Мама - Баруздин Сергей Алексеевич - Страница 2

— Замолчите! — резко крикнула Зина. — И уходите… отсюда, — добавила она.

— Я уйду, уйду, — засуетился он, вставая и направляясь к двери.

В коридоре он даже оделся и хлопнул дверью.

«Слава богу», — подумала Зина.

Но через полчаса он вернулся вместе с мамой.

— Что у вас тут произошло? — Мама бросилась к Зине, не раздеваясь.

— Ничего, — холодно сказала Зина.

— А все же? — повторила мама.

— И все же ничего, — подтвердила Зина и ушла в папин кабинет, закрыв за собой дверь.

Гроза так и громыхала где-то по соседству, небо разрезали молнии. Ветер налетал порывами на деревья и шелестел листвой.

«Противно!» — сказала про себя Зина.

С мамой они так и не объяснились. Мама несколько раз спрашивала, но Зина стояла на своем: «Ничего!»

А к дяде Коле стала приглядываться.

Пьяница — это ей было ясно.

«Старше мамы, лет на десять старше, — отмечала про себя. — Папа тоже был старше мамы лет на пятнадцать, но он не выглядел стариком. А этот — старик».

Зина не знала, где и кем работает дядя Коля, но ей казалось, что он снабженец. Вот и домой к ним без конца приносит какие-то дефицитные продукты, а маме дарит дорогие вещи: оренбургский платок, брючный костюм, югославские туфли.

И еще он казался ей каким-то неумытым.

«Может, во мне ревность говорит? — думала Зина. — Нет, это не ревность. Да, я любила и люблю папу. И мама его любила. И я хочу, чтобы мама была счастлива. Но только не с этим!..»

В их классе многие увлекались плаваньем, благо бассейн «Динамо» был рядом. Зина ходила уже второй год в бассейн. Ходила вместе с одноклассниками — подружками и мальчишками. Правда, абонемент на этот год выпал неудачный — сеанс вечерний, с шести часов. И все же в бассейне было хорошо и летом, и зимою.

Однажды она, как всегда, пришла в бассейн к шести часам, встретила своих и стала раздеваться.

— Пошли! — крикнула она, выходя из кабинки.

И вдруг она увидела в бассейне маму и дядю Колю. Мама была худенькая, ладная, подтянутая, в голубом купальнике со звездочкой на груди, а рядом стоял обрюзгший дядя Коля с вываливающимся брюхом.

Зина инстинктивно подалась назад.

«Лишь бы не увидели».

— Ты что? — спросила одна из подружек.

— Я сейчас, — сказала Зина. — Идите, идите.

Она растерялась.

«Ведь мама же знает, что я хожу в бассейн. И ничего мне не сказала».

Зина с минуту смотрела в открытую дверь, как мама и дядя Коля спускаются в воду, потом резко повернулась и стала одеваться.

Дома Зина с нетерпением ждала возвращения мамы. Судя по всему, мама и дядя Коля впервые были в бассейне, и Зина ждала, что мама что-то скажет ей.

Мама и дядя Коля вернулись в восемь. Мама была возбужденная, веселая.

Поздоровалась — и ничего.

Дядя Коля поклонился, поставил на стол бутылку.

«Забыла», — решила Зина.

День был сегодня отличный: ясный и свежий. По небу гуляли бледные облака, в воздухе пахло листвой и свежескошенным сеном. На газонах трещали ручные косилки.

У Зины было прекрасное настроение. Она получила комсомольский билет.

Еле дождалась вечера.

— Мамочка, смотри, — подбежала она к двери, как только появилась мама, а за ней дядя Коля.

— Поздравляю, — сказала мама и чмокнула Зину в щеку.

— Это надо отметить, — сказал дядя Коля.

Зина повернулась и ушла к себе. Дверь закрыла.

Мама возилась на кухне и у стола. Зина слышала.

Наконец открыла дверь:

— Идем ужинать.

— Я не хочу, — сказала Зина.

— Ты что, поела?

— Да, — сказала Зина.

— Как хочешь.

Она ушла, прикрыв дверь.

Зина весь вечер просидела одна. Кое-как доделала уроки. Потом смотрела на фотографии.

Подумала: «Только его здесь и не хватает!»

Она слышала, как в столовой смеялись мама и дядя Коля. Потом — как они включили телевизор.

Зина не выходила.

Прошел час и другой.

Телевизор щелкнул. Выключили. Мама на кухне гремела посудой. Наконец и там стало тихо.

Зина продолжала сидеть за папиным столом.

Часы показывали половину двенадцатого.

— Ты что не спишь? — Мама появилась в ночной рубашке.

— Не хочу, — сказала Зина.

Мама прикрыла дверь и подошла к ней:

— Ты почему злишься?

— А почему ты замуж не выходишь? — резко спросила она.

— Ах, вот ты о чем? — Мама будто удивилась. — А если я не хочу?

Зина молчала.

— А знаешь, что я его выгоню? Скоро. Может быть, даже завтра?

У Зины подскочили брови:

— Как?

— А вот так!

И она вышла, даже не сказав «спокойной ночи».

И раньше Зина ничего не понимала, а теперь запуталась вовсе.

На следующий день дядя Коля действительно не пришел. Пришел другой — молодой, моложе мамы, в очках на горбатом носу. Представился Зине:

— Валерий Алексеевич.

Мама опять восторженно хлопотала вокруг, не зная, как угодить Валерию Алексеевичу. А тот стеснялся, молчал и от робости, видимо, называл Зину на «вы».

Валерий Алексеевич был приятнее дяди Коли. Он оставался дома допоздна, Зина уже засыпала, но утром его никогда не оказывалось.

«То ли ночью ушел, то ли рано утром», — думала Зина.

Так было с полгода. Пропал Валерий Алексеевич так же неожиданно, как и появился.

И буквально следующим вечером на смену ему пришел дядя Жора. Этот был опять сед и стар, и ростом ниже мамы на полголовы, и еще заикался.

Дядя Жора ночевал до утра и утром никуда не торопился, долго сидел в ванной, и Зина не успевала умыться. Мельком она слышала, что Валерий Алексеевич был доцент, а дядя Жора — художник. У него даже была своя мастерская.

— Приезжай ко мне, Зинуля, в гости, покажу свои работы.

Дядя Жора опять обращался к ней на «ты» и противно называл ее Зинулей, и руки у него были сухие, шершавые, и сам он напоминал пересохший сухарь.

Летом дядя Жора, а потом и мама предложили Зине поездку по Волге до Астрахани, но Зина наотрез отказалась:

— Нет, нет, нет, я еду в лагерь вожатой!

И уехала на две полуторных смены и была счастлива, что она не дома, не видит не только дядю Жору, но и маму.

А в конце августа, когда вернулась домой, дяди Жоры уже не было, и никого не было, и мама была опять грустная, молчаливая, и все у нее валилось из рук.

По вечерам они уже не ужинали (мама давала деньги: «Перекуси где-нибудь»), и даже чай иногда не пили, и не включали телевизор. Зина опять ходила в бассейн, а зимой еще и на каток ЦСКА по соседству и старалась возвращаться попозже.

Много раз собиралась поговорить с мамой. Подходила, прижималась к ней, вот-вот соберется, но так у нее ничего и не получалось. И сама мама ни о чем не заговаривала, и в душе Зина обижалась.

«Ведь уже не маленькая, — думала она. — Чужих ребят мне доверяют, а тут…»

Мерно отстукивали на стене старинные часы, когда-то приобретенные папой. Ходил влево-вправо могучий медный маятник, отсчитывал время. Каждые полчаса слышался тихий мелодичный бой.

И может, впервые сейчас Зина подумала о времени. Как медленно и как быстро идет оно. Кажется, еще только вчера ходила в первый класс, а теперь скоро кончать школу. Кажется, еще только вчера дома все было так хорошо, а сейчас вот и папы нет.

И фотографии — свидетельницы времени. Красноармеец. Старший лейтенант. Майор. Полковник. Мама молодая и сейчас. И она, Зина, — от крошечной до почти нынешней.

Время идет, идет, идет, а ничего еще не сделано.

И у мамы. Эти дяди Коли, Валерии Алексеевичи, дяди Жоры.

На работе маму ценят и любят, Зина знала, а дома — все кувырком, все случайно, как будто и время остановилось. Неужели так можно жить?

Перемена пришла как раз зимой. Он пришел в один из февральских вечеров вместе с мамой — высокий, обветренный морозом, в майорской форме, чем-то очень напоминавший отца. От него пахло морозом и свежим снегом.