Торговец кофе - Лисс Дэвид - Страница 61

– Возможно, я ваш враг, как вы изволили выразиться, но Лиенсо ведь нет. Вы им манипулируете.

Я засмеялся:

– Если вы так думаете, почему вы ему это не скажете?

– Все зашло слишком далеко, он теперь мне не поверит. Я попросил его брата предостеречь его насчет вас, но сомневаюсь, что от этого будет толк.

– Я тоже сомневаюсь. Умнее было бы попросить брата посоветовать Мигелю заняться со мной совместной коммерцией. – Я ему подмигнул. – Я слышал, кто-то подложил свиную голову на крыльцо его брата. Я подумал, быть может, вы, сеньор, знаете, кто мог это сделать?

– Как вы смеете обвинять меня в таком гнусном преступлении? Послушайте, Алферонда. Если вы друг Лиенсо, остановите его. Если он станет мне поперек дороги, я его уничтожу.

– Вы думаете, – покачал я головой, – что можете уничтожить кого захотите. Думаете, что можете творить чудеса. Ваша власть парнасса окончательно вас испортила, Паридо, и вы даже сами этого не видите. Вы стали карикатурой на человека, которым были когда-то. Вы угрожаете мне, вы угрожаете Лиенсо – повсюду вам мерещатся заговоры. Мне вас жаль. Вы перестали отличать, где реальность, а где ваши фантазии.

Он выпучил глаза, и по его лицу было видно, что я задел его за живое. Это была самая старая из всех моих хитростей, но я хорошо ее знал. И часто ею пользовался. Искренность способна обезоружить даже самого непреклонного врага.

– Подумайте, – сказал я, используя полученное преимущество, – в чем вы обвиняете меня и в чем обвиняете Мигеля. Вы действительно думаете, что люди могут устраивать эти дикие заговоры? Вам не кажется, что из-за вашей подозрительности и жадности вы не только подозреваете то, чего не существует, но и наносите другим реальный вред?

– Я вижу, что теряю время, – сказал он и отвернулся.

Но я был не из тех, кто упустит рыбу, попавшую на крючок.

– Вы не потеряете время, – крикнул я ему вдогонку,– если задумаетесь над тем, что я вам сказал. Вы не правы, Паридо. Вы не правы по отношению ко мне и по отношению к Лиенсо. Еще не поздно искупить свои грехи.

Он ускорил шаг, ссутулившись, словно защищался от того, что я мог бросить ему вслед. И я бросил: я бросил ему вслед ложь, эта ложь била сильнее любого камня, потому что была очень похожа на правду.

Таким же образом вы можете заставить доверчивого крестьянина, который отдал вам последнюю монету, поверить, будто обычный человек с волосатой спиной – оборотень. Он будет бояться, а вдруг это и вправду оборотень; так что вам нужно лишь показать пальцем и шепнуть, а крестьянин сам услышит вой.

25

В тот вечер, лежа в постели, Ханна ела суп и непринужденно беседовала с мужем. И Мигель, и Даниель оба вздохнули с облегчением, хотя угроза еще не миновала. Мигель тщательно избегал Даниеля, но поздно вечером пришла Аннетье и сказала, что брат ждет его в своем кабинете. Когда Мигель вошел, Даниель что-то писал, склонившись над письменным столом при свете хорошей свечи. Еще три или четыре зажженные свечи трепетали от ветерка, дувшего в открытое окно. Даниель курил едкий табак, и у Мигеля заболела голова.

– Как себя чувствует твоя жена? – спросил Мигель.

– Я уже не опасаюсь за ее жизнь. Такой испуг, сам знаешь, может быть смертельно опасен для хрупкой женщины, особенно в ее положении. Но врач уверяет, что ребенку ничего не угрожает.

– Рад слышать. Все это ужасно.

Даниель замолчал. Он взял со стола перо и положил его обратно.

– Это действительно ужасно. Мигель, что тебе об этом известно?

Хотя добрую половину дня Мигель провел размышляя, как лучше ответить на подобные вопросы, он не знал, что сказать, дабы разрядить обстановку. Чего хотел Даниель – признания или чтобы его успокоили?

– Не могу сказать ничего определенного, – наконец сказал Мигель брату.

– Но у тебя есть идеи. – Это был не вопрос, а утверждение.

– Не скажу, что у меня нет догадок, но точно не знаю.

– Может быть, поделишься своими догадками?

Мигель покачал головой:

– Говорить тебе о моих предположениях было бы неправильно. Какой толк обвинять кого-то, если я ничего не могу доказать.

– Не можешь ничего доказать? – Даниель хлопнул ладонью по столу. – А свиная голова разве не доказательство? Не забывай, что ты живешь в моем доме и что твое поведение ставит под угрозу мою семью. Сегодня я чуть не потерял жену и ребенка. Я настаиваю, чтобы ты сказал мне о своих подозрениях.

Мигель вздохнул. Он не хотел делиться своими предположениями, но кто будет отрицать, что его вынудили это сделать.

– Ну хорошо. Я подозреваю Соломона Паридо.

– Что?! – изумленно выпучил глаза Даниель. Он забыл, что начал затягиваться, и дым медленно выходил у него изо рта. – Ты с ума сошел?

– Вовсе нет. Именно такой подлый план мог родиться в уме Паридо. И ты это знаешь не хуже меня. Он строит против меня козни, а лучший способ запятнать мое имя – подложить мне под дверь эту вещь, будто я сам навлек все на себя.

– Нелепо. Что за абсурдная логика! С какой стати сеньору Паридо делать что-либо подобное? Откуда такой праведный человек возьмет нечистое животное?

– У тебя есть другое объяснение этому безумству?

– Да, – сказал Даниель, важно кивнув с видом судьи.– Полагаю, ты задолжал кому-то большую сумму денег. Думаю, это может быть карточный долг или результат какой-то преступной деятельности. Поэтому человек не может обратиться в суд. Эта омерзительная вещь на пороге моего дома – предупреждение тебе: либо ты заплатишь долг, либо тебя ожидают самые неприятные последствия.

Мигель пытался сохранять хладнокровие:

– Как ты пришел к такому странному заключению?

– Очень просто, – сказал Даниель. – Ханна нашла записку, свернутую в трубочку и засунутую свинье в ухо. – Он помолчал, глядя на реакцию брата. – Она спрятала ее в карман по непонятной мне причине, но врач ее нашел и отдал мне с большим беспокойством.

Он протянул руку к книжной полке за его спиной, достал клочок бумаги и вручил Мигелю. Бумага была старая и рваная. Клочок был явно оторван от какого-то документа, использовавшегося для другой цели, и весь в пятнах крови. Мигель не мог разобрать большую часть написанного, кроме нескольких слов на голландском: "Мне нужны мои деньги", и несколькими строками ниже: "моя жена".

– Представления не имею, что это значит, – сказал Мигель, возвращая клочок.

– Не имеешь представления?

– Никакого.

– Мне придется заявить об этом инциденте в маамад, они его, несомненно, расследуют. В любом случае мы не можем сохранить его в тайне. Слишком много соседей видели страдания Ханны.

– Ты пожертвуешь собственным братом, чтобы помочь Паридо в его мелкой мести? – Мигель говорил с таким жаром, что на мгновение забыл: все обстоятельства указывали на одного виновного – Иоахима. – Я всегда сомневался в твоей преданности и всегда корил себя за то, что подозреваю, будто для тебя парнасс важнее, чем собственная плоть и кровь, но теперь вижу, что ты лишь марионетка в его кукольном театре. Он дергает тебя за ниточки, и ты танцуешь.

– Моя дружба с сеньором Паридо никоим образом не мешает моей преданности! – резко ответил Даниель.

– Но для тебя он важнее собственного брата, – сказал Мигель.

– К чему устраивать состязание. Почему я должен выбирать одно из двух?

– Потому что он устроил так, что ты должен выбирать. Ты пожертвуешь мною ради него, ни минуты не задумываясь.

– Тогда ты плохо меня знаешь.

– Думаю, знаю, – сказал Мигель. – Ответь мне честно. Если бы тебе пришлось выбирать между нами, принять сторону одного или другого – тебе хоть на минуту пришло бы в голову встать на мою сторону?

– Я отказываюсь отвечать на этот вопрос. Это безумие.

– Тогда не отвечай, – сказал Мигель. – Не стоит беспокоиться.

– Это правда. Мне не стоит беспокоиться. К чему вообще вся эта болтовня о выборе? Сеньор Паридо был так добр к нашей семье, в особенности учитывая вред, которой ты причинил его дочери.