Дети Ашшура - Говард Роберт Ирвин - Страница 1

Роберт Говард

Дети Ашшура

1

Соломон Кейн вскочил с груды сваленных в углу шкур, служивших ему постелью, пытаясь в кромешной тьме найти свое оружие. Его разбудила не бешеная дробь тропического ливня, стучавшего по крыше хижины, и не яростные раскаты грома — вопли ужаса и боли, пронзительный лязг стали доносились сквозь шум и грохот тропического шторма. По-видимому, в деревне, где англичанин укрылся от разбушевавшейся стихии, происходило что-то страшное — набег или облава. Соломон Кейн лихорадочно пытался понять, кто именно мог напасть на мирную деревню ночью и в такой ужасный шторм. Его рука наткнулась в темноте на пистолеты, лежавшие тут же, на шкурах, но он не стал их брать. В такой ливень это просто бесполезные игрушки — порох мгновенно намокнет, стоит лишь выйти за порог хижины.

Забыв про шляпу и плащ, Кейн бросился к двери и резко распахнул ее. Яркая вспышка молнии, которая, казалось, прорезала все небо, на миг ослепила его, но затем он увидел безумное, хаотичное мелькание человеческих фигур в просветах между хижинами и сверкающие отблески огня на лезвиях мечей и топоров. Теперь он отчетливо слышал пронзительные крики ужаса чернокожих жителей деревни и гортанные воинственные кличи на каком-то незнакомом ему языке. Кейн пробежал несколько шагов вперед, высоко подняв меч над головой, и вдруг почувствовал, как рядом с ним метнулась чья-то тень. Он резко остановился и взмахнул мечом, но в это мгновение новая ослепительная вспышка молнии лишила его возможности увидеть врага. Соломон невольно зажмурился, обрушив удар наугад в пустоту. Открыв глаза, он успел лишь увидеть занесенный над его головой огромный меч. Снова вспыхнул огонь, который был во сто крат ярче молнии. Сознание затуманилось, и мрак чернее ночи в джунглях поглотил его...

Соломон Кейн очнулся, когда первые лучи солнца едва тронули бледным светом потемневшие от дождя джунгли. С трудом приподнявшись, он сел в липкой грязи неподалеку от своей хижины. Со лба его сочилась кровь, а голова раскалывалась и гудела, но Кейну все же удалось приподняться и оглядеться по сторонам. Дождь, по-видимому, давно прекратился, и небо было совершенно ясным, без единого облачка. Над деревней висела тишина — зловещая, гнетущая тишина, — и англичанин вдруг осознал, что теперь эта деревня — обиталище Смерти. Повсюду — на улицах, в дверях и внутри хижин — лежали тела мужчин, женщин и детей, некоторые из них были изрублены на куски, что говорило о какой-то запредельной жестокости и бессмысленности нападавших. По-видимому, они убили почти всех жителей, а если и захватили кого-то в плен, то лишь немногих. Они не взяли никакого оружия, принадлежавшего их жертвам, и ничего из утвари или орудий труда. Соломон Кейн понял, что набег совершили представители какой-то более цивилизованной расы, которых совершенно не интересовали ни примитивные копья, ни топоры и ничего из того, что было произведено руками грубых крестьян. И все же, как обнаружил через некоторое время англичанин, кое-что они взяли — слоновую кость, в большом количестве имевшуюся в деревне, а также его меч, пистолеты, кинжал и сумки с патронами и порохом. Прихватили неведомые захватчики и палку Соломона с заостренным концом, причудливой резьбой и набалдашником в виде кошачьей головы, которую подарил англичанину его друг Н'Лонга, колдун с Западного побережья. Пропали также шляпа и плащ.

Кейн стоял посреди мертвой деревни, мучительно размышляя о причинах, вызвавших эту кровавую резню, но ответа не находил. Он пришел в деревню предыдущей ночью, весь промокший, и попросил пристанища у жителей, которые радушно приняли его, щедро поделившись своими скромными запасами пищи. Из разговоров с ними Соломон понял, что сами они не очень много знали о земле, на которой жили, так как поселились здесь относительно недавно, изгнанные со своих мест более могущественными и воинственными племенами. Они были простым и миролюбивым народом, и в сердце Кейна зажглись ярость и ненависть против неизвестных варваров, так жестоко расправившихся с безобидными и беззащитными людьми. Внезапно он вспомнил, как яркая вспышка молнии осветила на мгновение лицо того, кто напал на него, — лицо белого человека! Но ведь Кейн знал, что в этих местах не могло быть белых людей, даже кочевники-арабы появлялись лишь в сотнях миль отсюда. Соломон не успел разглядеть одежду чернобородого, хотя теперь смутно припомнил, что выглядел он как-то не по-местному причудливо, да и длинный прямой меч в его руке говорил о том, что эти люди пришли откуда-то издалека. Кейн взглянул на грубую неровную стену, окружавшую деревню, на бамбуковые ворота, обломки которых теперь валялись в грязи, и вдруг заметил широкую утоптанную тропу, уходящую в джунгли. Оглянувшись в поисках какого-нибудь оружия, он увидел лежавший неподалеку грубый крестьянский топор и взял его. Соорудив из широких листьев некое подобие шляпы, чтобы защитить голову от палящих солнечных лучей, Соломон Кейн вышел через сломанные ворота и направился по следу неведомых убийц, ведущему в джунгли.

Под гигантскими деревьями, укрывавшими землю от ливня, след стал заметнее, и Кейн, присев на корточки, стал вглядываться в разбухшую рыхлую почву. Он ясно различил отпечатки сандалий, — их было больше, но попадались и следы босых ног, говорившие о том, что часть жителей все же захвачена в плен. По-видимому, если нападавшие и понесли потери, то тела своих убитых они взяли с собой. Скорее всего, они уже очень далеко: Кейн старался идти как можно быстрее, не останавливаясь, но так и не увидел никого впереди за целый дневной переход.

Только когда заметно стемнело, Соломон сделал наконец небольшой привал и торопливо поел то, что успел захватить с собой из уничтоженной деревни. Затем он вскочил на ноги и вновь устремился вперед, сжигаемый яростью и желанием разрешить загадку страшного чернобородого человека, высвеченного в его памяти вспышкой молнии. Хуже всего было то, что убийцы забрали оружие Кейна, а в этой дикой стране наличие оружия — вопрос жизни и смерти...

Вдруг показался просвет между деревьями, и вскоре Кейн вышел на холмистую, поросшую густой травой равнину с видневшейся вдали цепью низких скалистых гор, к которым и вели следы. Англичанин решительно направился в сторону гор, но внезапно замер, услышав грозное рычание львов, раздававшееся отовсюду в надвигавшейся вечерней тьме. Почуяв добычу, гигантские кошки начали приближаться, и Кейн понял, что попытка прорваться через это огромное пространство с одним топором в руках равносильна самоубийству. Отпрыгнув назад, в джунгли, он тут же нашел огромное дерево и, быстро взобравшись на него, уселся поудобнее на широком разветвлении. Отодвинув листья, он увидел огонек, мерцающий между холмами, а дальше, на горной гряде, различил множество других, петляющих и извивающихся, словно светящаяся змея. Кейн понял, что это и есть колонна захватчиков со своими пленниками; они несли факелы, чтобы освещать дорогу и отпугивать львов. По-видимому, их убежище было где-то совсем близко, раз они решились идти ночью по кишащей кровожадными хищниками местности.

Вскоре огоньки начали один за другим исчезать, скрываясь за скалами, и вот наконец не осталось ни одного. Черные скалы слились с черным небом, и Кейн, вздохнув, прислонился к могучему стволу. Закрыв глаза, он вслушивался в шелест листвы, нашептывающей ему таинственные предания древней Африки, и в рычание львов, бродивших в темноте вокруг дерева, на котором он сидел. Вскоре он заснул — как ему показалось, на миг, — но когда открыл глаза, то бледный рассвет уже занимался над равниной, окрашивая ее розовыми и золотыми красками.

Соломон спустился с дерева, доел остаток еды, взятой с собой, и напился воды из чистого прозрачного ручья, размышляя о том, где он сможет дальше добывать себе пищу. Если это не удастся, положение его станет очень рискованным. Но Кейн не впервые оказался в таких обстоятельствах — ему не раз приходилось и умирать с голоду, и замерзать в лютые морозы, и валиться с ног от полного изнеможения. Его выносливое тело было крепким и гибким, как сталь.