Меч, палач и Дракон - Рау Александр - Страница 47

— Вы не страну беспокоитесь. Хамди, а завидуете брату. Настолько, что вам противны все его планы. Однако не бойтесь, Дракона султану вовек не сыскать, — ехидно закончил маг.

— Ибрагим считает, что дракон это ты, колдун.

Гийом не думал, что еще есть вещи способные его удивить, но ошибался.

— Я? — он искренне рассмеялся.

— Да. Ты владеешь огнем и другими стихиями. Ночные Матери, воззвав к духу Сайлана, сказали Ибрагиму: Дракон — это северный колдун.

— Султан будет разочарован, я не собираюсь покорять для него мир.

У мага зачесалась спина, он потер зудящее место. Разочарованно вздохнул — нет, это не крылья ангельские прорезались, а потная рубашка прилипла к телу.

— Думай, как скажешь это Ибрагиму, — расхохотался Хамди, — Брат мой не терпит возражений. Он потратил полказны, разыскивая «драконов», но не один из проходимцев, польстившихся на его золото, не прожил долго. Тебя — самозванца — сварят живьем в кипятке!

— Я не самозванец, — спокойно поправил его Гийом, — Спасибо за прояснение ситуации, — маг встал, — Пусть меня отведут к Луису.

Хамди, которого эта невозмутимость бесила, крикнул стражу, беседа ему надоела. Гийом вышел не прощаясь. Белей-бей Сеяты шумно выдохнул, выпуская раздражение, поднес к губам пиалу. Что-то попало в вино. Шерсть? Нет.

Хамди заскрежетал зубами. В пиале плавали его усы. Гордость бея оказалась срезанной, колдун сумел отомстить ему.

Он подавил гнев, желание тут же схватить колдуна и содрать с него кожу. Хамди убедил себя, что его брат Ибрагим, да сгорит он без остатка, накажет Гийома-северянина лучше его.

Ненавистный брат султан, занимавший его, Хамди, законное место, был знаменит не столько победами, сколько хитрым нравом. Не счесть, сколько бейлер-беев и санджаков, не говоря уже о простых сипахиях, пало от руки его. Он творит неправый суд, нарушая все обычаи, отнимая у достойных земли их отцов и дедов.

Если первый султан — легендарный Карим, был прозван грозой Неверных. Ибрагим же гроза Верных!

— Пусть умрет он от заворота кишок! Пусть огонь съест его нутро! Пусть Ибрагим утонет в собственной моче! — молча взывал Хамди к Вечному Пламени.

Молча, потому что хоть Ибрагим и пощадил родного брата, но глаз с него не спускал, наводнив окружение корсарского бея своими шпионами.

Окончив молитву, Хамди стал любоваться своим ятаганом. Мысленно представляя, как снесет им голову брата. Корсарский флот возвращался в Сеяту, откуда по хорошим дорогам меняя лошадей на султанских дворах, можно было добраться за две недели.

Глава 14

— Мой отец был великим воином! — хвалился Джайхар, которому Хамди поручил охрану гостей-пленников, — Приняв истинную веру, он потопил десять, нет двадцать судов неверных! Перебил тысячу врагов!

Жеребец санджак-бея Джайхара был настоящим красавцем: высокий в холке, длинноногий, пышногривый, иссиня-черной масти. Кожаную сбрую украшали серебряные монеты и цепочки, попона была пышной, алой под цвет сапог всадника.

Джайхар собрался как на войну, словно ехал не в свою столицу, а на штурм чужой. Слева у седлу был один прикреплен саадак со стрелами, справа другой с коротким луком; за спиной овальный щит; на поясе ятаган; к седлу же крепилась длинная пика.

Доспех его был легок и слаб по сравнению с камоэнским: кольчуга без рукавов, да шлем-тюрбан. Так же были снаряжены все всадники свиты, их оружие отличалось лишь качеством и богатством отделки.

Гийом и Луис не обманывались видимой слабость алькасаров, первый видел наяву, второй слышал рассказы Бласа Феррейра, о том, как страшна алькасарская конница. Сила ее в многочисленности воинов и их презрении к смерти.

Джайхар хвалился, Луис старался не отставать от него. Вот уже неделю они следовали в Токат — Обитель Верных — город Неугасимого Огня — сердце Алькасара, задыхаясь от пыли дорог. Странствия сближают, и камоэнсцы, устав от молчания, стали заводить разговоры с алькасарами, которые и сами были не прочь познакомиться с северными шахами, видеть которых желал сам Султан.

— Это еще, что! — гнул свое де Кордова, — Мой отец с братом оказались отрезанными от своих в битве с остияками. Целую ору враги не могу ли их одолеть, отец и дядя рубили их секирами как дровосеки, свалив сотню, не меньше. Когда наши были уже совсем близко, один остияк коварно выстрелил из арбалета. Дядя закрыл отца, и смертью своей спас ему жизнь.

— Молодец, настоящий богатыр, — похвалил неизвестного ему шаха Джайхар, — Защитил господина.

— Какого господина? — удивился Луис, — Они были родными братьями.

— Быть такого не может! — воскликнул Джайхар.

— Луис, вы не знаете местных традиций, — вмешался Гийом, — В Алькасаре бастардов не стыдятся, наоборот. Сыновья, прижитые от наложниц, принимаются в род и закрепляются за законными наследниками в качестве телохранителей. Здесь верность друг другу хранят лишь сводные братья, единокровные же часто бьются насмерть. Похоже на ваш майорат, наследный лен кидают как кость сильнейшему.

— Какая дикость, — возмутился де Кордова.

— Это закон, данный Драконом, сильные владеют всем. Слабые подчиняются. Либо уходят, — подтвердил Джайхар, — Он справедлив и в семье, и в стране, и в политике.

— Потому-то бейлер-бей Хамди и ненавидит люто султана Ибрагима. Ненавидит, но подчиняется как слабый. Если Хамди займет место Ибрагима, то наш Джайхар станет визирем.

Джайхар, и так ровно сидевший в седле, гордо выпрямился.

— Мы не знаем, когда и как сгорит наша жизнь, какие угли даст. Может, я и буду визирем, — корсар заговорил как поэт.

— Гийом, он открыто замышляет измену, — тихо сказал Луис.

— Вовсе нет, — обычным тоном ответил маг, — Здесь мятеж и смена власти происходят почти по неписанному закону. Если нам не повезет, мы увидим его собственными глазами. За слуг отвечает господин, Джайхар без Хамди не сделает и шага. Алькасары как муравьи им нужна матка — старший.

— Дракон, — подсказал де Кордова.

— Мы ждем Дракона и отбираем сильных и достойных, — подтвердил слышавший их Джайхар.

Луис де Кордова наблюдал за землями по обеим сторонам дороги, удивлялся, почему при таком богатстве султанцы нападают на соседей. Покатые холмы, превращенные в виноградники, переходили во фруктовые рощи, поля и плантации хлопка и льна. Колосья пшеницы в особо плодородных местах могли скрыть человека.

— Аппетит приходит во время еды, — объяснял Гийом, — Мало иметь землю, нужно ее обработать правильно. Здесь до сих пор двухпольная система земледелия, низкие урожаи. Видите крестьян, у них деревянные мотыги. Доменных печей до сих пор не знают, только горны, а на них много железа не сделаешь. Алькасары консерваторы. Качество привыкли заменять количеством.

Впереди показалась небольшая деревня, принадлежащая султану — на столбе у въезда были прибиты две скрещенные деревянные сабли. По обеим сторонам дороги стояли дворы крестьян-раятов. Луис удивился их бедности, деревьев в округе он видел много, но у большинства раятов дома были сложены из обожженной глины.

У неказистого деревянного здания на деревенской площади — харчевни — собралась большая толпа. Джайхар направил лошадь к харчевне, решив отобедать здесь. Кроме взволнованных раятов в плохоньких одеждах на площади стояли телеги под охраной пеших солдат с топориками, которыми командовал лысый человечек в драном, но богатом плаще.

Худой крестьянин с лицом изможденным от работы бросился под ноги черного жеребца Джайхара. Разговор шел на алькасарском, Гийом и Луис не понимали ни слова, только смотрели.

Тут же к санджак-бею подбежал лысый человечек с глиняными табличками в руках. Крестьянин, стоя на коленях, жаловался Джайхару. Лысый, очевидно, сборщик налогов, оправдывался, не спеша, с достоинством. Подбежали другие крестьяне, все стали кричать. Всадники Джайхара разогнали их.

Санджак-бей спрыгнул с коня, взял у лысого таблички и пошел к повозкам, худой крестьянин засеменил за ним. Внимательно осмотрев повозки, Джайхар резко выхватил из ножен ятаган и разрубил лысого напополам — наискосок от правого плеча. Туловище сборщика налогов упало, ноги продолжали стоять. Раяты с торжествующими криками стали топтать труп.