Время Мечтаний - Вуд Барбара - Страница 25

В первом письме из канцелярии управления колонии Квинсленд вместо ожидаемых карт и сведений она нашла короткое послание: «Просим переслать шесть пенсов за топографическую съемку и два пенса за поиск сведений о Мейкписах». Во втором письме из Кембриджского университета был хоть какой-то проблеск. В нем сообщалось, что Патрик Лейтроп являлся студентом Крайстс-колледж с 1826 по 1830 годы. «Последние сведения, которыми университет располагает о нем, – говорилось в письме, – относятся к 1851 году, когда мистер Лейтроп отправился в Калифорнию. На тот момент его адрес был: г. Сан-Франциско, «Риджент отель». Джоанна нахмурилась. Прошло двадцать лет. И все же это было хоть что-то, с чего можно начать. Если он на самом деле был большим другом ее деда, то мог знать, в какое место в Австралии отправился служить миссионером Джон Мейкпис.

Напоследок она оставила посылку из книжного магазина на имя Хью Уэстбрука, которую он предоставил ей распечатать. Разорвав упаковочную бумагу, она обнаружила книгу «Коды, шифры и загадки». Изумленная, листала она страницы с кодами и алфавитами, и ей стало ясно, что Хью заказал книгу для нее, чтобы помочь разобраться в записях ее деда. В Эму-крик, где они в первый раз остановились на ночевку, он сказал ей: «Мы заключили сделку». И Джоанна поняла, что книга будет иметь для нее особое значение.

– Кто-то поет, слышите? – спросил вдруг Билл Ловелл. Джоанна подняла голову и услышала мелодию, пела девушка. Она увидела Сару на противоположной стороне двора в тени стригальни, где было тихо и пусто, как и в загонах, и во дворе. Стригали уехали, закончив работу, и под гнетом жары томилось опустевшее, почти безжизненное подворье. Сара стояла почти на том же месте, где ее видела Джоанна утром, но на этот раз она пела какую-то мелодию, состоящую из пронзительно высоких звуков, снова и снова повторяя ее, но слова Джоанна не могла понять. Сара пела, не отрывая от Джоанны глаз.

– Билл, а как Сара оказалась в «Меринде»? – спросила Джоанна. В ней вдруг снова шевельнулась тревога.

– Мы взяли ее. Потому что об этом нас попросил преподобный Симмз, глава миссии по делам аборигенов. Он сказал, что она может потерять душу.

– Что это значит?

– Ну, очевидно, он заметил, как старшие женщины исполняли обряд ее посвящения, – объяснял Билл, глядя через пыльный двор на поющую девочку. – Симмз вмешался и забрал ее. Одна из целей миссии – научить молодых аборигенов жить на манер белых людей и не давать им перенимать родовые обычаи.

– А в чем состояло посвящение?

– Не знаю. Все держится в строгой тайне. Это связано с тем, что молодежь учат законам рода, обычаям предков, молодые узнают песенные пути, мифологию своего народа. Когда молодых аборигенов посвящают в члены рода, они считаются аборигенами до конца дней, а миссионерам это не нравится, потому что после этого аборигенами трудно управлять. Но если лишить молодых возможности пройти посвящение, их не принимает род, и они обращаются к культуре белых, чтобы найти себя.

– Это жестоко, – заметила Джоанна.

– Миссионеры хотят добра, мисс Друри. Я считаю, что они действуют из добрых побуждений, верят, что делают жизнь аборигенов лучше. Но, к сожалению, некоторые миссионеры боятся аборигенов. По их мнению, в туземцах есть темная сторона, таящая зло, и ее следует подавлять.

Джоанна наблюдала за девушкой. Ноги ее были стройные и длинные, кожа блестела на солнце, а струящиеся гладкие волосы вызывали ассоциации с водопадом. Мелодия с повторяющимся припевом была вполне приятной на слух.

– Аборигены довольны своей жизнью в миссии? – спросила Джоанна у Билла, думая о своих дедушке с бабушкой.

– Не могу сказать точно, – ответил Билл. – Трудно понять, что на уме у большинства туземцев. В чем-то белый человек улучшил жизнь аборигенов, но если посмотреть с другой стороны, потери есть, и большие. Когда молодежь не воспитывается среди своего рода, она теряет самобытность. Их отказываются признавать старшие рода, но и общество белых отворачивается от них.

Джоанне вспомнился старик-абориген Иезекииль, и она пыталась представить, что он думал о Саре, наполовину туземке, прошедшей только частично обряд посвящения. Джоанна знала, что сам Иезекииль время от времени работал на Хью. Но что он думал о белых людях и новой расе, заполонившей его землю?

– О чем она поет? – поинтересовалась Джоанна.

– Могу только предположить, мисс Друри, что она ведет о чем-то рассказ. Большинство песен аборигенов – это какая-то история. Такие песни у них все равно что книги. Я разобрал несколько слов. – Он помолчал, вслушиваясь. – Она поет об овцах, овцах, теряющих шерсть.

Как зачарованная слушала Джоанна песню, наполняющую неподвижный воздух жаркого дня.

– Билл, я нахожу вокруг дома какие-то непонятные предметы, – заговорила Джоанна, но продолжала смотреть на Сару, не в силах оторвать от нее взгляд. И она рассказала ему о своих находках.

– Похоже на колдовство аборигенов, – высказал свою догадку Билл. – А по ее песне, по тому, как она поет, могу предположить, что это ее рук дело.

– Но что они означают? Что это за колдовство?

– Не знаю. Сара полукровка и не росла среди своих. Рассказывали, что мать ее была чистокровной аборигенкой, а отец белым. Но она кое-чему успела научиться у старших женщин в миссии, прежде чем преподобный Симмз услал ее подальше от них.

– Чему, по-вашему, они ее учили?

– В детстве, когда я жил далеко от побережья в глубине материка, а было это давненько, скажу я вам, так давно, что я об этом уже и думать забыл. Так вот, в те времена аборигены еще жили по-своему, как и сто лет назад, до прихода сюда первых белых людей. И помню, что они устраивали корробори – особые танцы, и распевали свои магические песни. Тогда были песенные линии и вера во Время Мечтаний, они понятия не имели о воровстве, не знали собственности. Ни у кого не было личных вещей, и каждый являлся частью земли, на которой они жили. Все было общее. Когда какой-либо семье улыбалась удача, удавалось, например, убить большого кенгуру, все ели досыта. И природе давали возможность восстановить силы. Они никогда не вычерпывали колодец досуха, не охотились на одном месте до полного истребления всей живности, а когда убивали животное, то сначала просили у него прощения. А еще, – добавил в заключение Билл, – они владели очень могущественной магией. И как мне представляется, этому они и обучили Сару.

Джоанна думала о матери, жившей ребенком в этих краях, и об аборигенах, которые, возможно, жили рядом. И о яде-отраве, той магии, что могла исходить от них и в конце концов погубила ее. У Джоанны вновь появилось тревожное предчувствие приближающейся беды.

– Билл, песня, которую она поет, это магия добрая или она несет зло?

– Так что вы говорите, там нашли? Значит, насколько я помню, перья какаду, в особенности розовые или желтые, служили обычно магической защитой.

– Магической защитой? От кого?

Он пожал плечами.

– По моим догадкам, девочка старается защитить что-то от чего-то.

В памяти Джоанны всплыл отрывок из дневника матери. «Я снова видела сон о прошлом. По крайней мере, мне кажется, что сон был о прошлом. Я видела себя маленькой, рядом с темнокожей женщиной, той самой, что появлялась и в других моих снах. Именно ее, думаю, звали Рина. Мы прячемся с ней за какими-то скалами и боимся. Я вижу, как ее темные руки что-то делают с перьями, и она при этом поет».

– Билл, по-вашему, Сара считает, что нам здесь нужна защита?

Билл промолчал, глядя на эвкалиптовый прутик, который он пытался скормить коале. Ему не хотелось ее огорчать и рассказывать о том, что Иезекииль по какой-то причине невзлюбил ее и не перестает твердить Хью, что неудачи на ферме из-за нее. Хью оставил слова старика без внимания, и тогда Иезекииль стал говорить работникам-аборигенам, что здесь бродит невезение и несчастье. Билл не знал, почему Иезекииль так настроен против мисс Друри, но ему было прекрасно известно, каким влиянием пользуется старик среди необыкновенно суеверных аборигенов. Он был способен своими разговорами растревожить их до такой степени, что они захотят уйти. А Хью не мог позволить себе расстаться с ними именно сейчас, в этот трудный для фермы момент. Они были в числе его лучших работников и очень нужны ему.