Талисман любви - Райс Луанн - Страница 37

– Он жил тогда в квартире у озера Онтарио. Большие солнечные апартаменты, где жили и другие известные люди. Это место всегда показывают экскурсантам, плавающим по озеру. Нэт просто обожала бывать там. Ей нравилось играть на террасе и слышать, как голос в громкоговорителе рассказывал пассажирам теплохода, проплывающего мимо дома: «А вот здесь живет Серж Картье…»

Он замолчал, и затем, как будто это была запоздалая мысль, добавил:

– Она и в тот день играла на террасе.

Мэй услышала, как гагара крикнула далеко на озере, ее клич был хриплый и безумный.

– Этот тип держал ее вверх тормашками, за перилами, – выговорил Мартин.

– О, нет, – прошептала Мэй.

– Она, должно быть, была испугана, так ведь? Но она не показала и виду. Даже когда он втащил ее обратно и опустил на пол невредимой. Она сразу же побежала к моему отцу. И крепко обняла его. Несмотря на все, через что ей пришлось из-за него пройти, она волновалась только за него, знала, что он был в большой беде.

Мэй подумала, что Мартин скажет, что тот мужчина выбросил Натали с террасы, и почувствовала, что немного расслабилась. Она перевела дыхание и начала дышать снова.

– Мой отец хотел, чтобы она ушла. Говорит, что он думал, что тот тип мог снова попытаться сделать ей больно. Поэтому он оттолкнул девочку… не сильно, говорит. Все еще говорит. Она ударилась головой об угол стола, но сразу же подскочила на ноги. И совсем не поранилась.

– А потом… – начала Мэй и остановилась, смутившись.

– Она вернулась домой со мной. Провела здесь последние две недели. Она рассказала мне о том плохом дядьке и о том, как висела за перилами, но она ни словом не проговорилась, что дедушка отпихнул ее от себя. Я позвонил отцу, сказал ему, что отныне он снова был вне моей жизни, и на сей раз навсегда, и тогда, в том разговоре, он упомянул, что Натали ударилась головой. Я ничего не подумал об этом… меня слишком поглотила ненависть к нему.

Мартин трудно дышал, как будто он только что бежал на время.

– Ее глазки казались немного затуманенными, но я сказал себе, что это из-за того, что она плакала. Она всегда плакала, когда нам предстояло прощание. Она должна была лететь назад к матери на следующий день.

Стон Мартина потряс ночь. Ночные птицы взлетели, их крылья захлопали над поверхностью озера. Мэй сжала его руку, тихонько плача подле него.

– Она умерла той ночью.

– Ох, Мартин.

– Во сне.

– Боже мой, – прошептала Мэй.

– Они провели вскрытие. У нее было сотрясение и образовался тромб. У нее произошло кровоизлияние в мозг. Мой отец звонил той ночью, брал всю вину на себя, крича, что он никогда не думал, что так все случится.

– Конечно.

– Это была только моя вина, – сказал Мартин, снова вцепившись в ручки стула. – Во-первых, в том, что доверился этому сукиному сыну, во-вторых, что не показал ее врачам.

– Ты не виноват.

– Я долго пытался убедить себя в этом. Я ненавижу моего отца так сильно, что можно предположить, будто во всем виноват только он. Иногда я забываю, что он в тюрьме за рэкет и уклонение от налогов, а вовсе не за убийство.

– Обвинение никогда не помогает, – сказала Мэй, вспомнив о том, как погибли ее родители и как долго она хотела во всем обвинять водителя грузовика, ненавидеть кого-то за то, что она лишилась своих родителей.

– Может, и не помогает, – согласился Мартин. – Но она тут, в груди. Так что ты можешь понять, почему я не мог рассказать Кайли то, что она хотела знать. Я не мог рассказать ей, как я подверг своего собственного ребенка опасности, а потом не сумел помочь ей. Только услышав, как она произносит имя Натали, я сошел с ума.

– Это не сумасшествие, – сказала Мэй. – Это горе.

Они держали друг друга за руки, и теперь крепко обнялись, как будто они имели одну кожу на двоих, и Мэй чувствовала, как бьется его сердце вместе с ее собственным. Он плакал, но не хотел, чтобы она видела это. Его плечи поднимались; она обнимала его как можно крепче.

Поднялся ветер. Листья зашелестели наверху, и сосновые ветви заскользили по скалистой поверхности горы. Появилось много звезд, и на небе можно было различить некоторые созвездия.

– Кайли станет бояться меня, если она узнает, что случилось с Натали, – сказал он.

– Мы с Кайли говорим правду друг другу, – возразила ему Мэй. – Всегда говорим только правду.

– И мы расскажем ей правду… вместе. Но она будет напугана. Я волнуюсь за нее, Мэй. Ты не догадываешься об этом, но я сильно волнуюсь. Я наблюдаю, как ты ведешь свои записи в той синей тетради.

– Дневнике.

– Записываешь ее сны и видения. Я не хочу быть причиной новых кошмаров для нее. Я знаю, что она думает о том, что Натали умерла. И умерла она ужасно.

– Прости меня. И благодарю тебя, что ты думаешь о Кайли, – проговорила Мэй.

– Думаю, да. Она – моя падчерица. Ты сказала вчера, что все в этом мире взаимосвязано. Все и всё.

– Я полагаю, что это правда, – произнесла Мэй, и Мартин обнял ее.

Но она думала о другом человеке во всей этой истории, все еще живом и так же связанном с ними, как и все они, человеке, о котором Мартин никогда не говорил: о его отце.

Глава 10

Поскольку время их пребывания на озере близилось к концу, каждый день приобретал все большее значение. Лето показалось короче в этом году, чем обычно. В их последний день Мартин спросил Кайли, не хочет ли она совершить раннюю утреннюю прогулку к рыбьей норе, проверить, не удастся ли им отыскать там прапрабабушку-форель.

– Конечно, – согласилась Кайли с некоторым нежеланием, из-за того самого дневного дурного сна, в лодке, когда Мартин так громко на нее накричал.

Хотя после этого были и экскурсии, и катания на лодке, и пикники, Кайли старалась, чтобы мама была с ней рядом. Но сегодня ей очень хотелось поплыть с ним. В последнее время он был таким же хорошим, как и вначале.

– Тогда собирайся, – сказал Мартин, укладывая весла, пруты, ковши и крючки.

В то время как Мартин загружал гребную шлюпку, Кайли накопала червей на старом картофельном поле. Грязь застревала между пальцами ее голых ног.

Они направились прямо к цели, скользя по гладкой воде. Рябь в форме буквы V оставалась за кормой, когда весла опускались и поднимались. Кайли откинулась назад в старой деревянной лодке и вдыхала запахи уходящего лета: водной глади озера, засохшей грязи на дне лодки, сосновых иголок, искрящихся на деревьях. Гагары и лебеди плавали вдоль берега.

Мартин молчал, молчала и Кайли. Она смотрела на него, и ее мучил вопрос, откуда берутся у людей морщинки вокруг глаз и рта. Она коснулась собственного гладкого лица. Мартин заметил ее движение и улыбнулся. Но не стал ничего говорить и продолжал грести.

Когда они добрались до заветного места, Мартин насадил наживку на крючки, и они закинули свои удочки. Когда солнце вышло из-за деревьев, Мартин вытащил две кепки из ведра на дне лодки. Одну надел себе на голову, другую протянул Кайли.

– Надень это, – сказал он ей.

– Что это? – Она держала кепку в руке.

Темно-синего войлока, со знаками отличия с голубой сойкой, она была точь-в-точь как кепка Мартина, только меньше по раз меру. Потертая, кожаный ремешок сзади слегка перекрутился. Взяв ее в руки, дотронувшись пальцами до ткани, Кайли поняла, что кепка принадлежала Натали.

– Это бейсбольная кепка, – пояснил он.

– Но ты играешь в хоккей.

– Верно, – согласился он. – Только в хоккейном шлеме было бы довольно жарковато здесь на воде. Летом мы носим бейсболки.

– Ее носила Натали? – спросила Кайли, глядя на него.

– Ну да, это ее кепка. – Мартин прищурился и снова закинул удочку.

Кайли мысленно вернулась к тому дню, когда он кричал на нее в лодке. Вскоре после этого они с мамой нашли этому объяснение: он слишком горевал по Натали, и иногда сильно расстраивался, когда думал о ней. Потом мама рассказала Кайли, как умерла Натали, что девочка споткнулась и ударилась головой, когда была в гостях у дедушки, что Мартин не знал, насколько это было серьезно, и не показал ее вовремя доктору, чтобы успеть спасти ее. И он очень-очень переживает из-за этого.