Леди на монете - Барнс Маргарет Кэмпбелл - Страница 49

Поскольку никто из девушек не считал Джулию ни «нежной», ни «хрупкой», а скорее лицемерной и хитрой, им не могло прийти в голову, что она уже видит себя на месте Фрэнсис. За последнее время король дважды танцевал с ней, в чем, конечно, не было ничего особенного, потому что время от времени он открывал танцы в паре то с одной, то с другой фрейлиной. Однако сама Джулия думала, что произвела на Карла сильное впечатление, потому что он обратил внимание на ее розовое платье и сказал, что оно очень ей идет, и на ее ресницы, заметив, что они очень длинные – не меньше дюйма. У Джулии действительно были очень красивые ресницы, длиннее и темнее, чем у Фрэнсис, о чем Джулия думала с особым удовольствием.

Между тем Фрэнсис, не подозревая о том, что ее поведение вызвало настоящую сенсацию среди фрейлин, была в гостях у матери, которая после возвращения в Лондон поселилась в Сомерсетхаус – официальной резиденции королевы Генриетты-Марии.

Вдовствующая королева предоставила миссис Стюарт, своему верному и преданному другу, большие апартаменты, и мать поспешила сказать Фрэнсис, что теперь здесь ее дом до конца дней, добавив, что эти апартаменты даже слишком велики для нее и Вальтера: в нескольких больших комнатах вполне могла бы разместиться целая семья, и у нее возникло желание кое-что переделать. Вдовствующая королева предоставила ей carte blanche[41] и разрешила сделать все, что она сочтет нужным.

Фрэнсис проявила к этим планам живой интерес и даже дала матери несколько советов: она была счастлива, что ей удалось отвлечь мать от разговоров о ее личных делах. Для Фрэнсис не было тайной, что в душе мать сильно разочарована ее поведением и недовольна ею, хотя, казалось бы, для этого у нее не было никаких оснований: королева поправилась, а все разговоры о разводе давно смолкли.

Миссис Стюарт, конечно же, не могла открыто посоветовать Фрэнсис уступить домогательствам короля. Она не захочет прямо высказать свое мнение об этом, хотя, Фрэнсис признавала это, Карл – скорее всего – правильно оценивает ее возможное поведение, если ее дочь станет его любовницей, и она узнает об этом. Миссис Стюарт будет рыдать и сокрушаться, исповедоваться какому-нибудь священнику, которому она особенно симпатизирует, потом же вполне освоится и примирится с происходящим.

Фрэнсис не думала, что матери известно о той сцене, которая разыгралась на приеме у Барбары. Сейчас она вспоминала о том, что произошло, со стыдом, хотя многого почти не помнила: она действительно в тот вечер пила гораздо больше, чем обычно, потому что никогда прежде у нее не было такого ужасного настроения…

После этой злополучной сцены прошло уже немало времени, и она была в отчаянии от того, что никто не принял ее вызов – в полном соответствии с тем, что предположила Джоан Уэллс. Кроме одного человека – Хьюго Ропера, которого принимали во дворце благодаря превосходному тенору и благородному происхождению, хотя было известно, что он очень беден. Он прислал ей любовное послание – поэму, в которой сетовал на свою бедность и воспевал свои чувства к ней.

Она тоже бедна, думала Фрэнсис, и, кроме красоты, ничего не может предложить мужчине, который склонен был бы жениться на ней.

Сегодня Фрэнсис приехала в Сомерсетхаус в дворцовой карете, но, не зная, сколько продлится визит, отправила кучера и горничную обратно. Миссис Стюарт, у которой не было своей кареты, но было право воспользоваться каретой вдовствующей королевы, вышла к главному входу, чтобы проводить дочь в Уайтхолл.

Однако там Фрэнсис уже ждала богато украшенная карета с золотыми и серебряными кистями и позолоченными панелями, запряженная четверкой гнедых красавцев. Фрэнсис сразу же узнала нарисованные на ней гербы, поэтому она ничуть не удивилась, когда тот, кто сидел в ней, как бы нехотя, лениво вышел, снял шляпу и низко поклонился – сперва матери, потом дочери. Фрэнсис молча смотрела на него.

– Миссис Стюарт? – спросил он. – Впрочем, можно и не спрашивать – сходство поразительное.

И еще кто-то смеет говорить, что он плохо воспитан, подумала Фрэнсис. Трудно представить себе кого-нибудь, кто был бы более галантен.

– Его Высочество герцог Леннокс и Ричмонд, – поспешно сказала она матери, поскольку миссис Стюарт смотрела на него с недоумением. – И мне кажется, он здесь специально для того, чтобы отвезти меня во дворец.

– Если мне будет позволено это сделать, – сказал Леннокс. – Мне сказали в Уайтхолле, что вы в гостях у родных, потом я случайно увидел, что карета вернулась, и подумал, кузина, что вам будет не на чем вернуться.

– Кузина? – недоверчиво спросила миссис Стюарт, но неожиданно сменила тон и продолжила уже совсем по-другому:

– Ну конечно же! Ведь Ваше Высочество тоже Стюарт, и мой муж был знаком с вашим отцом, милордом Обиньи. Вы очень торопитесь обратно? Может быть, вы разрешите пригласить вас – я хотела бы предложить вам легкий ужин.

– Я могу понадобиться Ее Величеству, maman. Мне очень жаль, но пора возвращаться, – поспешно сказала Фрэнсис, у которой не было ни малейшего желания продолжать эту неожиданную встречу под материнским подозрительным взглядом.

– Мне это не пришло в голову. Конечно, тебе следует вернуться, – согласилась миссис Стюарт, приняв как должное, что этот красивый молодой человек в роскошной фамильной карете приехал, чтобы проводить Фрэнсис.

Леннокс пробормотал что-то насчет того, что он надеется иметь удовольствие вскоре нанести ей визит. Фрэнсис помахала матери на прощание и села в карету. Форейтор закрыл дверь и занял свое место позади кучера. Кони рванулись вперед, и карета покатила.

– Но не во дворец, – сказал Леннокс, который, судя по всему, уже дал кучеру соответствующие указания, потому что карета покатила по Пикадили и Сент-Джеймс. – Насколько мне известно, королева не нуждается вечером в вашем присутствии.

– Нет. Она разрешила мне побыть с матерью столько, сколько я захочу, – призналась Фрэнсис. – Я сказала неправду, потому что ваше появление очень удивило меня, и я боялась, что она замучает нас обоих нудными вопросами. Откуда вы узнали, где я?

– Я встретил мисс Ла Гарде, и она сказала мне. Вчера вечером курьер принес мне письмо от нее. Я чувствую себя ее должником.

– Вы? Меня раздражает и злит то, что она вмешивается в мои дела.

– Уверяю вас, из самых добрых побуждений. Она видела, в каком я был состоянии, и просто пожалела меня.

– На самом деле? – Наивность и доверчивость Леннокса заставили Фрэнсис улыбнуться. – Я бы не сказала, что Джулия отличается особой добротой, но, может быть, я и ошибаюсь в ней.

– Ошибаетесь, кузина, конечно, ошибаетесь! Она написала мне о том, как вы провели два вечера после того, как объявили о своем согласии выйти замуж за любого, кто имеет приличное состояние и готов жениться на вас.

В неверном свете наступающих сумерек Леннокс увидел, как Фрэнсис вспыхнула, и на ее лице появилось злое выражение. Она отвернулась, потому что маленькая шляпка с пером, кокетливо надетая на пышную прическу, вовсе не защищала ее от пристального взгляда Леннокса. Но ее маленькие ручки, затянутые в светлые перчатки, украшенные жемчугом, задрожали, и Леннокс накрыл их своей рукой.

– Я не опоздал?

– Не опоздали куда?

– Вас не очень утомили нетерпеливые претенденты? Честность может заставить вас принять первое же предложение.

– Мне никто ничего не предлагал. Да я и не ожидала этого. Я просто сошла с ума, и никому не пришло в голову отнестись к этому серьезно. Я выпила слишком много вина, но у меня нет таких способностей, как у Вашего Высочества, и я не могу скрыть, когда немного пьяна.

– Я абсолютно трезв, – ответил Леннокс. – За целый день я не выпил ни капли.

– При такой погоде это, наверное, очень тяжело. Должно быть, вы умираете от жажды.

– Мое физическое самочувствие значительно лучше, чем состояние души. Я думал, что у меня нет никакой надежды. Можете себе представить, я совершенно не ожидал, что у меня не будет соперников, и должен вам в этом честно признаться. Но раз дела обстоят именно так, мне остается только задать вам один вопрос. Не хотите ли взять меня?