Короли Ночи - Говард Роберт Ирвин - Страница 9

Над полем брани еще возносился неслабнущий грохот сражения, а стервятники уже начали слетаться отовсюду и кружили теперь высоко в небе, нетерпеливо дожидаясь своего часа.

Кормак, пытавшийся прорубиться сквозь толпу легионеров к Марку Суллиусу, видел, как под ним убили коня. Однако ездок тут же поднялся на ноги, окруженный со всех сторон врагами. Меч римлянина трижды сверкнул и трижды нанес смертоносный удар. Из гущи сражавшихся вынырнул Бран Мак Морн, с головы до ног забрызганный кровью. Подскочив к римлянину, он отбросил свой сломанный меч и выхватил из-за пояса кинжал. Марк ударил, но король пиктов ловко уклонился, схватил руку с мечом и ткнул кинжалом раз и второй, пронзая тело под блестящим панцирем.

Все заревели, увидев смерть вождя римлян. Кормак с трудом собрал оставшихся в живых галлов и, терзая бока скакуна шпорами, вихрем промчался сквозь разбитые боевые порядки сражавшихся еще легионеров, спеша к ущелью.

Еще издали он увидел, что опоздал. Все викинги, эти суровые морские волки, были мертвы. Они погибли там же, где дрались, даже после смерти оставаясь в строю — лицом к врагу, с поломанным окровавленным оружием в руках, все так же грозные в своем молчании. Между ними, перед и везде вокруг валялись трупы тех, кто пытался их сломить. Напрасно. Они не отдали врагу ни пяди той земли, на которой стояли. Они погибли, но смерть не пощадила и их противников. Те, которым удалось избежать пиратских топоров, пали под пиктскими стрелами и галльскими мечами.

Но нет, еще и здесь далеко не все было кончено, еще горел огонь сражения. Кормак увидел, что у западного края ущелья целая стая галлов в римских панцирях окружила одинокого воина. Черноволосый гигант, на голове которого сверкала золотом диадема, отчаянно защищался и нападал сам. Легионеры знали, что им не уйти от смерти, их товарищи погибали один за другим, но они решили, пока не наступил их черед, отомстить по крайней мере этому черноволосому предводителю северян.

Набросившись с трех сторон, они постепенно вынудили его отступить к стене ущелья и далее на склон. Весь путь отступления гиганта был усеян скрюченными трупами, каждый шаг давался легионерам с колоссальным трудом, даже просто удерживать равновесие на крутом склоне было чрезвычайно трудно.

Кулл уже лишился и щита и булавы, его огромный меч по рукоять был залит кровью, тонкой работы кольчуга висела клочьями. Из многочисленных ран, покрывавших его тело, текла кровь, но глаза радостно блестели, в них отражалось наслаждение битвой, уставшая рука вновь и вновь наносила неотразимые удары.

Кормак видел, что ему не успеть: там, уже на самой вершине холма, в могучего короля, силы которого, пусть сверхчеловеческие, были все же не беспредельны, нацелился целый лес копий и мечей. Кулл разрубил надвое череп рослого легионера, возвращая меч назад, направил лезвие в горло другого. Шатаясь под лавиной ударов, он послал меч в грудь следующему, и тот свалился к его ногам, захлебываясь кровью. И тут, когда уже дюжина мечей взметнулась над его головой, чтобы нанести последний, смертельный удар, произошло невероятное.

Солнце тонуло в волнах западного моря, окрашивая в алый цвет вересковые поля, как бы превращая их в моря крови. На фоне солнечного диска возвышался, как и тогда, когда появился впервые, Кулл.

Внезапно полотнище сгущающейся мглы взметнулось вверх, и за королем раскрылось некое огромное пространство. Потрясенный Кормак за эту долю секунды успел заметить иное небо, голубые горы, мирно поблескивающие озера, золотые, пурпурные и сапфировые башни, возносящиеся над стенами чудесного города. Этот пейзаж, отразившийся в облаках и заслонивший тянущиеся до самого моря, поросшие вереском холмы, дрогнул и исчез, растаяв в воздухе, словно мираж.

Галлы на вершине холма побросали оружие и теперь ошарашенно оглядывались по сторонам — их страшный противник исчез, не оставив никаких следов, кроме трупов их товарищей.

Кормак повернул скакуна и медленно, словно во сне, поехал назад. Копыта его коня расплескивали лужи крови, тяжелые ее капли стучали по шлемам мертвецов. Над долиной гремел радостный клич победителей.

Все это казалось Кормаку чем-то чуждым, нереальным, невозможным. Среди изрубленных искалеченных тел, с трудом передвигая ноги, шел человек — галл с трудом узнал в нем Брана. Кормак соскочил с коня и преградил ему путь. Пиктский король был безоружен, окровавлен, на его панцире зияли дыры, один из вражеских ударов оставил глубокую щербину в его короне, но алый алмаз все так же звездой горел в ней.

— Я думаю, не убить ли мне тебя сейчас, — сказал галл, с трудом выговаривая слова, как обычно говорит человек, не совсем еще пришедший в себя. — Ибо кровь этих честных воинов на твоей совести. Если бы ты раньше дал сигнал к атаке, хоть кто-нибудь из них уцелел бы.

Бран скрестил на груди руки. Его глаза были усталыми и тусклыми.

— Убей, если хочешь. Я уже по горло сыт этой резней. И вообще, королевские заботы и хлопоты, как ты знаешь, далеко не мед. Королю приходится играть и обнаженными мечами, и человеческими жизнями... Ставкой здесь была судьба моего народа. Да, я пожертвовал викингами, и это вызывает во мне мучительную боль. Они были настоящими людьми! Но если бы я отдал приказ об атаке раньше, все могло бы решиться иначе. Еще не все римляне тогда втянулись в ловушку, еще хватало места и времени, чтобы перестроиться и дать нам отпор. Король обязан думать о своем народе и не может позволить, чтобы его личные чувства или симпатии влияли на его решения. Поэтому я ждал до последнего, и поэтому погибли пираты... Да, мне бесконечно жаль их, но мой народ теперь спасен!

Кормак, совершенно опустошенный, опустил меч.

— Да. Ты настоящий король. Ты рожден, чтобы властвовать над людьми, — тихо сказал он.

Взгляд Брана скользил по долине. Отовсюду несло тяжелым запахом крови. Победители грабили побежденных. Те римляне, которые бросили оружие и сдались, пытаясь таким образом избежать смерти, стояли в стороне под охраной нескольких галлов.

— Мое королевство и мой народ спасены. Теперь пикты повалят ко мне толпами, и когда Рим снова двинет на нас легионы, ему преградит дорогу единый могучий народ. Но я бесконечно устал. А что с Куллом?

— Может, я что-то не так понял, мой разум и зрение слишком заняты были сечей, — ответил Кормак, — но мне показалось, что я видел, как он исчезает, растворяется в лучах заходящего солнца. Я поищу его тело.

— Не надо, — сказал Бран. — Он вышел из солнца на рассвете и ушел в него же на закате. Явился к нам издалека, пронизав вечный туман, и вернулся. Вернулся в свое королевство.

Кормак оглянулся. Уже смеркалось. За ним стоял неизвестно откуда взявшийся Гонар.

— В свое королевство, — словно эхо повторил маг. — Время ничто, и пространство — тоже ничто. Да, Кулл вернулся в свое королевство и в свое время.

— Значит, он был призраком?

— А разве ты не жал ему руку? Не слышал его голос, не видел его кровь, не помнишь, как он смеялся, как ел, пил? Не видел, как он сражался с врагами?

Кормак стоял, не в силах сдвинуться с места.

— Значит, человек может перенестись из одного времени в другое в своем теле и со своим оружием... значит, он был смертен, как и тогда, когда жил в своем времени? Значит, Кулл погиб?

— Он умер сто тысяч лет назад, — ответил Гонар. — В своей эпохе. И римские мечи здесь ни при чем. Разве вам не приходилось слышать легенду о путешествии короля Валузии в чудесную страну, лежащую вне времени, где ему пришлось сражаться с могучим врагом? Это сражение закончилось только что... Только что или сто тысяч лет назад...