Честь корабля - Говард Роберт Ирвин - Страница 46

Я невольно расправил свою широченную грудь и ответил:

— Что ж, леди, покуда матрос первой статьи Стив Костиган способен стоять на ногах и молотить с обеих рук, вам бояться некого! Для нас с Биллом О'Брайеном первое после бокса удовольствие — помогать дамам в беде!

Она печально покачала головой:

— Очень любезно с вашей стороны, но ведь вы, моряки, все одинаковы — по девушке в каждом порту… Да, я ведь даже не представилась; меня зовут Джоанна Уэллс, я из Филадельфии.

— Безумно рады встретить кого-нибудь из Штатов, — осклабился Билл. — А с чего этот косоглазый хотел вас порезать?

— Э-э… Пожалуй, не стоит об этом говоить, — ответила девушка и вроде даже чего-то испугалась.

— Да нет, — поспешно встрял я, — мы вовсе ничуть не собираемся лезть в ваши личные дела!

— Однако я ничего не могу скрыть от такого мужчины, — сказала она, глядя на меня так, что сердце мое екнуло, — и потому скажу. Выгляните за дверь, убедитесь, что никто не подслушивает.

Там, за дверью, никого не оказалось, и она продолжила:

— Слышали вы когда-нибудь о тонге Но Сен?

Мы покачали головами. Конечно, нам было известно про крупные тонги, то бишь торговые дома, контролирующие чуть не весь Восток, но сталкиваться с ними прежде не приходилось.

— Так вот, — сказала она, — это самый богатый и тайный тонг в мире. Когда я только приехала сюда, то устроилась личным секретарем к старому То Иню, одному из высших тайных чиновников Но Сен. Он выгнал меня за то, что вольностей разных ему, змею косоглазому, не позволила. Пришлось наняться танцевать в «Бристоль». Однако, раз увидев подобную организацию изнутри, узнаешь способы получать новости, недоступные другим.

Тут глаза ее засверкали, а кулачки сжались от возбуждения.

— Я — накануне крупнейшего биржевого скандала века! — воскликнула она. — Если только останусь в живых, стану богатой! Слышали вы что-нибудь о Корейской Медной Компании? Нет? Так вот: она на грани банкротства. Ни разу не выплатила ни цента дивидендов. Акции идут по доллару за штуку, и никто не покупает. Но! Они наткнулись на месторождение меди, богаче которого в мире еще не было! А Но Сен втихую скупает их акции — всего по доллару штука! Едва узнав об этом, я помчалась в брокерскую контору и купила сто акций. Истратила все, до последнего цента! Но один из соглядатаев Но Сен узнал об этом. Вот почему старикашка То Инь пытался подослать ко мне убийцу. Он боится, как бы я не протрепалась! Подумайте только, что будет на бирже завтра, когда новость дойдет до всех. Сегодня вечером акции Корейской Медной идут по доллару. Завтра они подскочат до тысячи!

У меня от всего этого голова пошла кругом.

— Погодите-ка! То есть выкладываешь доллар — получаешь тысячу?

— Наверняка. А почему бы вам, ребята, не купить тоже? Такого шанса в жизни больше не представится! Но Сен скупили большую часть, однако я знаю, где найдется пара сот штук и для вас.

Билл горько засмеялся:

— Сестренка, они могли бы с тем же успехом и нынче продаваться по тысяче! У нас нет ни дайма. Часы я еще в Гонконге заложил.

— Я с удовольствием одолжила бы вам, — сказала она, — но все мои деньги — в этих акциях…

— Погодите минутку, — перебил я ее, поднимаясь на ноги. — У меня идея. Мисс Уэллс… Джоанна… Вам не опасно остаться одной на пару часов?

— Конечно. Бармен через несколько минут освободится и проводит меня до дому.

— Хорошо. Пожалуй, монеты мы раздобудем. Где вас найти… Скажем, часа через три?

— Приходите на Аллею Семи Мандаринов, — ответила она, — и постучитесь в дверь с зеленым драконом. Я спрячусь там, пока шпионы Но Сен не прекратят меня разыскивать. И буду ждать.

С этими словами она так застенчиво и нежно пожала мне мозолистую грабку, что мое большое и честное сердце затрепетало, точно у мальчишки.

Вот, значит, вышли мы с Биллом в туманные сумерки и пошли узкими улочками да заваленными мусором переулками, пока не добрались до самого негостеприимного района сингапурских доков; там и днем-то опасно, а ночью — вовсе ад кромешный.

Здесь, у самого пирса, стояла довольно большая развалюха, и чудом державшаяся на своем месте вывеска объявляла на весь мир, что именно здесь находится Большая Международная Боксерская Арена Хайни Штейнмана. Развалюха сияла огнями и сотрясалась от доносившегося изнутри рева.

— Привет, Стив! Привет, Билл! — улыбнулся пронырливый тип на входе. Он нас отлично знал. — Как насчет пары отличных мест в первом ряду?

— Пусти, — сказал я. — Денег у нас нет, но я сегодня дерусь здесь.

— Тогда проваливайте, ребята. Вас в программе не…

— А ну брысь с дороги! — заорал я, отводя назад свою знаменитую правую. — Сегодня вечером я здесь хоть с кем-нибудь да дерусь, ясно?!

Он слегка изменился в лице и живо влез на конторку.

— Иди дерись, коли такой крутой!

Мы с Биллом прошли внутрь.

Ежели вам вдруг захочется увидеть человечество в самом жестоком и нецивилизованном виде, сходите на какое-нибудь шоу Хайни Штейнмана. Публика в тот вечер собралась обычная — матросы, докеры, бичи, бандиты да карманники всех пород и мастей, с самых крутых кораблей, из самых воровских портов мира. Несомненно, те, кто дрался в этой Большой Арене, выступали перед подлейшей на всем свете публикой. Дрались большей частью моряки, надеясь сшибить пару долларов.

Словом, когда мы с Биллом вошли, зрители как раз выражали неудовольствие, да в таком тоне, что и у охотника за головами волосы поднялись бы дыбом. Основная часть зрелища подошла к концу, и почтеннейшая публика изволила прийти в ярость оттого, что бой не завершился нокаутом. К Хайни Штейнману ходят не затем, чтобы любоваться высоким боксерским мастерством. Этой публике подавай фонтаны крови и сломанные носы, а ежели хоть кого-нибудь не изобьют до полусмерти, она решит, что ее надули, и разнесет весь притон к чертям.

Так вот, как раз когда мы с Биллом вошли, виновники торжества удирали с ринга, провожаемые отломанными сиденьями, кирпичами и дохлыми кошками, а Хайни, который был за рефери, пытался утихомирить толпу, чем только пуще ее раздражал. Кто-то из зрителей запустил в него гнилым помидором и угодил прямехонько между глаз. Обезумевшая толпа достигла той точки, когда она способна на что угодно.

Мы с Биллом поднялись на ринг. Нас тут знали, поэтому на минутку сделалось вроде как потише, но затем рев стал еще яростнее.

— Стив, — попросил Хайни, утирая томатный сок с побледневшего лица, — Бога ради, скажи им что-нибудь, пока погром не начался! Те два козла, что удрали, весь бой только скакали по рингу без толку, и эти волчары теперь готовы линчевать любого, в том числе и меня.

— Есть для меня какой-нибудь противник? — спросил я.

— Нет. Но я объявлю…

— Объявишь ты, как же…

Повернувшись к толпе, я добился тишины просто.

— Заткнитесь все! — рявкнул я таким голосом, что они немедленно стихли. — Слушайте сюда, ребята! Вы выложили свои кровные, но зрелище того стоило или как?!

— Нет! — загремела публика так, что у Хайни застучали коленки друг о друга. — Ограбили! Обокрали! Надули! Деньги обратно! Разнести эту малину! На фонарь голландца!

— Тих-ха, бабуины порт-мэгонские! Если вам, ребята, невтерпеж видеть что-то стоящее и не слабо собрать промеж собой двадцать пять долларов, я дерусь с любым из вас до победного конца! Победитель получает все!

Тут со Штейнмановой развалины крыша едва не вспорхнула.

— Дело говорит! — заорали зрители. — Не жалей капусты, ребята! Стива мы все знаем!!! Он за наши денежки всегда показывал настоящий бой!!!

На ринг дождем посыпались монеты, среди которых нашлось даже несколько бумажек. К рингу, вскочив с мест, устремились двое: рыжий англичанин и гибкий такой брюнетик. У самых канатов они встретились.

— Осади, ты, — буркнул рыжий. — С этим треклятым янки дерусь я!

Правый кулак брюнета тараном врезался в челюсть рыжего, тот ляпнулся на пол и остался лежать. С публикой от счастья прямо-таки истерика случилась, а победитель прыгнул через канаты в сопровождении трех-четырех страхолюднейших головорезов, каких я только видал в жизни.