Девственная селедка - Вильмонт Екатерина Николаевна - Страница 4

— А где я, по-вашему, буду через год?

— Ну, я не знаю, откуда вы…

— Из Ленинграда.

— Значит, в Ленинград вернетесь…

— Да нет, не хочу я в Ленинград… Да и смешно мне в моем возрасте верить в розовые сказки. Тем более в нашей стране.

— Но ведь возвращаются уже! Академик Сахаров…

— Так это ж какая фигура… Весь мир видит, а я кто для мира?

— Посмотрим!

— Ладно, спасибо на добром слове, Ева, а вам, Варвара Семеновна, за приют, за ласку. Пойду сложу дрова.

Он вышел.

— Что ты, девка, горячку порешь! Не знаешь о человеке ничего. Некуда ему возвращаться в Ленинград. Да и вообще…

— Бабусь, а за что его посадили?

— Да не знаю я точно, но только как его забрали, жена с ним развелась, мать его старую из квартиры на летнюю дачку выселила, она там и померла… Сукой последней жена-то оказалась. Ни передачки ему, ничего… Адвоката оплатить не пожелала… Друзья, правда, помогали, прошлый месяц двое даже приезжали к нему, а он потом напился, едва себя не порешил… Это они ему про мать рассказали… Он не знал, думал так, от болезни да от горя померла… Он у матери единственный был, да и то сказать, она его поздно родила, в сорок два года, тоже бедолага одиннадцать лет сидела ни за что… И отец… Он из немцев был, сосланных в Казахстан.

— Дааа, бабусь… И эта падла, его жена, старую женщину, столько настрадавшуюся, просто выгнала? Куда ж его друзья хваленые смотрели? — вскипела вдруг праведным гневом Ева.

— Да я толком и не знаю… А может все еще не совсем так было… Может, кто из друзей-то к женке его подъезжал, она от ворот поворот дала, а он счеты свести так решил.

— Бабусь, ты что!

— Бывает так, девка, бывает! Мужики-то они иной раз и мельче и подлее бабы бывают. Ладно, ты не вешай нос-то, поди к Шурке сходи, она уж сколько раз прибегала, когда Евка приедет! Соскучилась по подружке-то.

— Да ладно, успею еще. Бабусь, а тебе может помочь чего надо, ты говори.

— Да не надо. Я и сама еще справляюсь, спасибо, вот Георгий Иванович с тяжелой работой помогает.

— Ой, а телевизор-то у вас когда-нибудь будет?

— Обещают все. Да только и без телевизора жить можно, а то, говорят, в городах-то скоро уж дети родиться перестанут, родители все телевизор смотрят…

Ева засмеялась, поцеловала бабушку. В этот момент раздался стук в дверь и тут же дверь распахнулась и в дом влетела Шурка, старая подружка, румяная от мороза.

— Евка, приехала! Ой, какая ледащая стала, мамоньки мои. Баба Варя, что ж это делается, кожа да кости. Так замуж никогда не выйдешь!

— Много ты понимаешь, сейчас худые в моде, чем тощее, тем лучше, — засмеялась Ева, обрадовавшись подруге детства.

— Да ну, скажешь тоже… Мужик не собака, на кости не бросается.

— Так в Москве мужики тоже за модой следят!

— Да ладно врать-то! — хохотала подружка. — Евка, а пошли вечером в клуб. Там кино сегодня, хорошее, говорят.

— Какое? Может, я видела уже?

— Не запомнила я название! Но вроде индийское.

— Ох, не люблю я индийское! Чуть что поют и пляшут.

— Ну и чего? А мне нравится… А может, там и не индийское… Ну, давай сходим.

— Черт с тобой! А танцы будут?

— Какие танцы? С кем у нас танцевать-то? Ой, Евка, ты знаешь, Вальку Скуратова домой в цинковом гробу привезли.

— Из Афганистана, да? — перешла на шепот Ева.

— Не знаю, говорят… Но тишком. Боятся. Парней совсем не осталось. Ев, а в Москве-то на танцы ходишь?

— Нет. Некогда мне. Правда, в институте в самодеятельности участвую. Пою в ансамбле.

— Да? А в институте парней-то много?

— Хватает.

— А у тебя никто еще не завелся?

— Да нет…

— Ой, баб Варя, мы пойдем погуляем, ладно?

— Да идите, сороки!

Девушки оделись и выбежали на улицу.

— Ой, а воздух-то какой тут!

— А чего воздух? Воздух он везде воздух!

— Да, попробовала бы ты… В Москве знаешь сколько машин, заводов, фабрик…

— Ладно, про это я и сама знаю! Ты мне лучше про парня своего расскажи.

— Да я не знаю, чего рассказывать…

— А все. Ты же знаешь, я никому никогда…

— Нет, правда, мы только недавно познакомились.

— Было уже чего?

— Чего?

— Сама что ль не понимаешь?

— Честно? Было.

— Ой, и как?

— Да ничего особенного… Даже неприятно сначала. А потом ничего… Мне, Шур, девчонки наши книжку одну дали, американскую…

— Про что? — с придыханием спросила Шурка.

— Ой, Шур, там такие вещи… Тетка одна все в подробностях описывает, как и чего надо делать женщине, чтобы доставить удовольствие мужику и самой тоже чтоб приятно было.

— Ну, мужику, известно как угодить, ноги раздвинуть и не рыпаться.

Ева захохотала.

— По той книжке выходит, что рыпаться как раз очень сильно надо. Это одна часть, а вторая наоборот, что мужику делать…

— Евка, расскажи!

— Ну вот еще… Я тебе расскажу, а здешний мужик еще чего доброго тебя прибьет…

— А ты эту науку пробовала?

— Нет пока… Я стесняюсь. Надо привыкнуть.

— Господи, да чего ж там такое? Хоть на ушко шепни. Интересно же…

Ева и в самом деле шепнула ей что-то на ушко.

— Тьфу, с ума сошла? Гадость какая! Да я лучше умру… Стыдобища…

В этот момент Ева увидела идущего им навстречу Георгия Ивановича.

— Ой, здрасьте, Иваныч! — крикнула Шурка.

— Привет, девушки.

Он скользнул по ним взглядом, а Ева вдруг опять ощутила странную дрожь в ногах.

— Это ссыльный у нас тут…

— Знаю, он к нам нынче заходил.

— Да, бабка твоя его привечает… Филипповы его в избу пустили, а сами в Омск подались к сыну. К нему наши мужики сперва привязываться стали… Ну, по пьяни… Он Саньку Лещева так отделал… Тут они хотели в мусорку его сдать, а он ведь раз в неделю сам туда мотается, отмечаться, оно ему надо? Он остальным мужикам водки выставил, они и угомонились, а Лещеву одному кто поверит? Да он и сам к мусорам не пойдет… А баб наших Иваныч к себе не подпускает. В шею гонит. Говорят, у него в районе одна есть…

Эти слова почему-то были очень неприятны Еве.

Глупость какая… Зачем мне сдался этот хмурый старый мужик? Лагерник… У меня же есть Тоник… Он красивый, молодой, перспективный, из хорошей семьи и он меня любит…

— Евка, ты чего столбом стала? Айда в клуб, глянем, что за кино.

— Слушай, Шур…

Но в этот момент к ним подскочила Зойка Духовских.

— О, москвичка пожаловала! Как дела-то?

— Привет, Зой. Дела лучше всех.

— Что-то я гляжу, ты в своей Москве вовсе отощала. По радио говорили, у вас с продуктами перебои…

— Мне хватает.

— Зой, а Евка говорит, в Москве нынче тощие в моде.

— И чего? Мало ль какие у них моды, а у нас своя.

Зойка была пухлая, румяная, кровь с молоком. Говорили, за ней зам. прокурора района ухлестывает. Правда, он женатый, с двумя детьми. Но при катастрофической нехватке здоровых мужиков и это было достижением. Правда, отец Зойки, прослышав про этот роман, чуть шкуру с нее не спустил. Но зам. прокурора поговорил с ним по-свойски. Тот притих, но запил…

Все это Шурка рассказала Еве по дороге в клуб.

Увидав написанную от руки афишку «Блондинка за углём», Ева явственно ощутила пропасть, отделившую охваченную перестроечной эйфорией полуголодную Москву от этой заброшенной деревни со смешным названием Половинка, где она прожила шесть лет, с девяти до пятнадцати. Однако пяти лет в Москве хватило, чтобы пропасть показалась непреодолимой… Никогда бы сюда не приезжала, если бы не бабушка. Вот, если поженимся с Платоном, заберу бабушку в Москву, ей тут тяжело одной… Хорошо, хоть этот ссыльный помогает… Но он ведь может скоро уехать, все к тому идет, политических, наверное, скоро всех отпустят.

— Ну что, Евка, ты это кино смотрела?

— Ага.

— Ну и как?

— Мне не понравилось.

— Почему?

— Не понравилось и все! — отрезала Ева.

— А мне стоит сходить?

— Сходи! Там артисты хорошие, — обрадовалась Ева, ей вдруг стало скучно с Шуркой. Лучше дома посижу, бабушка обещала шанежек напечь, с картошкой, ее любимых. Может Иваныч придет… С ним, по крайней мере, есть о чем поговорить.