Загадка неоконченной рукописи - Делински Барбара - Страница 35

Когда он отпустил ее и перевел дыхание, она задумалась, в чем же еще были правы журналы. Он выпрямился в полный рост, откинул голову и вздохнул еще раз.

Дженни прислонилась к стене, опустив подбородок, ожидая каких-нибудь мрачных, злых слов. Так и не дождавшись, она, наконец, решилась взглянуть на него. Он улыбался.

– Ну как? – спросил он. – По-моему, это было интересно. А ведь мы пока одеты.

Она сглотнула. Какой же он замечательный. Она должна сделать все, чтобы он остался.

– Мы не должны…

Он просто улыбнулся и провел большим пальцем по ее веснушкам.

– У нас все впереди.

Сердце Дженни таяло. Пит был абсолютным воплощением всех ее грез. Она хотела снова ущипнуть себя, чтобы убедиться в его реальности. Но как такое мощное физическое присутствие может быть нереальным? Глядя на него снизу вверх, почти физически ощущая его внимательный взгляд, она впервые в жизни поняла, что значит влюбиться и желать только одного – отдавать, отдавать, отдавать все мужчине. К сожалению, ей нечего предложить ему.

– Ты любишь куриные окорочка? – спросила она.

– Я люблю куриные окорочка.

– Я сделала их для ужина, но остались лишние, у меня их целый холодильник. Они быстро жарятся, если, конечно, ты не хочешь чего-то другого…

– Куриные окорочка.

Она улыбнулась.

– Улыбнись так еще раз.

– Как?

– Вот так. Эта улыбка озаряет твое лицо.

– Скорее, выпячивает мои веснушки.

– Ты выглядишь счастливой, когда улыбаешься. Она и была счастливой.

Потом зазвонил телефон, и она застыла. Дженни не ожидала ничего хорошего от телефонных звонков. Никогда. Она хотела оставить его трезвонить, но, если это был Дарден, потом будут бесконечные вопросы о том, где она была, что она делала и почему не подошла к телефону.

– Алло?

– Это Дэн. Мэри-Бет, у меня тут проблема. Старый Ник Фарина поднял хай, что-то вроде того, что ты украла у него цветы. Я-то понимаю, что этому есть какое-то объяснение, но он не желает меня слушать. Твердит, что я должен ехать к нему и проводить расследование. Он говорит, что ты сорвала гибискусы у него во дворе. Это правда?

– Зачем мне это?

– Я спросил его о том же. Вокруг полно одичавших гибискусов. А он божится, что ты сорвала три самых крупных прямо у него во дворе.

– Я проходила мимо. С работы домой только один путь – мимо его дома.

– Я говорил ему то же самое, – вздохнул Дэн. – Ладно, я скажу ему, что поговорил с тобой, но советую быть начеку. Боюсь, он захочет объяснить тебе, что к чему, когда ты будешь проходить мимо него завтра.

Дженни поблагодарила его за предупреждение и повесила трубку. Не дыша она повернулась и широко улыбнулась Питу, потому что он никуда не делся. Это снова сделало ее счастливой.

– Выпьешь пива, пока я готовлю?

– С удовольствием.

Она достала «Сэма Адамса» из холодильника – никто не заметит отсутствия еще одной бутылки – и протянула ему. Потом открыла морозилку. Не прошло и пяти минут, как в сковородке шипели окорочка, в соуснице булькала сальса, а в духовке разогревались тортильи, и она ничего не уронила, потому что совершенно не нервничала. Пит не был похож ни на кого из ее знакомых. Пока она готовила, он спокойно сидел, просто наблюдая за ней, как будто это доставляло ему удовольствие. С ним она вела себя естественно, не задумываясь о том, что делает и как выглядит. Он не задавал вопросов, на которые она не хотела отвечать, не ругался и не угрожал. Периодически он предлагал ей помощь, а она всякий раз отказывалась, так что в конце концов они стали смеяться над этим, и смеяться вместе с ним тоже оказалось легко. Смеяться было чудесно! Она неожиданно поняла, что абсолютно расслабилась, и это тоже было для нее в новинку.

Они поели и сидели друг напротив друга, и тут она начала волноваться по поводу выбора, который ей нужно было сделать. Что угодно ее душе в обмен на домашнюю стряпню? Она не могла даже предположить. Поэтому она спросила:

– Почему ты назвал себя эгоистом? – Увидев, что он нахмурился, она продолжала: – Вчера ночью, когда я пригласила тебя зайти, ты сказал, что ты эгоист, один ты или нет.

Он помолчал с минуту и только потом ответил:

– Я поступил не слишком хорошо.

– Со своей семьей?

Видимо, воспоминание об этом было для него болезненным.

– Я был самым старшим из детей. Всегда, пока я рос, на мне лежала большая ответственность, чем на остальных. Отец неустанно твердил об этом, говоря, что я должен быть примером для младших. Поэтому, когда у меня появился шанс поступить в колледж, я воспользовался им и уехал как можно дальше. Я полагал, что другие тоже должны научиться самостоятельности, как я. И они научились. Но по ходу дела возникли некие проблемы, а я не помог. Я виртуозно научился не отвечать на звонки.

– Почему? – спросила Дженни. Она не могла отвести от него глаз, продолжая изучать его. Ей нравилось, как двигаются кисти его рук, в жестах чувствовалась сила, но не угроза. Точно так же и предплечья под закатанными рукавами рубашки – сильные, но не угрожающие. Даже в том, как сходились его брови, ей виделась мудрость.

– Какое-то время я был просто зол на всех, – сказал он. – Я был убежден, что заработал право хоть на какую-то личную свободу. Я не хотел слышать об их неприятностях и быть вовлеченным в них. Я не хотел говорить «нет», а потом чувствовать себя виноватым. Я не хотел быть обязанным знать ответы на все вопросы. А теперь я вообще не должен отвечать. Я словно парализован.

– Как будто ты хочешь вернуться, но не можешь позволить себе этого?

– Точно так.

– Как будто ты знаешь, что нужно сделать. Ты выслушал все доводы, но все равно не можешь остановиться на чем-то?

Он казался пораженным.

– Ты все понимаешь.

Да, она понимала. Она прекрасно понимала это чувство парализованности, и обмана, и вины.

– Как умерла твоя мать? – спросил он.

– Несчастный случай.

– Вы были близки?

Дженни покачала головой.

– Я не была мальчиком, которого она хотела. У нее был сын до меня, но он умер совсем маленьким. Она хотела заменить его мной, но я оказалась девочкой. Она никогда не любила меня.

– Не могу в это поверить.

– Это правда, и не только по этой причине.

– А по каким же еще?

Но Дженни уже и так сказала слишком много. Она посмотрела на свои руки.

– Мне нечего дать тебе.

Смех Пита заставил ее вновь поднять глаза.

– Ты делаешь обалденные окорочка, – сказал он. Опершись локтями на стол, он согрел ее взглядом – за эти длинные темные ресницы она была готова умереть – и усмехнулся так, что она опять почувствовала, что тает. – Ну, так и что ты выбираешь? Что угодно твоей душе?

«Оставаться здесь, на этом самом месте, в эту самую минуту. Поместить выражение твоего лица в рамку и повесить на зеркало, поверх всех этих приглашений, которые я стащила. Заморозить этот момент и спрятать его до тех пор, пока… до тех пор, пока…»

– Покататься, – сказала она вслух. – Там, выше в горах, есть серпантин «Небаноник-Трэйл». Дух захватывает, когда едешь быстро.

– Ты уже ездила по нему?

– Нет. – Когда она была маленькой, Дарден не брал ее с собой, а потом катать ее было некому. Но она слышала, что говорили городские ребята, и много раз об этом мечтала.

Пит хлопнул ладонями по столу и поднялся:

– Едем.

Глава 11

Прошло два часа, а Дженни все еще не могла зайти в дом. Она лежала под навесом склонившихся сосновых лап на темном заднем дворе и снова и снова переживала восторг спуска по «Небаноник-Трэйл». Все, что говорили об этом другие, оказалось правдой. Дорога оказалась столь же жуткой, сколь и восхитительной. На мотоцикле Пита она была просто невероятной – двадцать минут с одного виража на другой, вцепившись в Пита, ветер свистел, туман дразнил, а ночь скрывала свои секреты до самого-самого последнего мгновения, когда мотоцикл вписывался в поворот или нырял под уклон. Все это время она чувствовала, что живет, что свободна и ничего не боится. Если бы им суждено было разбиться, она бы умерла счастливой.