Вера Петровна. Петербургский роман (Роман дочери Пушкина, написанный ею самой) - Пушкина-Меренберг Наталья Александровна - Страница 4

Более сегодня сказать я не могу, моя горячо любимая Вера. Моя судьба — в Ваших руках. В ожидании Вашего приговора, навсегда Вас искренне любящий и почитающий Владимир Островский».

Кончив читать, она бессильно опустила руки. В том, что произошло, не было сомнений. Ее глаза засияли, ее охватило небывалое блаженство. Дитя в ней умерло. Волшебное слово любви родило молодую женщину. Его соблазнительный звук нашел отзыв в ее сердце. И она сама удивилась этому неожиданному превращению и тому новому свету, в котором ей предстал Владимир. С раннего детства она знала юного Островского, они виделись почти ежедневно. Они выросли вместе, как брат и сестра. Он был ее помощником, ее доверенным другом. Рано развившись, Вера, подобно распустившейся почке, обещала превратиться в прекрасный цветок. Владимир не мог больше медлить с признанием. И Вера была счастлива, так как сейчас знала то, что раньше предчувствовала и на что надеялась.

Наконец, большой колокол предупредил всех о начале обеда. Без этого предупреждения Вера рисковала попасть в трудное положение, забыв все на свете, про время и про еду. С трудом вернувшись к действительности, она спрятала в платье письмо, предвестник своего счастья. Расстаться с ним она не решалась. После этого она поспешила в столовую.

Семья вместе с графом Островским уже собралась, но живая беседа еще не завязалась, и все заметили ее опоздание. Граф бросил на нее испытующий взгляд. Как все влюбленные, он боялся и не был в себе уверен. Но когда их взгляды встретились, он прочел в ее глазах ответ «да». И почувствовал себя на седьмом небе от счастья.

Обед шел своим чередом, ни быстрее, ни медленнее, чем обычно. К тому же Петр Модестович Громов был слишком педантичен, чтобы отступать от правил. Но влюбленным казалось, что обед никогда не кончится, что этой муке не будет конца. Им хотелось быть наедине, без свидетелей, и говорить о своей любви.

Любящее и заботливое материнское сердце Марии Дмитриевны почувствовало, что случилось что-то важное. Она, как и ее дети, знала Островского и нашла, что он, против своего обыкновения, выглядит озабоченным и рассеянным. Также и Вера была тиха и замкнута. Госпожа Громова украдкой бросала на них опасливые вопросительные взгляды. И все же терпеливо ждала разгадки, так как была уверена, что не пройдет и ночи, как дочь откроет ей тайну своего сердца.

После обеда все отправились в сад насладиться свежим воздухом и светлым вечером, какие лето дарит после бесконечных зимних ночей. К обществу присоединились знакомые из соседних дач, группами или парами гулявшие по саду. Среди присоединившихся оказался Борис Иванович Беклешов, служивший предметом разговора во время утренней прогулки юных дам. Черты его лица были не слишком правильны и красивы, но, высокий и стройный, он выглядел в мундире хорошо. Речь его была оживленной, замечания остры и комичны, и он умел занять большое общество любезным обращением и льстивым вниманием к отдельным дамам. Но от опытного наблюдателя не ускользало, что первое благоприятное впечатление, которое он, как правило, производил, потом ослабевало. Особенно неприятное впечатление производили его глаза, вызывавшие к нему антипатию. Его взгляд был изменчив и взволнован, иногда в нем было что-то подстерегающее, как у кошки. Он мог смотреть на дам дерзко, не скрывая желания, и те, невольно краснея, отворачивались.

Если он встречал в дискуссии несогласное с ним мнение, то мог в ярости вскочить. Впрочем, Борис Иванович редко обнаруживал свой характер. В свете за ним утвердилось мнение как о любезном и добродушном человеке. Госпожа Громова относилась к нему как к сыну, охотно его терпела и была ему даже рада. Его считали добропорядочным молодым человеком. Способности и возможная протекция обещали ему блестящую карьеру. Матери двух дочерей на выданье не гоже было пренебрегать им, и она обращалась с Борисом с внимательной предупредительностью.

Как и большинство мужчин, он питал особый интерес к юной Вере, которая все более вызывала его живую симпатию. Так как его чувства не встречали взаимности, он заключил, что сердце Веры не свободно. И это не только не отвратило его от мысли домогаться ее руки, но, наоборот, разожгло его желание. Его деспотичный вспыльчивый характер не переносил ни возражений, ни сопротивления. Когда он встречался с сопротивлением, первое, что он хотел сделать, — сломить его.

В этот вечер он, будучи в особенно хорошем настроении, был окружен дамами, которых беспрестанно веселил.

— А где же Вера Петровна? — спросил он ее старшую сестру. — Я ее видел только мельком, а потом она покинула наше общество.

— Почему вы все время интересуетесь моей сестрой, Борис Иванович? Это по меньшей мере прискорбно. Вместо того чтобы думать об отсутствующих, вы могли бы обратить внимание на присутствующих.

— Это я и делаю все время, Ольга Петровна, и изо всех сил занимаю вас. Но разве это преступление, спросить о вашей сестре?

— Это не преступление, и вы можете о ней спрашивать сколько вам угодно, но я нахожу ваше поведение негалантным.

Этим Ольга закончила разговор, а Беклешов вернулся к оставленным им дамам.

Вера и Владимир медленно бродили рука об руку по удаленным уголкам сада. Деревья и постепенно сгустившиеся сумерки скрывали их от любопытных взглядов. Они говорили о первой любви, вечной и всегда новой. Юные сердца переполняло счастье, которое каждому дается испытать один раз в жизни. Робко прижимаясь к любимому, Вера спросила:

— Сейчас я чувствую себя такой счастливой, что испытываю страх, когда думаю о будущем и спрашиваю себя, что скажут ваши родители, когда узнают о нашей любви, что они скажут о нашей помолвке? Ваш отец выглядит таким важным и ваша матушка так холодна и высокомерна, что я боюсь их. Конечно, они не захотят видеть меня своей невесткой.

— Будьте спокойны, моя милая Вера, и не думайте о плохом. Если бы Вы знали моих родителей, как я их знаю, вы бы не говорили так. Они — лучшие люди на земле, которые никогда мне ни в чем не отказывали.

— Не знаю почему, но ваши слова впервые в жизни меня не убеждают. Ваши родители, конечно, строят большие и честолюбивые планы насчет вашего будущего, и они согласятся женить своего единственного сына, по меньшей мере, только на княжеской дочери. Я не слишком знатна для них. Моя мать уже давно полюбила вас всем сердцем. Когда я сегодня вечером рассказала ей о вашем письме, она плакала от счастья, узнав, что мы объединим наши судьбы. Но с вашими родителями дело обстоит иначе. И от этого у меня тяжело на сердце.

— Вас преследуют воображаемые призраки, Вера. И то, чего вы боитесь, не случится. Мои родители никогда не говорили со мной о свадьбе, и их возможные планы на этот счет мне поэтому совсем неизвестны. Но я не сомневаюсь ни на мгновение, что если войду к матери и скажу ей, что обещал сердцем и что должен избрать Веру Петровну Громову женой, а иначе мне не жить, то получу ее благословение и, благодаря ей, согласие отца.

— Ах, вольно вам так говорить, мой любимый Владимир. Но чтобы положить конец мучительной неизвестности, обещайте мне поговорить с вашей матерью еще сегодня и дайте мне знать как можно быстрее об ее ответе.

— Я сделаю это обязательно. Я не могу более скрывать от отца и матери тайну, от которой зависит вся наша жизнь.

— Когда я вас снова увижу, Владимир, чтобы из ваших уст узнать решение моей судьбы?

— К сожалению, не скоро, так как завтра я возвращаюсь в полк, по меньшей мере на восемь дней. А в следующую неделю двор устраивает бал в Петергофе, и я должен присутствовать на нем. Но если Вы получите приглашение, и я на балу под звуки музыки прошепчу вам ответ моей матери?…

— Вы полагаете, Владимир? — ответила Вера, и при мысли о бале ее глаза радостно заблестели. — Вы знаете, что я не представлена ко двору, еще ни разу не была в свете и, конечно, не получу приглашение на этот праздник. Но как было бы хорошо попасть туда.

— Тогда предоставьте это мне. Но как отнесется к этому ваша мать?