-то неровная, разболтанная, словно ее конечности крепились на шарнирах, как у марионетки, а кто-то невидимый дергал сверху за ниточки. Она помахала мне своей палкой – я махнула рукой в ответ. Из разговора с миссис Окснер я почерпнула не слишком много полезного, но рассчитывала, что она будет держать меня в курсе происходящего здесь в мое отсутствие.