Меч Вайу - Гладкий Виталий Дмитриевич - Страница 8

Терей умолк, как бы прислушиваясь к благоговейной тишине, воцарившейся среди собравшихся на военный совет, – воспоминание о героическом прошлом глубоко взволновало всех, затронуло самое сокровенное в душе каждого. Убедившись, что его слова произвели надлежащее воздействие, Терей продолжил:

– Но вожди этих племен забыли, что во времена всеобщего бедствия не должно быть места сведению старых счетов, своекорыстию и трусости! Пять пальцев на руках по отдельности сломить не трудно, но когда они сжаты в кулак!.. И наши предки одолели до сих пор непобедимого Дария, покрыв свои имена неувядаемой славой! Гордый царь персов с трудом унес ноги, дрогнув перед воинской мудростью сколотов, перед их бесстрашием, перед их свободолюбием. А трусливые, как зайцы, меланхлены, агафирсы, андрофаги и невры в страхе перед персами и сколотами, которых они предали в трудный час, бежали в северные пустыни, потеряв при этом уважение потомков, богатства и земли предков. Кто теперь помнит вождей этих племен, запятнавших свои имена предательством и трусостью? Зато имена царей Иданфирса, Таксакиса и Скопасиса вечно будут жить в памяти сколотов. Вечно!

При этих словах словно грянул гром – участники военного совета вскочили на ноги и единодушно прокричали военный клич. Терей, возбужденный и, казалось, помолодевший на добрых два десятка лет, ясным горящим взглядом проникал в души собравшихся на военный совет, зажигая там присущие каждому сколоту чувства гордого достоинства и бесстрашия перед лицом смертельной опасности. Подождав, пока уляжется первый порыв воодушевления, вызванный его словами, Терей поднял руку, требуя тишины.

– А теперь ответьте мне, о сколоты, можем ли мы не протянуть руки помощи нашим братьям?

– Нет! – как один вздох.

– Спасибо… Вы достойны славного имени своих дедов. И боги будут милостивы к вам… – с тихой радостью сказал Терей, поклонившись совету.

В это время в помещение, где заседал военный совет племени, вошел один из телохранителей Марсагета:

– Великий вождь! Брат вождя Радамасевса военачальник Аттамос просит выслушать его.

– Проси…

Вошел Аттамос с двумя старейшинами своего племени. В руках он держал знак верховной власти Радамасевса – бронзовый топорик в виде головы орла.

– Великий вождь Марсагет! Военачальники и старейшины племени! Лучшие из лучших, достойнейшие из достойных! – торжественно начал Аттамос. – В дни великих бед, обрушившихся на сколотов – а мы их испытали на себе в полной мере, – обращаемся к вам за помощью. По поручению вождя племени Радамасевса позволь мне, великий вождь, передать тебе этот священный знак власти.

Склонившись перед Марсагетом, Аттамос положил у его ног бронзовый топорик.

– Твой побратим, великий вождь, просит оказать ему великую милость – принять в боевую дружину простым воином. – Согласно обычаям предков, Радамасевс сел на шкуру быка.

Все встали. Марсагет в полном молчании поднял бронзовый топорик и во главе приближенных вышел наружу. Около стен акрополя в боевом облачении толпились воины Радамасевса. Сам вождь, без шапки, в одежде простого дружинника, сидел, заложив руки за спину, на шкуре заколотого им быка. Возле него стояло несколько больших деревянных блюд с вареным бычьим мясом. По древнему обычаю тот, кто становился ногой на шкуру и брал кусок мяса, должен был идти в поход вместе с обиженным, чтобы отомстить его недругам.

Марсагет медленно приблизился к Радамасевсу, решительно встал обеими ногами на бычью шкуру и взял кусок мяса. Его примеру последовали военачальники племени и старейшины. Громкие крики воинов взметнулись над акрополем, отразившись эхом от стен. Марсагет помог Радамасевсу подняться и в наступившей тишине сказал, обращаясь к побратиму:

– Великий вождь Радамасевс! Годы посеребрили наши волосы, годы оставили на наших телах шрамы, полученные в боях, когда мы сражались плечом к плечу. В чаше с вином и нашей кровью мы освятили свое боевое оружие. И негоже тебе, вождь, быть простым воином в моей дружине, потому что мы с тобой – одно целое. Прими обратно свой священный жезл, и пусть между нами будет равноправие, дружба и согласие. И в этом я клянусь Священной Табити!

– Великий вождь Марсагет! – взволнованный Радамасевс крепко сжал рукоять бронзового топорика и поднял его над головой. – Я принимаю твою помощь и дружбу и в этом клянусь именем хранительницы священного очага!

Вожди обнялись; военный клич сколотов, вырвавшись из сотен глоток, вихрем пронесся по акрополю, выплеснулся за его стены, а затем и за валы Старого Города, усиленный многократно голосами простолюдинов, собравшихся у входа в акрополь и с нетерпением ожидавших вестей из военного совета.

Когда улеглись страсти, вызванные решением Марсагета объединиться для совместной борьбы против сармат, попросил слова Аттамос:

– Вождь Радамасевс в этот торжественный и радостный для нас час хочет принести жертву Великой Табити. Он приглашает всех принять участие в священном обряде жертвоприношения…

Огромная толпа окружала небольшую, чисто выметенную площадь у акрополя. Когда Лик, усиленно орудуя локтями, пробрался в первые ряды, приготовления к жертвоприношению уже были завершены. Несколько огромных котлов, тщательно очищенных от копоти, стояли наготове в центре площади; здесь же с тревожным мычанием сгрудились приготовленные в жертву Табити быки со связанными передними и задними ногами. Их было около двух десятков – отборных, с лоснящейся, без единого пятнышка, серой шерстью.

Главный жрец племени Большого Орла, подождав, пока подойдут вожди и их приближенные, дал знак своим помощникам, одетым в длинные черные плащи, и в наступившей тишине раздался предсмертный хрип животных – их давили при помощи петли и костей. Затем разожгли под котлами костры, куда начали подбрасывать вместо дров кости убитых животных.

Мясо варилось долго. Проголодавшийся Лик подобрался почти вплотную к кострам и с вожделением вдыхал аромат мясного варева. Около него был и невесть как пробравшийся сюда Молчан, не менее голодный, чем его хозяин, но более сдержанный: он даже не смотрел в сторону котлов, только изредка судорожный зевок и обильная слюна выдавали его вполне понятные желания.

Наконец наступил долгожданный момент: главный жрец вынул из котла кусок вареного мяса, печень и сердце быка, порезал на мелкие кусочки длинным и острым кремневым ножом с костяной рукояткой, украшенной золотой насечкой, и, повернувшись лицом к восходу, принялся разбрасывать жертвенное мясо перед собой.

– О Великая и Священная Табити! Тебе, мать и хранительница наших очагов, приносит эту жертву вождь Радамасевс! – выкрикивал главный жрец слова посвящения. – Будь милостива к своим детям, о Табити! Как твой огонь превращает в пепел все живое, так пусть и наши враги превратятся в тлен с твоей помощью, о мудрая наша покровительница!

После этого начался пир. Помощники главного жреца резали жертвенное мясо на куски и оделяли всех присутствующих, не забывая при этом время от времени доливать из бурдюков в довольно вместительные глиняные горшки оксюгалу, откуда сколоты черпали ее, кто чем мог: чашами, мисками, шлемами…

Лик, в суматохе ухитрившийся получить два довольно приличных куска мяса и которому по возрасту было не положено хмельное питье, примостился у подножья вала на куче речных окатышей, предназначенных для пращей на случай осады, и с интересом наблюдал за торжищем, устроенным купцами из Ольвии. Их повозки образовали большой полукруг; внутри него были разложены на камышовых матах для всеобщего обозрения товары, приготовленные для продажи.

Несколько огромных пифосов, предназначенных для хранения зерна, возглавляли посудный ряд. Здесь же были и амфоры[29], доверху заполненные вином и оливковым маслом с плотно притертыми пробками, залитыми смолой. Рядом с ними сверкали лакировкой расписанные черной и красной краской килики, кратеры[30], рыбные керамические блюда и несколько курильниц, украшенных барельефами.