«Б» – значит безнаказанность - Графтон Сью - Страница 42

– Строго говоря, это нельзя считать опознанием. То есть, я хочу сказать, таксист принял заказ, женщина, которую он до этого ни разу в жизни не видел, представилась как Элейн Болдт, вот и все. Кто ее знает? Он просто поверил ей на слово. И мы бы поверили на его месте. Скажем, откуда вам известно, что я Кинси Милхоун? Просто потому, что так сказала я. Кто-нибудь мог выдать себя за нее, чтобы запутать следы.

– Для чего?

– Вот этого-то я и не знаю. Мы имеем по крайней мере двоих, кто мог бы это провернуть. Одна из них – ее сестра Беверли.

– Вторая – Пэт Ашер, – подхватила Джулия.

– Когда Элейн сошла со сцены, Пэт извлекла из этого выгоду. Несколько месяцев она распоряжалась квартирой в Бока-Рейтоне, не платя при этом ни цента.

– Никогда не слышала, чтобы кого-то убивали ради крыши над головой, – едко заметила Джулия.

Я улыбнулась, понимая, что мы бредем на ощупь, вслепую, но все-таки надеялась на что-нибудь набрести.

– Пэт Ашер оставила свой новый адрес? Она мне обещала.

Джулия энергично затрясла головой:

– Кармен говорит, она дала ей какой-то. Но это оказалось фикцией, для отвода глаз. Она собралась и умотала в тот же день, когда ты приезжала сюда. С тех пор ее никто не видел.

– Вот дрянь. Так я и знала.

– Ну ты же не могла ей помешать, – попыталась успокоить меня Джулия.

Я откинулась на спинку дивана и попыталась рассуждать вслух:

– Знаете, это могла быть и Беверли. Возможно, она укокошила Элейн в Сент-Луисе, например, в дамском туалете.

– Или убила ее в Санта-Терезе и с тех пор выдавала себя за нее, – подхватила Джулия. – Может, это она собрала чемоданы, она же села в самолет.

– Или все было иначе, – продолжала я. – Возьмем Пэт. Что, если они с Элейн совершенно чужие люди, которые случайно познакомились в самолете? Возможно, разговорились, и тут Пэт осенило... – Увидев кислую мину на лице Джулии, я осеклась. – Да, звучит не слишком убедительно.

– Ну почему бы не пофантазировать. Может, Пэт знала Элейн еще по Санта-Терезе и отправилась за ней.

Я задумалась.

– Вполне возможно. Тилли утверждает, что Элейн – по крайней мере она считает, что это была Элейн, – вплоть до марта время от времени присылала ей открытки. Но открытки тоже могут быть фальшивкой.

Я принялась подробно рассказывать о своих встречах с Обри и Беверли Дэнзигер, как вдруг меня словно током ударило – я вспомнила одну занятную деталь:

– Постойте. На имя Элейн приходил счет от некоего меховщика из местных, отсюда – из Бока-Рейтона. Вот бы разыскать его – узнать, знакома ли ему ее шуба. Это могло бы нам помочь.

– Какой меховщик? У нас их довольно много.

– Надо уточнить у Тилли. Можно от вас позвонить в Калифорнию? Может быть, если мы найдем манто, то выйдем и на Элейн.

Джулия указала палкой в сторону телефона. Я тотчас связалась с Тилли и изложила ей свою просьбу.

– Вы знаете, – сказала Тилли, – тот чек исчез вместе с остальными, но пришел еще один. Потерпите минуточку, я сейчас проверю.

Не прошло и минуты, как Тилли снова взяла трубку:

– Это напоминание об уплате. Повторное. Меховое ателье Жака – семьдесят шесть долларов за хранение и двести долларов за перекрой. Интересно, зачем ей понадобилось его перекраивать? Тут еще от руки нарисована веселая рожица, под ней приписка "Спасибо за заказ", а ниже – грустная физиономия с таким текстом: "Надеемся, задержка с оплатой – простое недоразумение". Здесь еще несколько счетов. Сейчас я посмотрю.

Я услышала, как Тилли вскрывает конверты.

– Ага. Все просрочены. Похоже, она здорово потратилась. Секундочку. Ого. "Виза", "Мастеркард". Последняя покупка совершена... всего дней десять назад. Но это, похоже, все. Ее просят больше не пользоваться карточками, пока она не покроет разницу.

– Там указано, где произведены покупки? Где-нибудь во Флориде или нет?

– Да, вроде. В основном это... Бока-Рейтон и Майами, да вы можете сами взглянуть, когда вернетесь. Я поменяла замки, так что теперь не о чем беспокоиться.

– Спасибо, Тилли. Продиктуйте, пожалуйста, адрес мехового ателье.

Я записала адрес, а Джулия объяснила, как туда доехать. Я оставила ее и спустилась к машине. Зловещее стальное небо не предвещало ничего хорошего, слышались далекие раскаты грома – точно где-то по дощатому настилу грузчики катили пианино. В неподвижном воздухе было разлито туманное марево, свет, пронзительно белый, резал глаз, зелень травы призрачно фосфоресцировала. Оставалось надеяться, что я обернусь до того, как разразится гроза.

Ателье Жака находилось в недрах торгового комплекса. Элегантная площадь раскинулась под ажурным решетчатым сводом, вокруг в больших голубых вазонах росли хрупкие березки, на ветках висели разноцветные гирлянды, и в предгрозовых сумерках их мерцание напоминало о Рождестве. Фасады магазинов были отделаны гранитом какого-то сизого, голубиного, цвета, так что я даже решила, что важно расхаживавших по мостовой живых голубей завезли сюда специально, для пущего декоративного эффекта. Они и ворковали-то как-то изысканно, словно шуршали новенькими купюрами.

Витрина ателье Жака была оформлена со вкусом. На фоне лазурного неба на белой песчаной дюне чьей-то небрежной рукой скинутое с плеч манто из золотистой куницы, на гребне пучки метельчатой униолы, а по песку тянется похожий на вышивку след, оставленный раком-отшельником. Словно остановленное мгновение: женщина – должно быть, глупая и богатая – спустилась на берег и, сбросив роскошные меха, обнаженная вошла в море – а может, она за дюной предается любви. Я готова была поклясться, что вижу, как колышется трава от несуществующего ветра, и чувствую разлитый в воздухе аромат духов незнакомки.

Я толкнула дверь и вошла в ателье. Если бы я имела деньги и могла представить себя облаченной в шкурки этих несчастных созданий, то не задумываясь оставила бы здесь не одну тысячу баксов.

20

Интерьер был выдержан в голубых пастельных тонах. В центре зала под высоким потолком висела красивая люстра. Лилась негромкая камерная музыка, как будто где-то пиликал не видимый глазу струнный квартет. Обращенные друг к другу, стояли элегантные кресла в стиле чиппендейл. На стенах висели массивные зеркала в золотых рамах. Единственной деталью, которая портила идеальную в остальном атмосферу салона восемнадцатого века, была миниатюрная видеокамера в углу, следившая за каждым моим шагом. По правде говоря, я не понимала, зачем это нужно. Никаких мехов поблизости не оказалось, а мебель скорее всего была привинчена к полу. Я сунула руки в задние карманы – просто чтобы показать, что знаю, как себя вести. В зеркале я увидела свое отражение. Вылинявшие джинсы, фуфайка-безрукавка – словно машина времени по ошибке забросила меня в эпоху рококо. Я поиграла мускулами и подумала, что неплохо было бы снова заняться атлетической гимнастикой. Рука моя походила на змею, которая недавно съела что-то очень маленькое, вроде скомканных носков.

– Слушаю вас.

Я вздрогнула и обернулась. Передо мной стоял мужчина, который выглядел так же нелепо, как и я сама. Огромный, тучный – наверное, весил все триста фунтов, – в широченной блузе, он смахивал на палатку, натянутую на алюминиевый каркас. Ему, должно быть, перевалило за шестьдесят. Лицо его явно нуждалось в подтяжке: обвисшие веки, дряблые губы, двойной подбородок. То, что осталось от его шевелюры, в основном группировалось в районе ушей. Мне послышалось – хотя ручаться не могу, – что он издал очень неприличный звук.

– Я хотела бы поговорить об одном просроченном счете, – сказала я.

– Этим занимается бухгалтер. Сейчас ее нет.

– Одна женщина оставила у вас манто из рыси – почистить и перекроить. Она так и не заплатила по счету.

– И что?

Да, видимо, мои внешние данные не произвели на него никакого впечатления. Сама любезность.

– А Жак здесь? – спросила я.