Предрассветные всадники [неоконченное] - Говард Роберт Ирвин - Страница 3

— Ну что ж, этот план ничуть не хуже любого другого, — со вздохом ответил Кулл. — Едем на восток.

И войско двинулось через долины и перелески. “Какая благодатная страна, богатая и ленивая, — лакомый кусочек для любого завоевателя”, — размышлял Кулл под стук копыт своей кавалерии, которую неустанно гнал вперед и вперед, не давая людям расслабиться. Они стороной объезжали города, Кулл не хотел давать искушать своих свирепых воинов впутаться в какую-нибудь свару с местными жителями. Кавалькада приближалась к городу Талунии, последнему зарфхаанскому форпосту на востоке, когда ее нагнал посланец от императора с известием, что правитель страны нисколько не возражает против движения через его страну конного отряда Кулла и приглашает царя Валузии посетить на обратной дороге его расположенную на севере страны столицу. Кулла позабавила ирония ситуации — он получил высочайшее монаршее соизволение проследовать через страну, которую он уже пересек из конца в конец и готовился покинуть.

Войско Кулла достигло Талунии незадолго до восхода солнца, после целой ночи напряженной скачки. Кулл надеялся, что Фенар и графиня, чувствуя себя в относительной безопасности, остановились на отдых в приграничном городе. К тому же атлант хотел обогнать слухи о своем появлении. Он расположил своих людей лагерем вдали от городских стен и отправился в город в сопровождении одного лишь Брула.

Ворота с готовностью распахнулись перед Куллом, когда он предъявил царскую печать Валузии и особый символ, присланный ему императором Зарфхааны.

— Скажи, — подозвал царь командира караула, — в городе ли Фенар и Лала-Ах?

— Они въезжали через эти ворота много дней назад, но в городе они до сих пор или нет, я не знаю.

— Тогда вот что, — сказал Кулл, снимая с могучей руки изукрашенный самоцветами браслет, — запомни: я просто валузийский дворянин, странствующий со своим товарищем-пиктом. Кто я на самом деле, никому знать не надо, понял?

Солдат во все глаза уставился на драгоценность, снедаемый алчностью:

— Конечно-конечно, господин. Но как быть с вашими солдатами, укрывшимися в лесу?

— Из города их не видно. А если какой-нибудь крестьянин, въезжающий через твои ворота, заикнется о замеченном им отряде, найди повод упрятать его в каталажку до завтра. Тем временем я разузнаю все, что мне нужно.

— Во имя Валки, вы хотите сделать меня предателем?! — занервничал стражник. — Я не думаю, что вы замышляете какую-то низкую хитрость, но...

Кулл тотчас сменил тактику:

— Ты разве не обязан повиноваться приказам твоего императора? А ведь я, кажется, показал тебе знак, подтверждающий, что говорю от его имени. И ты дерзнешь ослушаться? Валка, но, значит, ты как раз и есть предатель!

В конце концов, рассудил солдат, все верно: он ни за что не поддался бы на взятку — о, нет-нет! — но коли приказ ему отдавал царь, имеющий соответствующие полномочия от императора, то...

Кулл, не произнеся больше ни слова, вручил ему браслет вместе с легкой улыбкой, выдающей его презрение к свойственной человеку привычке убаюкивать свою совесть в угоду мелочным желаниям и низменным страстям, отказываясь признаться даже себе в том, что нарушает и закон, и моральные устои.

Два всадника ехали по улицам, где потихоньку начинал суетиться торговый люд. Гигантская фигура Кулла и бронзовая кожа Брула притягивали немало любопытных взглядов, и царь уже пожалел, что взял с собой не Келкора или валузийца, ибо пикта чрезвычайно редко можно было встретить в городах Востока и появление его в городе могло породить целую кучу толков, которые могли дойти и до тех, кого они разыскивали.

Кулл и его спутник сняли комнату в скромной таверне и устроились за столиком в питейном зале, надеясь что-нибудь услыхать об интересующих их людях. Но уже наступил вечер, а никто не упомянул о паре беглецов. Осторожные расспросы тоже не дали никаких результатов. Если Фенар и Лала-Ах были все еще в городе, то они явно старались не афишировать своего присутствия. А Кулл очень рассчитывал на то, что прибытие отчаянного ловеласа и юной красавицы царских кровей неминуемо привлечет к себе внимание...

Царь решил ночью побродить по улицам и, если поиски к утру не увенчаются успехом, открыть свое инкогнито городскому голове и потребовать найти и выдать ему преступников. Гордость Кулла бунтовала против подобных действий, наиболее разумных и логичных. Атлант бы именно так и сделал, будь его проблема политической или дипломатической, но тут дело касалось личной мести.

На город опустилась ночь. Два товарища шагали по освещенной факелами улице, где, несмотря на позднюю пору, было довольно людно и шумно, как вдруг их остановил осторожный вкрадчивый голос.

Из тени между двух больших зданий Кулла поманила рука с длинными заостренными ногтями. Переглянувшись, царь и его спутник двинулись туда, держа на всякий случай под рукой кинжалы. Навстречу им из сумрака выскользнула скрюченная годами старуха-нищенка.

— Что ищешь ты в Талунии, царь Кулл? — сипло проскрипела она.

Пальцы Кулла стиснули рукоять кинжала. Он настороженно спросил:

— Откуда тебе известно мое имя?

— И стены имеют уши, — отвечала она со смехом, больше похожим на кудахтанье, — один из рыночных зевак признал вас сегодня в таверне и поспешил растрезвонить новость.

Кулл тихонько выругался.

— Послуш-ш-ш-шай, — прошипела старуха, — я могу отвести тебя к тем, кого ты ищешь, — если ты готов заплатить настоящую цену.

— Я наполню твой фартук золотом, — ласково ответил царь.

— Отлично. Знай: Фенар и графиня извещены о твоем прибытии и готовятся к бегству. Вечером они укрылись в одном доме, но скоро покинут свое убежище...

— Как же они смогут выехать из города? — перебил ее Кулл. — Ворота заперты с самого заката.

— Помимо парадного входа всегда существует черный. В Талунии это ворота в восточной стене. Их там ожидают лошади. У Фенара немало друзей.

— Где они прячутся?

Старуха протянула иссохшую скрюченную руку. Царь опустил монету в ее ладонь и нищенка ухмыльнулась, исполнив гротескное подобие реверанса:

— Следуй за мной, о, повелитель... — и быстро заковыляла в тень.

Кулл и его спутник следом за ней пустились в паутину узких извилистых улочек, двигаясь почти на ощупь, пока не остановились перед неосвещенным огромным строением в самой бедной и запущенной части города.

— Они прячутся в комнате наверху. Из нижнего зала, выходящего на улицу, туда ведет лестница, мой господин.

— А как ты узнала, что они здесь? — подозрительно спросил царь. — С чего бы это им выбрать для укрытия столь неприглядное место?

Женщина беззвучно рассмеялась, раскачиваясь взад-вперед в приступе безудержного веселья:

— Да как только я уверилась в том, что ты действительно в Талунии, господин, я поспешила в гостиницу, где они остановились, и предложила проводить в тайное убежище. Хо-хо-хо! Они отвалили же мне добрых золотых монет!

Кулл, потеряв дар речи, уставился на нее. Наконец он сказал:

— И как таких земля носит? Что ж, красотка, теперь отведи Брула к воротам, где его ждут лошади. Брул, отправляйся со старухой и стереги ее до моего возвращения, на тот случай, если Фенар ускользнет от меня...

Но Кулл, — запротестовал пикт. — Ты не можешь идти в дом один, подумай, а вдруг это ловушка?!

— Эта женщина не посмела бы предать меня! — тут старуха содрогнулась, помрачнев. — Иди!

Подождав, пока два силуэта растворятся во мраке, Кулл проник в здание. Пока глаза его привыкали к царящей внутри темноте, он наощупь отыскал лестницу и начал подниматься по ней, с кинжалом в руке, ступая с величайшей осторожностью, следя, чтобы не скрипнула под ногой рассохшаяся ступень. Несмотря на свои внушительные габариты, царь двигался легко и бесшумно, как леопард, и даже если наверху лестницы затаился наблюдатель, он вряд ли смог бы услышать шаги атланта.

Так и вышло: охранник встрепенулся лишь когда рука Кулла зажала ему рот, и тут же обмяк в глубоком обмороке от страшного удара гиганта. Согнувшись над своей жертвой, царь замер на мгновение в ожидании любого звука, указывающего, что он обнаружен. Тишина. Он скользнул к двери. Все чувства его были обострены, как это бывает с охотником, преследующим добычу.