«А» – значит алиби - Графтон Сью - Страница 37

Когда я вернулась в дом, Грейс сидела на пороге, свесив руки между колен. Ее била мелкая дрожь, и она жалобно всхлипывала. Я помогла ей подняться.

– Ведь Лайл знал, что я собираюсь покопаться в вещах Либби, не так ли? – спросила я напрямую. Грейс посмотрела на меня затравленным, умоляющим взглядом.

– Это не мог быть он. Он бы никогда не позволил такого по отношению ко мне, – произнесла она жалобно.

– Трогательное доверие, – заметила я. – А теперь присядьте. Я вернусь через минуту.

Я остановилась на верхней площадке лестницы, ведущей в подвал. Луч фонаря вспорол непроглядный мрак.

Внизу, у самого основания лестницы, висела вторая лампа, которую я и зажгла. Болтающаяся под потолком лампочка отбрасывала желтый конус неровного, тусклого света. Я выключила фонарь. С первого взгляда стало ясно, в каком контейнере хранились вещи Либби Гласс, – именно он валялся теперь открытый, с отодранной крышкой и вывалившимся наружу содержимым. Картонные коробки были надорваны, а их содержимое в спешке вытряхнуто на пол, образовав мешанину из вещей и бумаг, через которую я и пробиралась, утопая в них по щиколотку. На всех выпотрошенных коробках виднелась жирная надпись, сделанная ярким маркером: "Элизабет". Оставалось лишь узнать, спугнули мы взломщика до или уже после того, как он нашел то, что искал. Вдруг я услышала сзади какой-то шорох и резко обернулась, подняв фонарь, словно дубинку. Около лестницы переминался с ноги на ногу какой-то незнакомец.

– У вас проблемы? – спросил он.

– О черт, напугали. Кто вы такой?

Передо мной, засунув руки в карманы, стоял средних лет мужчина, выглядевший сейчас довольно смущенным.

– Я Фрэнк Айзенберг из третьей квартиры, – проговорил он извиняясь. – Похоже, здесь кто-то побывал? Может, позвонить в полицию?

– Нет, пока не стоит. Мы лучше с Грейс сами разберемся. Вроде бы вскрыт только один контейнер. Возможно, это просто дети баловались, – ответила я, еще не успокоившись до конца. – Так что не стоит зря терять время и подглядывать за мной.

– Прошу прощения. Я просто подумал, что вам нужна помощь.

– Угу, в таком случае спасибо. Если мне что-то понадобится, обязательно вас разыщу.

Он еще на секунду задержался, обозревая весь этот хаос, и, пожав плечами, стал подниматься по лестнице.

Я осмотрела запасной выход из подвала. Кто-то выбил стеклянное окошко и, просунув туда руку, сумел отодвинуть засов. Как я и думала, дверь на улицу была широко распахнута. Плотно прикрыв ее, я задвинула щеколду.

Обернувшись, заметила, что вниз по лестнице осторожно спускается Грейс, все еще белая от страха. Вдруг она схватилась за перила и прошептала:

– Боже, вещи Элизабет. Они выкинули из коробок на пол все, что я так бережно собирала и хранила.

Она устало опустилась на ступеньки, потирая виски.

В ее темных глазах застыли боль, недоумение и что-то еще – я могла бы поклясться, что это было осознание своей вины.

– Может, нам следует позвонить в полицию? – проговорила она, чувствуя явную неловкость от того, что не совсем обоснованно защищала Лайла от моих подозрений. – Вы действительно думаете, что это он? – спросила она, нерешительно взглянув на меня. Потом достала носовой платок, промокнула лоб, словно собираясь стереть капли пота, и пролепетала с надеждой в голосе:

– Может, все-таки ничего не пропало?

– А может статься, мы просто этого не обнаружим, потому что не знаем, что именно ему было нужно, – возразила я.

Она с трудом заставила себя подняться, подошла к ящику и принялась бесцельно перебирать рассыпанные бумаги, плюшевые игрушки, фигурки животных, косметику, белье. Потом попыталась было разложить бумаги по стопкам, но оставила это занятие. Хотя руки у нее еще подрагивали, но, похоже, первоначальный страх уже прошел. Возможно, она была еще слегка напугана и о чем-то напряженно размышляла.

– Надеюсь, Раймонд не проснулся, – предположила я.

Она согласно кивнула. Но слезы все сильнее текли из ее глаз по мере того, как до нее доходили размеры совершенного акта вандализма. Понемногу я приходила в себя и смягчалась. Если это действительно дело рук Лайла, то он поступил чрезвычайно подло, ранив Грейс в самое сердце. Ей и без того было несладко. Я посветила вокруг фонарем и принялась складывать все обратно в коробки: бижутерию, белье, старые издания журналов "Семнадцать лет" и "Вог", выкройки платьев, которые Либби, возможно, так и не успела сшить.

– Вы не против, если я заберу эти коробки на ночь к себе, чтобы просмотреть? А к утру уже смогу вернуть их вам, – обратилась я к Грейс.

– Ладно. Конечно, берите. Не думаю, чтобы это кому-то повредило, – пробормотала она, не глядя на меня.

Казалось, дело безнадежное. Как разобраться в этой куче-мале и понять, что именно пропало? Мне предстояло тщательно перерыть все коробки и постараться что-то найти. Шансы хоть и были, но мизерные. Если перед нами здесь копался Лайл, то времени у него было не так много.

Положим, он узнал, что я собираюсь посмотреть вещи Либби, заехав к Грейс сегодня днем, и она сообщила ему, когда именно я у нее буду. Тогда ему оставалось дождаться темноты. Возможно, он прикидывал, что, перед тем как спуститься в подвал, мы пробудем наверху подольше, чем оказалось в действительности. В результате мы его чуть не застукали – а может, он просто замешкался. Но если и так, то почему бы ему не проделать все это раньше – ведь у него было целых три дня? Однако, припомнив его несомненную наглость, я подумала, что, возможно, он решил доставить себе особое удовольствие и попытался нахально утереть мне нос, хотя такой вариант и представлял для него определенную опасность.

Грейс помогла уложить коробки, всего шесть штук, в машину. Мне, конечно, следовало забрать эти вещи еще во время первого визита сюда, просто тогда показалось нелепым тащиться в Лас-Вегас на машине, забитой картонными коробками. Но по крайней мере они были бы целы. "Опять глупая промашка", – признала я с досадой.

Пообещав Грейс, что буду у нее рано утром, я отправилась к себе в мотель. Ночь мне предстояла долгая.

Купив две упаковки черного кофе, я заперлась в своем номере и плотно задернула шторы. Потом вытряхнула на кровать первую коробку и принялась раскладывать вещи на отдельные кучки. В одну – все, что связано со школой. Далее – личная переписка. Журналы. Игрушки.

Одежда. Косметика. Чеки и счета. По-видимому, Грейс собирала все, что было связано с Элизабет, начиная с детского сада. Табели успеваемости. Школьные сочинения.

Я и представить себе не могла, сколько всего в этих картонных коробках. Институтские зачетки. Копии анкет, поданных при поступлении на работу. Налоговые декларации. Так сказать, полная картина жизни; но на самом деле теперь это был просто мусор. Кому еще придет в голову копаться в этой коллекции? Первоначальные энергия и дух, когда-то придававшие всему этому смысл, уже давно испарились. Но я их ощущала и сейчас. И у меня складывалось свое представление о девушке, чьи поиски, удачи и разочарования открывались сейчас передо мной здесь, в маленькой комнате мотеля. Я даже не знала, что, собственно говоря, ищу. Пролистала ее дневник за пятый класс – почерк очень округлый и аккуратный, простые детские записи. На минуту я представила, что уже умерла и кто-то равнодушно копается в моих вещах. А какие "вещдоки" останутся после моей жизни? Старые чеки. Груда напечатанных и подшитых в папки отчетов, в которых реальная жизнь выжата до лаконичной прозы. О себе лично я ничего особенного не собирала и не хранила. Разве что два свидетельства о разводах. Пожалуй, и все. Значительно больше сохранилось у меня сведений 6 других людях и их жизни, хотя если как следует подумать, то в этих отчетах можно раскопать и кое-что обо мне самой. Моя собственная история – загадочная и неисследованная – была как бы рассеяна по этим аккуратно маркированным документам, каждый из которых в отдельности мало о чем может рассказать. Я просмотрела последнюю из шести коробок, но ничего интересного не обнаружила. К этому моменту часы показывали уже четыре утра, Н-и-ч-е-г-о.