Меч, палач и Дракон - Рау Александр - Страница 52

— Прости, что срываю на тебе свою злость, Луис. Я не могу тебя ни в чем обвинять. Я никогда не забуду, того, что ты не оставил меня одного, — Гийом крепко поэта, — Иди, веселись. Я скоро к тебе присоединюсь.

Поэт вернулся к танцовщицам, вину и Челади. Маг остался во дворике. Ночное небо над Токатом совсем другое, чем над Мендорой. Другие звезды. Красивые, но другие.

Гийом вспомнил, как почти два года назад он точно так же смотрел на звездное небо, после ничейного боя с Луисом, Гонсало и Бласом из-за ненужной ему красотки Изабеллы. Вспомнил, почему пощадил тогда влюбленных; вспомнил о той, что растопила лед его сердца, сломала броню равнодушия, дала новый смысл жизни.

Ангела — та, что его ждет. Та, которой он нужен. Ее хотят выдать за другого. Дракон, объединивший Алькасар, сможет потребовать у Хорхе племянницу в жены, угрожая войной в случае отказа. Но вот нужен ли будет Ангеле Дракон? — жестокий образ султаната, где родные братья всегда убивают друг друга из-за наследства.

Гийому был роднее Камоэнс, где дядя Луиса заслонил грудью его отца.

Что держит его в Камоэнсе? — любовь и друзья. Люди, которых он уважает, мнением которых дорожит: Блас Феррейра и его достойная супруга — добрая отзывчивая Кармен, Луис, веселый дипломат Мигель де Клосто, Барт Вискайно. Хорхе, наконец, пусть и их дружба странна и необычна.

Перейти в Алькасар — предать. А предателем Гийом никогда не был. Искус был преодолен, отогнан прочь кровавый призрак бессердечного крылатого монстра. Маг улыбнулся звездам, ставшим родными и близкими, и зашагал назад к веселью. Ему требовалось убить мысль, перестать думать, найти покой.

Луис де Кордова нашел в отрезвлении свои плюсы — можно было снова пить. Вернувшийся Гийом был почему-то весел и добр, делал комплементы танцовщикам, шутя, обзывал их ведьмочками. Не отставал в винопитии, а вскоре схватил одну из танцовщиц и унес ее за диваны на широкий ковер.

Луис рассмеялся и впился губами в шею Челади, повалив ее на ложе.

Он любил ее так, будто она была его последней женщиной. Он даже любил не столько ее, сколько саму жизнь. Смерть, ходившая рядом, почти касавшаяся поэта своими холодными пальцами, отступала.

Следующим днем Гийом, оставив Луиса в компании вчерашних красоток, отправился гулять по обители султана — Занзию — городу в городе. Эти ведьмочки, конечно, были опасным, но наименьшим злом. Максимум, что угрожало поэту — это укусы и царапины. Янычары — и те избегали обители ночных владычиц.

Чародей решил проверить, как отнесутся алькасары к тамге Вечного Пламени, которую он нацепил прямо на пояс. Результат превзошел ожидания, никто не осмеливался задерживать его, перед магом отворялись все двери. Только на вопросы султанцы отвечать избегали, стараясь не смотреть ему в глаза. То ли, они не понимали Гийома, то ли просто не хотели общаться со странным северным шахом. А может, слух о нем, как о возможном Драконе уже обошел Занзий.

Чужеземец с неестественно светлым лицом, обходящий дворец, не мог не привлечь к себе внимания. Спину его прожигали десятки любопытных глаз. За магом наблюдали, но на общение не шли. Только в конце прогулки, когда Гийом уже решил вернуться к Луису, к нему подошел неприметный слуга. Чародей вопросительно посмотрел на него. Слуга молча потянул его за рукав свободной рубашки.

Гийом решил пойти вслед за ним. Тот привел его в маленькую тесную комнатку.

Хамди — толстый, хитрый и завистливый брат султана — еще не успел отрастить себе усы. У людей востока и юга волосы растут гуще и быстрей, чем у северян, но былая краса бея восстановится не скоро. Маг широко улыбнулся. Хамди рассвирепел, поняв причину его радости, но поборол себя. Он не сводил глаз с тамги.

— Вы искали беседы, бейлер-бей? — вежливо осведомился Гийом.

Хамди воспринял учтивость как издевку.

— Нечистый сын гиены! — взорвался он, — Отродье шлюхи!

— Это все? — маг не сменил тона.

— Не вмешивайся, колдун, — внезапно сказал Хамди.

— Что? Простите, я вас не понял.

— Он признал тебя Драконом? — этот вопрос очень волновал султанского брата.

— Мы не пришли к окончательному решению.

— Хочешь вернуться домой?

— Да.

— Тогда не вмешивайся, колдун, иначе в любом случае ты никогда не увидишь дома, — пригрозил Хамди и покинул комнатку, оставив Гийома размышлять над услышанным.

— Что это значит? — спросил де Кордова.

— Не знаю. Чувствую, грядут перемены. Будем ждать, — пожал плечами маг, который на самом деле догадывался об истинном смысле слов Хамди.

Время шло, беспощадно капало в огромных часах-клепсидрах. Срок, отпущенный султаном, истекал. Гийом мог лишь догадываться о реакции на категоричный отказ. Прежние кандидаты в Драконы, не оправдавшие надежд, умирали. Он — другой, султан дал слово и тамгу, но риск остаться в Токате навсегда слишком велик.

День для чародея прошел быстро и скучно. Любовных утех ему больше не хотелось, слишком уж подозрительными казались Ночные Матери, их мнима ласка и забота. В народных сказках и преданиях ведьма всегда пыталась съесть героя, даже если сначала обильно кормила его и мылила в ванной.

Луис де Кордова же не на миг не оставлял зеленоглазую Челади, покидая ее общество только по нужде. Поэт забывался в ее объятьях, отвергая действительность. Он тяжело переносил неизвестность, маг не стал говорить ему о предложении султана. Друг не мог ни чем помочь, зачем тревожить его этой бедой?

Матери кормили гостей, заставляя стол яствами; развлекали танцами, что будили желание; разыгрывали костюмированные сценки; беседовали, интересуясь их жизнью.

Тем, связанных с султаном, Драконом и ими самими ночные владычицы избегали, просто игнорировали вопросы, делая вид, что не понимают их. Гийом время от времени чувствовал на себе особое внимание. Его пытались зачаровать, пробовали ослабить волю, испытывая терпение и силы колдуна-шаха. Он небрежно рвал сплетения чужих усилий, так что Матери оставляли их, жалуясь на усталость.

Ведьмочек никогда не было меньше трех, всего же их в дворце-жилище он насчитал не меньше десятка — все молодые. Старые — возраста Ханум — не показывались им на глаза. Гийом чувствовал, что его и Луиса постоянно изучают, внимательно следя за каждым движением, словом, шагом.

Чародей не терял зря времени — занялся мизинцем, откушенным зубастым орехоном. Сложная волшба удалась. На месте рубца кожа стала розоветь, появилась маленькая шишечка — палец начал расти.

Второй день, отведенный на раздумья, прошел так же, как и первый. Утром третьего и последнего к шахам пожаловали гости, точней гостья.

Хатум — главная из Ночных Матерей — приближенная к султану, обладающая значительной силой воздействия на разум. Старая опытная и смертельно опасная ведьма. Она вошла в залу в окружении всех Ночных Матерей, видимых ранее магом и поэтом. Не присела в ответ на предложение Гийома. Не ответила на приветствие, осталась стоять у порога.

Луис, дремлющий в обнимку с Челади, сонно поднял глаза. Гийом, игравший с одной из танцовщиц в Смерть Короля, тут же оставил партию. Ведьмочка выигрывала у него уже в третий раз подряд, раньше такие сильные противники Гийому не встречались.

Хатум резко заговорила, и чародей с удивлением осознал, что понимает ее, хотя сам не плел заклятия. Слова старой ведьмы непонятным образом попадали ему прямо в мозг.

— Мы — Ночные Матери. Мы — ждем дитя огня — Дракона, — голос ее был хриплым и каркающим, — Я чувствовала на тебе дыхание Вечного Пламени, но сомневалась. Нужно было время, чтобы понять.

— И к какому выводу ты пришла? — невозмутимо осведомился Гийом.

— Ты не Дракон, колдун.

— Прекрасно, — маг поклонился Хатум, — Луис, ты слышал, я не змея с крыльями!

— Я рад, — буркнул поэт, — надеюсь, нас отпустят домой.

— Ты не покинешь, Алькасар, шах, искусный в сложении касыд и газелей. Султан Ибрагим, выслушал меня и отверг. Он — святотатец — хочет объявить колдуна Драконом, — Хатум говорила не громко, но в дрожащей тишине ей слова звучали, словно молот гонга.