Загадка неоконченной рукописи - Делински Барбара - Страница 58

Кэйси не могла согласиться.

– Но Конни же был ребенком! И он страдал. Не могу себе представить, как мать может ничего не предпринять в такой ситуации.

– Она старалась, делала все, что могла, например, подбадривала его. Отец даже не знал, стоит ли Конни поступать в колледж.

– Не хотел, чтобы сын совершенствовался? – ошарашенно спросила Кэйси.

– Не хотел, чтобы тот отходил еще дальше от образа нормального, в кавычках или без, здорового человека. Если уж на то пошло, он бы предпочел, чтобы Конни поступал в университет Мэна, потому что он сам там работал, но Гарвард? – Она покачала головой. – А Конни решил именно так. И принял это решение не в одиночку. За ним стояла его мать, тихо и незаметно она подталкивала его к цели. Он выиграл полную стипендию и уехал из Эббота, чтобы больше туда не вернуться.

– Даже для того, чтобы повидаться с родителями?

– Отец умер как раз перед его отъездом, а мать переехала. Все это было очень-очень много лет назад.

– Но оставило неизгладимый след.

– Да. Конни так и не смог справиться с последствиями. Его личная жизнь направлялась страхом быть осмеянным и отвергнутым. Поэтому он сосредоточился на карьере. Каждая ученая степень, каждый научный доклад, каждая книга служили для него оправданием того, что он все больше отдалялся от людей в личном плане. Его заслуги стали его щитом.

Для Кэйси это было вполне очевидно.

– Он стал настолько блестящим ученым, что ему легко прощались любые странности. И это тоже стало неотъемлемой чертой его личности. Чем дальше, тем менее открытым для личных взаимоотношений он становился, а их отсутствие оберегало его от страданий. – Но важный кусок картины оставался непрорисованным. – Но как же в таком случае стала возможной его близость с моей матерью?

Рут грустно улыбнулась.

– Точно так же, как и со мной. Надежда умирает последней. Он всегда мечтал, что кто-то примет и поймет его. Он мечтал о любви.

– Как и все мы, – сказала Кэйси. – Но большинство из нас при этом могут хотя бы поддержать личный разговор с другом. А Конни не мог. Однако смог завести интрижку с моей матерью. Как же он преодолел свой страх быть отвергнутым?

– Он прерывал отношения прежде, чем его могли отвергнуть, – во всяком случае, с твоей матерью было именно так. В случае со мной он просто прекратил интимные отношения.

Ушел в себя. Или, возможно, – задумчиво проговорила она, – он и не выходил оттуда, только я надеялась, что все изменится, если мы поженимся. Я думала, он просто старомоден и ждет законного брака, чтобы поделиться своими самыми глубокими и темными мыслями.

– Вы думали, что вам удастся изменить его.

– Нет, – терпеливо поправила Рут. – Я думала, он сам не такой. – Она снова задумалась, анализируя прошлое. – Но и время тогда было другое. Тогда мы просто познакомились, встречались некоторое время, решили пожениться и сделали это. Это решение основывалось в равной степени и на любви, и на практических соображениях. Когда я познакомилась с Конни, он был уже уважаемым профессором, с множеством опубликованных работ. Да, он был болезненно застенчив, но мне это казалось очаровательным. И что еще важнее, он предложил мне финансовую стабильность, в которой я нуждалась. – Она улыбнулась. – Я хотела стать художником, но не хотела при этом голодать. А еще, если честно, я не хотела, чтобы мне мешали, когда я занимаюсь творчеством, поэтому меня привлекло и то, что у Конни была собственная насыщенная профессиональная жизнь.

– А любовь?

– Я любила Конни. Чем больше я узнавала его, тем больше я его любила. – Она предостерегающе подняла руку. – Да, знаю, что это звучит странно, но, понимаешь, Конни ведь был жертвой собственного детства, которое так исковеркало его.

– Он никогда сам не обращался к специалистам по этому поводу?

Рут покачала головой.

– Какая ирония, правда? Он был врачом, который и слышать не желал о том, чтобы самому стать пациентом. Если бы он был психиатром, его могли бы заставить пройти курс терапии. Но для его степени это не требовалось, а он сам не стремился к этому.

– Это слишком пугало его.

– Более чем. Я всегда так и думала. Однажды, когда я не знала, то ли подавать на развод, то ли просто переехать от него, я сказала ему, что это необходимо. Я сказала, что он лишает себя многих замечательных вещей в жизни. Я предложила ему пойти к врачу вместе. – Она снова коротко покачала головой. – Более чем пугало. Поэтому я просто переехала – и, знаешь, наши отношения улучшились.

– Конни стал меньше бояться.

– Честно говоря, я тоже почувствовала себя лучше. Мои запросы изменились. Когда я поняла и приняла, на что он способен, а на что – нет, я успокоилась.

– Но… столько лет жить отдельно от собственного мужа?.. Рут улыбнулась.

– У меня есть друзья. Я не осталась в одиночестве. К тому же, может быть, ты еще слишком молода, чтобы понять это, но могу тебя уверить, на свете есть множество женщин, которые могли бы мне позавидовать. У меня было все лучшее, что мог дать мне мой муж, и вся возможная свобода.

– Но не было детей, – заметила Кэйси. Рут прямо взглянула на нее.

– У меня не могло быть детей. Я знала это прежде, чем вышла замуж.

Кэйси стало стыдно.

– Простите.

– Все в этом мире к лучшему. Я жила полной жизнью. Порой я фантазировала, что было бы, если бы у меня была дочь, но кто знает, не перегрызли бы мы друг другу глотки? У меня есть племянники и племянницы, а теперь уже и двоюродные внуки.

Это вызвало у Кэйси очередной вопрос.

– Там, в особняке, запасные комнаты наверху? Зачем он их устроил?

Рут нежно улыбнулась и негромко ответила:

– Мечты. Конни о многом мечтал. Ты можешь не верить, но очень многие из этих фантазий касались тебя.

К Кэйси вернулся приступ гнева.

– А он не мог просто снять трубку и позвонить? – почти крикнула она и, переведя дыхание, ответила сама себе: – Не мог. Боялся. Боялся быть отвергнутым.

– И потерпеть неудачу.

Кэйси и сама мучилась этим, но никогда не думала в этом плане о Конни.

– Неудачу?

– Он боялся, что окажется плохим отцом. Он слишком хорошо знал свои недостатки.

– И он не мог преодолеть их? – цепляясь за последние остатки предубеждения, спросила Кэйси, но сердце ее уже смягчилось. Оно смягчилось по отношению к Рут, которая перестала быть для нее только именем и лицом и стала очень реальной, очень понятной и даже милой. И оно смягчилось по отношению к Конни.

– Нет. Он не мог их преодолеть.

– Но он же знал обо мне. Он знал, где я и чем я занимаюсь. Ему не было безразлично?

– Он оставил тебе дом. Он любил это место, по-настоящему любил. Он мог продать его и завещать доходы на благотворительность, но предпочел оставить его тебе. Так скажи мне сама. Было ли ему безразлично?

Кэйси не могла ответить. Горло сжало как в тисках. Рут помогла ей:

– Ему не было безразлично. Можешь мне поверить. Он очень много думал о тебе. У него в душе были те же чувства, что и у тебя, и у меня. Просто он выражал их по-другому. Мне, например, он звонил каждый день в шесть часов, когда мы были не вместе, чтобы удостовериться, что со мной все в порядке. Для тебя он оформил дом так, как, по его замыслу, должно было понравиться тебе. Твоей маме он посылал цветы.

– Цветы?

– Он посылал свежий букет каждую неделю.

– Нет, – сказала Кэйси. – Это сиделки их приносили.

Медленно, убежденно Рут покачала головой. И неожиданно Кэйси поняла. Она никогда не видела цветы в палатах других пациентов. И сиделки бы не упоминали об этих цветах так часто, если бы они были всего лишь частью комплекса услуг. Кэйси только предполагала, что это они…

Хотя Кэйси очень многое поняла, узнав, кем на самом деле был Конни, но Рокпорт она покидала опустошенной. Узнав так много, она многого и лишилась. Как теперь можно ненавидеть Рут? Оказалось, что она не была врагом. Как теперь злиться даже на Конни? Он был жертвой.