Меч, палач и Дракон - Рау Александр - Страница 38

Корабельный кузнец открыл для турубаров сталь, Пабло Гальба показал им новые приемы боя, врач спас жизнь турубарскому старейшине, другие члены команды тоже нашли, чем удивить своих спасителей.

Жрецы турубаров посовещались и объявили народу и старейшинам, что эти белые люди — посланники Неба.

Тот день, когда ему в первый раз торжественно обрили голову и раскрасили лицо, Жозеф Парадо не забудет никогда. Жизнь его разделилась на две части. До и после. Там за незримой чертой остались Камоэнс, море, дом и невеста.

Здесь — приветливые любопытные туземцы, наивные словно дети; здесь — новое пристанище, которое со временем тоже стало домом, когда в нем поселилась черноглазая страстная Лула. Здесь все просто и ясно. Есть друзья — турубары и враги — орехоны, дерись моряк, тебе есть за что драться.

Постепенно новая жизнь стала настоящей. Появились дети, которых посвятил в истинную веру Пабло — как вождь корабелов — их судовой священник утонул.

Жозеф Парадо сильней прочих камоэнсцев прикипел душой к этому новому миру, и не потому, что в Камоэнсе он был простым штурманом, а здесь стал властителем стольного города. Он почувствовал в этой теплой гостеприимной земле свою родину, полюбил местный уклад, в котором до сих пор властвовала народовластие, имелась выборность вождей.

Известие о том, что белые люди разорили прибрежный городок, он воспринял с болью. Настоящая злость пришла, когда он узнал, что это были свои. Не о такой встрече они — корабелы — мечтали.

Жозеф избегал общества бывших соотечественников. Они еще не искупили свою вину кровью. Но один из них — колдун Гийом — не отставал от него, расспрашивал, не обращая внимания на грубые ответы.

— Напрасно ты злишься на меня, Жозеф, — мирно ответил Гийом на очередную колкость, — Мы больше не враги. Ты здесь хозяин, и тебе нечего меня опасаться.

Они шагали рядом по пыльной дороге, впереди войска. Здесь не было пыли, поднимаемой сотнями ног в сандалиях, сапогах, а то и просто босых. Армия спешила в столицу, явить народу и совету Старейшин живое свидетельство мира и союза. Новости об этом еще в день «сдачи» конкистадоров понесли быстроногие скороходы.

— Я тебя боюсь? — удивленно воскликнул Парадо, — Не слыхал слов нелепей.

— Боишься, — повторил маг, — В глубине души. Мы — конкистадоры — разрушаем твой привычный устоявшийся мир. Приплыли от самого короля, именитые вельможи и так далее. Уважение к знати и власти тебе привили с детства.

На Гийоме была турубарская хлопковая накидка, окрашенная индиго, (где сумел найти — неизвестно), которая нелепо смотрелась в сочетании с его широкими штанами алькасарского покроя и босыми ногами. Большой сапфир на цепочке все время вырывался из-под накидки и сверкал тысячью граней в лучах жаркого южного солнца.

К одному до сих пор не мог привыкнуть Жозеф Парадо — к местной жаре, солнечный Камоэнс по сравнению с землями турубара казался холодным Лагром.

— Откинь прочь эту чушь, вспомните, что мы незваные гости, и обретешь покой, — продолжил маг, время от времени вздрагивающий; потому что песок обжигал белые, давно не видевшие света, ступни.

— Покой, — хмыкнул Жозеф, — черта с два, а не покой. В лучший мир не тороплюсь. И здесь дела есть. Но за совет спасибо. В Герубе вспомню, что я градоначальник — виник, то есть, и скормлю конкистадоров священным ягуарам, крокодилам, обезьянам и прочей живности.

— Не спеши, — маг улыбнулся, — Мы вас еще пригодимся. За золото и возможность вернуться домой ландскнехты орехонов зубами порвут.

— Не порвут, у ушастых опыта больше, они по праздникам и после побед себя человечиной балуют. Особенно сердце уважают, чем страшней враг, тем вкусней оно считается. Твое, маг, если про огонь с неба не сказки, у них только самому сапа-инке и подадут.

— Не сказки, — мотнул головой Гийом, — Я же сказал — пригожусь.

Пришло время привала. Командирам достались места в тени. Жозеф откупорил фляжку с водой, отхлебнул, предложил магу, тот не отказался. Столичный виник истекал потом, среди турубара он был самым сильным; и крепкое телосложение обрекало его на лютые муки. Не приспособленным оказался организм моряка с севера к такому яркому солнцу.

— А за что тебя сюда послали, маг? — спросил Жозеф, утолив жажду, — Мне Пабло сказал, что ты важная персона. Настолько важная, что с его отцом враждуешь, и до сих пор жив.

— Я — изворотливый сукин сын, потому и жив. Я — одна из самых опасных змей в гадюшнике короля, — без тени улыбку произнес маг, спасаясь в тени высокой пальмы, — Сослали, потому что мешал. Уезжать не хотел, но пришлось, слово Хорхе дал.

— Гадюка? А я — ягуар — воин то есть, — Жозеф отметил для себя причину поездки, — Вы — конкистадоры — люди какие-то странные, Марк тебя не любит, но отзывается уважительно. Илия тебя тоже на дух не терпит, как можно недружной компанией в бой идти?

— Приказ короля — закон, если слово дал. Не я собирал экспедицию, не я старший. Скажи, твой титул «виник» — то он значит? Чему равен: герцог, граф?

— Наместник области. У турубаров графьев нет. В деревнях и городах выборные советы старейшин, которые из своего числа, опять же, избирают на срок правителей-виников. Совет Виников, в который входят и высшие жрецы и ветераны-ягуары определяет достойного звания — халач-виника — военного вождя. Здесь титул достается потом и кровью, за знания и полезные для народа дела, а не от рождения.

И означает он лишь новую ступень ответственности, — разоткровенничался Жозеф, вспомнив, сколько дел ждет его в Герубе, — Готовность умереть первым. А зазнаешься, или украдешь чего — быстро на корм крокодилам пойдешь, у нас с этим строго.

Гийом улыбнулся, услышав «у нас».

— Мне нравится твоя страна, Жозеф, — признался он, — В ней есть много достойного честной зависти.

Виник Герубы покраснел.

— Стареемся, маг. Десять лет учим их, чему можем, отдаем все силы, жизней не жалеем. Было нас тридцать два корабела — сейчас лишь девять осталось. Турубара это видят и ценят. Поэтому: и я наместник, и Пабло — военный вождь.

— Вы турубаров смягчить не пытались? — поинтересовался маг, — Жесткий народ — скармливают людей крокадилам…

— Зачем? Это просто местный аналог виселицы. А вот к Богу истинному их приобщить — сделать ратофолками — мысли были. Только вот трудное дело это, терпения, знания и благословения Господа требующее. А у нас ни знаний, ни сил, не времени заняться этим нет. Здесь миссионеры нужны грамотные. Турубары народ добрый, хорошее слово любящий. Может, и поверят. Все у нас хорошо, только орехоны мешают. Да остияки — дьяволы-работорговцы.

— Дьяволы-работорговцы? Так ведь рабы и у вас есть.

— У нас за дело. За воровство. На время. А они у «ушастых» пленных покупают и в рудниках или на плантациях до смерти работой изводят. Месяца три-четыре и нет человека. У меня племянник в плен попал, чудом бежал. Разговорились мы с тобой, маг, а привал уж закончился. Вставай.

Глава 12

Мало кто любит ранний подъем. Душа витает во снах, тело нежится на перине, все существо человеческое расслабленно; а тут слуга орет под ухом, пользуется моментом и мстит за все обиды.

— Вставайте, масса! Утро!

Сэр Роберт Пил вздрогнул, так что сердце екнуло и мигом лишился сладостного наваждения. Разморенное тело слушалось плохо, но он все же сумел схватить сильной жилистой рукой негодного денщика.

Мальчишка-туземец, закусив губу, без стона сносил тяжелые удары. Масса Роберт не любил, когда рабы кричат.

— Получай, засранец! — крепкий кулак взрезался под дых, — Будешь знать! — удар в ухо валил мальчишку на пол, — Уф! — сэр Роберт повел ладонью по лицу, — Что разлегся! Бренди и поживей!

Слуга, захваченный орехонами еще малышом и после купленный за смышленость Робертом, не помнил своего настоящего имени и откликался на Манки.

Сэр Роберт Пил — генерал-губернатор Остийского Юга — потянулся. Злость от пробуждения он выместил на Манки и теперь чувствовал себя прекрасно. День предстоял нелегкий: сначала осмотреть новый рудник, потом съездить к туземному царьку сапа-инке — длинноухой обезьяне, которой вновь понадобилась помощь Великой Остии. Что бы он делал без нашей стали!