На десятом небе (Седьмое небо) - Райс Луанн - Страница 43

– Надевай еще одни носки, – посоветовал отец. – Или они у тебя кончились?

Сьюзан усмехнулась. Все, кроме отца, считали, что у нее крыша поехала, когда она стала носить носки Фрэдди. Это было одной из основных причин, по которой ее направили на лечение к доктору Дэрроу. Но Майк летит домой вместе с ними, и он тоже понимает ее.

– Не бойся, – улыбнулась она, – носки Фрэда никогда не износятся.

– Ты здорово обращаешься с иголкой и ниткой для девочки твоих лет, – похвалил ее отец.

– Мама считает, что носить их – ненормально.

– Я знаю, – сказал он.

И по тому, как он это произнес, ей стало понятно, что он совершенно не согласен с ее матерью.

– Ты знаешь, пап, Майк тоже ходил к доктору Дэрроу. Ты думаешь, Майк не в себе?

– Нет, Сноу, да и ты тоже.

– Пап, – выдавила из себя Сьюзан, пытаясь проглотить комок в горле, – а что, если мы начнем забывать его? Иногда я просыпаюсь и даже не вспоминаю о нем до завтрака или когда жду автобус. Раньше я думала о нем постоянно.

– Мы никогда не забудем Фрэда. Обещаю тебе. А теперь нам пора, – сказал он, протягивая ей руку.

Сноу Берк, хотя и была уже не такой маленькой, чтобы ходить с папой за ручку, особенно в доме парня, который, как она надеялась, станет ее бой-френдом, ухватилась за пальцы отца и спустилась с ним вниз.

Сара вошла в комнату, где обычно спал Уилл. Он был внизу, загружал машину. Она прошла к комоду, чтобы еще раз взглянуть на фотографию матери. Ее знобило, но не только от температуры. У нее, конечно, были и другие фотографии матери, но что-то в этом портрете, сделанном во время свадьбы, заставляло Сару чувствовать их близость. Возможно, потому что мама умерла именно в этой комнате и именно эта фотография стояла тогда на комоде возле нее.

– Мама, – сказала Сара вслух.

Ждала ли она ответа? Она знала, что это все фантазии, но в воздухе витало что-то, будто здесь незримо присутствовал ее дух, возникали ни на что не похожие ощущения. Саре казалось, что она в этой комнате не одна.

Она присела на краешек кровати и осмотрелась вокруг. Именно здесь лежала ее мама, она видела те же самые вещи, которые теперь разглядывала Сара. Здесь были все те же выцветшие обои, платяной шкаф из красного дерева, картины на стенах, белые занавески на окне. Лежа здесь, мама должна была поднимать голову, чтобы видеть, что происходит за окном, чтобы взглянуть на океан.

Мама была такой слабой. Сара вспомнила, как приходила, чтобы посидеть возле нее, как боялась увидеть следы приближающейся смерти. Здесь все было пропитано особым запахом болезни, и он был таким сильным, что люди, которым раньше не доводилось ощущать его, сразу же понимали, что это такое. Ее мама всегда была такой чистюлей, и Сара вспомнила, как та была счастлива, когда дочь помогала ей умываться. Она наливала в тазик теплую воду, брала белое полотенце и кусочек любимого мыла мамы. Когда она ее умывала, то чувствовала в груди холод и боль. Мама улыбалась, она была так благодарна за этот знак внимания, а Сара хотела поскорее закончить и уйти. Оглядываясь назад на все эти годы, она понимала, что улыбка ее матери не имела ничего общего с самой процедурой умывания – она была рада видеть возле себя дочь. И теперь та испытала глубокое раскаяние и стыд за то, что не сделала для нее большего.

– Прости меня, мама…

Поднявшись, Сара подошла к окну, глядя на встающее из-за горизонта солнце, лучи которого освещали верхушки сосен, бросали оранжевые отсветы на снег. Морские тюлени копошились на камнях и поднимали вверх головы. День благодарения прошел. Всего лишь через несколько недель наступит Рождество – любимый праздник мамы. Сара вспомнила еще один эпизод.

В последнее для ее матери Рождество, когда она была слишком слаба и уже не вставала с постели, не говоря уже о том, чтобы выйти из комнаты, Сара говорила с отцом о елке. С горечью и в страхе перед неотвратимой смертью он ответил, что Роуз не сможет спуститься, чтобы посмотреть на нее, поэтому они не станут украшать елку. Сара понимала, что по-своему он прав: мама умирает, им не до праздника. Но она очень хотела, чтобы у мамы была елочка. Весь день она провела в сарае, делая подсвечники из форм для небольших кексов, фольги и зажимов для проводки. Затем вышла на улицу и проложила тропинку через двор к небольшой изящной елочке, которая росла на полянке у леса.

Ночью, как только стемнело, Сара вошла в эту комнату, помогла матери подняться, принесла халат, помогла надеть тапочки. Поставив стул у самого окна, она довела больную до него. Это было всего лишь десять шагов, но они давались ей невероятным усилием воли, и казалось, что их сотня.

Сара помнила восхищенный вздох матери: тропинка, ведущая к рождественской елочке, сияла огнями, а на самом дереве сверкали пятьдесят подсвечников. Сара повязала красные банты на ветки, но было уже слишком темно, и их не было видно. Они с матерью стояли у окна, обнявшись и не говоря ни слова, пока одна за другой не догорели все свечи…

– Это было наше Рождество, мама, – сказала она, стоя у окна и вспоминая обо всем.

Ее мама так многому успела научить ее. Праздники были самым важным в жизни, их нельзя было не отмечать. Не важно, что тебе грустно, не важно, что ты чего-то боишься, праздники надо справлять с людьми, которых любишь. Потому что никогда не знаешь, память о каком может стать единственным, что у тебя останется.

Отвернувшись от окна, Сара поцеловала фотографию в последний раз. Спина сильно болела, и она знала, что сейчас не смогла бы поднять свою мать. Она глубоко вздохнула и спустилась вниз, чтобы найти Уилла и своего сына, которого отвезет домой.

Тетя Бэсс решила остаться дома, поэтому все попрощались с ней в прихожей. Она сохраняла чувство юмора и спокойствие, задержав Майка в объятиях всего лишь на минуту дольше, чем остальных, и сказав, чтобы он не забывал писать. Обняв Сару, она немного отклонилась назад и взглянула на нее с тревогой:

– У тебя жар?

– Небольшой, – шепотом ответила Сара.

– Как только доберешься до дома, немедленно в постель, – так же тихо велела тетя Бэсс, и Сара испытала облегчение, оттого что та не стала привлекать внимание к ее состоянию и уговаривать остаться еще на денек, чтобы немного отлежаться.

Теперь, когда настал момент расставания, она хотела, чтобы прощание поскорее закончилось, хотела попасть домой вместе с Майком как можно быстрее.

Джордж в это утро был спокоен и тих. Он перенес вещи в джип, рассовал их в багажнике так, будто вывозил мусор на свалку. Гелей пришлось помочь взобраться на переднее сиденье, и Джордж подсадил ее. Сам он взобрался на колесо, и молча уселся за руль, как водитель, который хочет быстрее отделаться от пассажиров. Сара попыталась настоять на том, чтобы Уилл тоже сел вперед, но тот отказался и забрался назад к Майку и Сьюзан. Она села в машину, и Гелей немедленно забралась к ней на колени.

Они ехали по острову, и Сара поймала себя на мысли, что за все эти годы здесь ничего не изменилось. Остров был слишком далеко от суши, чтобы привлечь строителей и предпринимателей. Конечно, во время штормов ветер выворачивал деревья, океан мог изменить береговую линию, но она знала, что, когда вернется сюда, остров будет выглядеть точно так же. Расставание с отцом очень опечалило ее, но она возвращалась домой вместе с Майком, и это было сейчас главным. Неужели она такая жадная, что хочет всего сразу: чтобы отец взглянул на все ее глазами и при этом был счастлив? Он вел джип и казался абсолютно отстранившимся от всего. О чем они станут говорить с тетей Бэсс?

– Папа, – тихо окликнула она.

– Хм, – буркнул он.

– Он вернется.

Джордж лишь еще сильнее вцепился в руль и нажал на газ. Сара старалась не думать о том, какой старой и ржавой была машина, как запущена ферма. Майк сделал все, что мог, поправил то, что можно было исправить, но он был бессилен перед суровой реальностью. Она постарается посылать старикам больше денег в надежде, что отец из гордости не откажется от них.