Кордова ковбоев не жалует - Говард Роберт Ирвин - Страница 3

– Брекенридж Элкинс, мэм, – ответствовал я.

– Вот как? – заметила она, вглядываясь в меня с новым интересом. – Приходилось, приходилось слышать о тебе всяческие россказни. Однако ты посмышленее, чем о тебе говорят. Эй, Юдит! – вдруг громыхнула она. От ее голоса разом задребезжали все оконные стекла. – К тебе гости!

Появилась Юдит. Выглядела она преотлично. Но, увидев меня, отшатнулась, а глаза ее расширились от испуга.

– Кто… Кто это? – ошарашенно пролепетала она.

– Мистер Брекенридж Элкинс, невадец, – по всей форме представила меня тетка. – С Медвежьей Речки. В этом дерьмовом городке он – пока единственный юноша, в котором мне удалось обнаружить хоть крупицу здравого смысла. Ну что ж, входи и усаживайся за стол. Ужин поспел. Мы тут как раз дожидались Кучерявчика Якобса, – пояснила тетка. – Но если этот шалопай не появится через пару минут, он рискует уйти отсюда несолоно хлебавши.

– Он очень сожалеет, – быстро ввернул я, – но просил меня передать, что ну никак не сможет заглянуть к вам сегодня.

– А вот я совсем не сожалею, – фыркнула тетка. – Я ему и прийти-то разрешила только потому, что даже такая отчаянная вертихвостка, как Юдит, не способна втюриться в этого сосунка и олуха. Кроме того…

– Тетушка Генриетта! – запротестовала раскрасневшаяся Юдит.

– …я на дух не переношу таких слабаков, – закончила тетушка Генриетта, осторожно опускаясь в обитое сыромятной кожей кресло, жалобно застонавшее под грузом ее необъятного тела. – Подвинь к столу вон ту табуретку, Брекенридж, – скомандовала она. – По-моему, только эта мебель у нас в доме способна выдержать твой вес. Если, конечно, не считать дивана в гостевой комнате. И не вздумай спорить со мной, Юдит! Если я сказала, что сопляк вроде Кучерявчика Якобса не подходит такой девушке, как ты, значит, так оно и есть. Да у него чуть становая жила не лопнула, когда он пытался приподнять бочку с солью, которую мне надо было занести в коптильню! Так и не смог; пришлось мне самой ее тащить. Кто виноват в том, что нынче все молодые парни такие худосочные, хотела бы я знать?

– Мой папаша всегда говорил, что виновата республиканская партия, – вставил я.

– Хо! Хо! Хо! – Громовой хохот тетушки Генриетты потряс весь дом, до судорог напугав случившуюся рядом кошку. – А у вас превосходное чувство юмора, молодой человек. Разве не так, Юдит? – спросила она и начала аппетитно, словно чипсами, похрустывать телячьей берцовой косточкой.

Слегка побледневшая Юдит поспешно согласилась. За ужином она все время украдкой нервно поглядывала на меня, словно ждала, что я вот-вот начну исполнять индейский боевой танец или что-то вроде того. Наконец с едой было покончено. Тетушка Генриетта, поглотившая такое количество съестного, какого с лихвой хватило бы племени сиуксов чтобы пережить самую суровую зиму, поднялась с кресла и сказала:

– А теперь выметайтесь из кухни. Я буду мыть тарелки.

– Но я должна остаться и помочь вам, – возразила Юдит.

– С чего бы это вдруг такое желание потрудиться? – фыркнула тетушка Генриетта. – Хочешь, чтобы гость подумал, что тебе неприятна его компания? А ну, брысь отсюда!

Юдит молча вышла, а я чуток задержался и выложил тетушке Генриетте свои сомнения:

– Сдается мне, что я не приглянулся вашей племяннице.

– А ты не обращай внимания на ее капризы, – посоветовала тетушка, выплескивая здоровенную бочку воды в корыто для мытья посуды. – Она просто малолетняя кокетка и вертихвостка. Главное – ты приглянулся мне. А если уж я решила, что ты ей подходишь, значит, так оно и есть. С Юдит давно никто ничего не мог поделать, кроме меня, но уж я-то показала ей, кто тут главный. Она это быстро усвоила после того, как пару дней поголодала. Так что вали отсюда, начинай ухаживать за ней, не трусь и не тушуйся.

Я пошел в гостиную. Юдит, похоже, слегка оттаяла. Она задала мне кучу вопросов про Неваду, а потом добавила:

– Говорят, вы ужасный задира. Надеюсь, в Ягуарьем Ключе у вас не было никаких неприятностей?

– Да нет, – простодушно ответил я. – Если не считать сущей пустяковины. Пришлось тут въехать канделябром по мозгам одному жулику из Кордовы. Такой мордастый, с черными бакенбардами.

Юдит вдруг аж подпрыгнула, словно ее ткнули иголкой в одно место.

– Так это же был мой дядюшка, Джабез Грейнджер! – завопила она. – Как ты мог! Ты, здоровенный бык! Позор! Такой громила, а связался с заморышем, в котором едва-едва наберется двести двадцать фунтов весу!

– Вот дьявол! – растерянно сказал я. – Мне очень жаль, Юдит.

– И как раз тогда, когда ты мне начал нравиться! – со слезой в голосе произнесла девушка. – А теперь он напишет папе и настроит его против тебя! Ты должен немедленно найти дядюшку Джабеза и извиниться перед ним. Я хочу, чтобы вы стали друзьями!

– Вот черт! – сказал я.

Но Юдит больше ничего не хотела слышать, а потому мне пришлось выйти на улицу, где я взгромоздился на Капитана Кидда и снова направился в «Золотой телец». Когда я вошел в салун, все посетители почему-то быстренько попрятались под столы.

– Да что с вами сегодня со всеми такое? – раздраженно спросил я. – Мне нужен только Джабез Грейнджер.

– А он, едва очухался, сразу умотал в Кордову, – опасливо сообщил мне бармен, примерно на дюйм высунувшись из-под стойки.

Выходит, придется отправиться следом за дядюшкой, подумал я. Тут уж ничего не поделаешь.

По дороге мне пришлось опять проехать мимо тюрьмы. На звук подков Капитана Кидда из окошка нетерпеливо выглянул Ром-Баба.

– Ты уже выиграл достаточно, чтобы меня выкупить? – с надеждой спросил он.

– Имей терпение, – ответил я. – Пока монеты маловато, но я непременно добуду еще. Как только вернусь из Кордовы.

– Откуда?! – взвизгнул Ром-Баба.

– Успокойся, – посоветовал я ему. – Бери пример с меня. Разве ты видел, чтобы я когда-нибудь вот так нервничал? А ведь мне придется отлавливать Джабеза, дядюшку Юдит Грейнджер, да еще извиняться перед этим старым жуликом за то, что я вполне справедливо огрел его по кумполу канделябром. Постараюсь вернуться завтра. Ну, на крайний случай – послезавтра.

Хотя ответ Ром-Бабы оказался довольно-таки оскорбительным, если учесть, сколько хлопот мне уже причинило его вызволение из тюряги, я решил не таить на него в душе грубость. Тронув коня, я продефилировал мимо домика Грейнджеров, с веранды которого на меня с самым суровым видом взирала Юдит.

Тетушки Генриетты на веранде не было: она все еще мыла посуду на кухне, распевая какую-то задорную песенку. От звуков ее голоса на крыше домика весело потрескивала черепица. Я сообщил Юдит, куда направляюсь, а заодно попросил ее проведать Ром-Бабу, снести парню в тюрягу какой-нибудь человеческой жратвы, а то тюремные бобы и впрямь могут вконец сокрушить бедняге его нежный желудок. Юдит согласилась, после чего я со спокойной душой намылился в Кордову.

Путь до Кордовы лежал на восток. Он был неблизким, так что я рассчитывал перехватить дядюшку Джабеза где-нибудь по дороге, но у него оказалась приличная фора, да и лошадка, думаю, у подлеца была что надо. К тому же Капитану Кидду словно какая вожжа под хвост попала; он каждую пару миль останавливался и начинал брыкаться, пока мне вконец не обрыдло его ослиное упрямство. Тогда я врезал ему рукояткой пистолета промеж ушей, после чего он немного успокоился. Но времени мы потеряли столько, что перехватить дядюшку Джабеза теперь нечего было даже надеяться. Уже совсем рассвело, а до Кордовы оставалось еще хрен знает сколько.

Когда взошло солнце, мне навстречу попался один старикан со своей женой, в жутко задрипанном фургоне, запряженном парой совсем отощавших мулов. Одно из колес фургона засело в какой-то промоине, а мулы настолько никуда не годились, что никак не могли стронуться с места. Я спешился, подошел к фургону, чтобы помочь. Тут старик мне и говорит:

– Погодите минутку, молодой человек, сейчас мы с моей старухой слезем да малость разгрузим повозку. Все же будет полегче.