Криминальная история России. 1995 – 2001. Курганские. Ореховские. Паша Цируль - Карышев Валерий Михайлович - Страница 146

Следователь внимательно посмотрел на меня и снова назвал фамилию и имя потерпевшего.

– Я с ним не знаком и поэтому не знаю, какое время вы имеете в виду. Назовите мне время, и я отвечу, что делал в этот момент.

Вероятно, следователь понял, что на этот раз его примитивная хитрость не сработала.

– Хорошо, – продолжил он, – тогда объясните следствию, каким образом вы звонили потерпевшему с вашего мобильного телефона после двенадцати часов ночи?

Судя по всему, я в это время действительно кому-то звонил, так как на столе лежала распечатка телефонных разговоров, и абзацы были выделены разноцветными маркерами – желтым, зеленым, фиолетовым, синим и другими. Вероятно, для каждого подозреваемого был свой цвет.

Я пожал плечами. Конечно, можно было ответить, что набрал неправильный номер телефона или неверно записал чей-то номер, тем самым полностью отсекая себя от дела. Но я посчитал, что говорить так нет смысла.

– Я звонил этому человеку для того, чтобы с ним встретиться.

– Почему вы хотели с ним встретиться? Откуда вы знаете этого человека и какова цель вашей с ним беседы?

«Ну вот, – подумал я, – называется, дал правдивые показания! Что мне ответить?» Я решил не отвечать.

– Послушайте, это мое личное дело, и я не обязан докладывать вам о целях моей будущей беседы и о теме разговора. Если у вас есть какие-то показания о моей причастности к этому делу, предъявляйте. Если же нет – давайте закончим на этом.

Вероятно, это еще больше взбесило следователя. Он встал, оттолкнул листок и повышенным голосом сказал:

– Слишком все грамотные стали! Слишком много все знают! Но все же не забывайте, куда вы попали! В прокуратуру! Вы знаете, чем мы занимаемся? – И он сбивчиво, раздраженным тоном стал перечислять мне все перспективы моего пребывания у него. – Да я вас…

Но тут раздался телефонный звонок.

– Алло, – бросил следователь в трубку. Вероятно, информация была весьма неприятной для него и, вероятно, какое-то отношение к этому имел я. – Да вы что! – закричал он в трубку. – Я сейчас разберусь с ним! Подумаешь! – Выслушав ответ, следователь закричал еще громче: – Все, все! Никаких встреч, никаких интервью!

И бросил трубку.

– Послушайте, – обратился он ко мне, снова отодвинув в сторону злополучный протокол, – вы что себе позволяете? Вы думаете, если вас задержали, то вы можете тут шоу устраивать?

– Какое шоу? – не понял я.

– Что, вы не понимаете, о чем я говорю? Вы нас за дураков держите? – И обращаясь к оперативникам, которые меня доставили: – Представляете, что творится? Сейчас к нам едет программа «Времечко» по поводу задержания адвоката, – и он показал на меня. – Они хотят взять интервью! Во какая у нас кинозвезда объявилась!

– Вы знаете, что никакой программы я не вызывал. Оперативники могут подтвердить это – я никому не звонил. Как они об этом узнали – для меня такая же загадка. И почему вы решили, что они едут именно из-за меня?

– Да потому, что они интересовались именно вами! – раздраженно закричал следователь.

Я прекрасно понимал, в чем дело. Это мой коллега вызвал «Времечко» для подстраховки. И правильно сделал. С другой стороны, следователь окончательно взбесился. Он постоянно повторял:

– Какие грамотные все стали! Спектакли, шоу решили тут устраивать! Да вы знаете, что я могу с вами сделать! Я могу вас просто по 122-й статье УПК закрыть в камеру на трое суток в качестве подозреваемого по тому преступлению, и все! А потом перед вами извинимся. А дальше – вы сами подумайте, как вы будете себя чувствовать в камере!

Действительно, такая перспектива была достаточно реальной. Я это хорошо понимал. Мне нужно было срочно что-то придумать, чтобы сбить его пыл.

– Послушайте, – сказал я, – во-первых, оперативные работники могут подтвердить, что я никому не звонил.

Те кивнули головами: да, так и было.

– Во-вторых, – продолжил я, – я вижу ваше предвзятое отношение ко мне…

Следователь недоуменно взглянул на меня.

– …Поэтому я прошу пригласить сюда заместителя прокурора района Ивана Михайловича Деревянко.

От удивления следователь опустился на стул.

– Откуда вы его знаете? – осторожно поинтересовался он.

Для меня это было испытанным приемом. На самом деле я действительно знал Ивана Михайловича Деревянко, так как год-полтора назад, занимаясь одним делом, близко работал с ним.

Он курировал следствие, которое закончилось достаточно благополучно для моего клиента. И вообще Иван Михайлович был приветливым, общительным человеком. Вероятно, он намеревался после работы в прокуратуре перейти в адвокатский корпус, поэтому с большим интересом расспрашивал меня о всевозможных тонкостях адвокатской профессии, и мы не раз говорили с ним на эту тему.

Следователь не унимался:

– Я вас еще раз спрашиваю: откуда вы знаете Ивана Михайловича Деревянко?

– Да мало ли откуда! Может быть, я с ним вместе в институте учился! Может, мы хорошие друзья. Вы лучше у него самого спросите.

Я часто употреблял такой ход, когда следователи начинали откровенно хамить и выказывать антипатию к адвокату. Я специально называл фамилию вышестоящего должностного лица и туманно говорил о степени нашего с ним знакомства.

Прием был беспроигрышным. Это резко остужало пыл следователей, и они терялись. А вдруг адвокат говорит правду?

– Позвоните ему и спросите, – настаивал я.

– Я не стану беспокоить Ивана Михайловича сейчас – время позднее. Вот когда он утром придет, я у него в вашем присутствии спрошу об этом, – сказал следователь, вероятно, думая, что я блефую и беру его «на пушку».

– А что, я тут пробуду до утра? – спросил я. – Я что, задержан?

– Зачем же? Просто мы сейчас прервем допрос, поскольку в связи с полученной информацией мне необходимо проверить некоторые данные, подготовиться.

Это был ответный ход с его стороны. Он специально придумал формальный повод, чтобы продержать меня тут до прихода вышестоящего начальства.

– Ну что ж, – ответил я, – это ваше право.

– Так что, пожалуйста, гражд… – тут же следователь поправился, назвав меня по имени-отчеству, – подождите в коридоре. Я вас вызову.

– Когда? – поинтересовался я.

– Когда все будет готово.

Я вышел в коридор и сел на стул. С одной стороны, я сбил враждебный настрой следователя. С другой же – получил перспективу сидеть тут до утра, до прихода Ивана Михайловича. Что ж, пусть будет так.

Сидел молча, закрыв глаза. Неожиданно я услышал шум, доносившийся со стороны входной двери. Посмотрел в ту сторону. Дверь открылась, и в сопровождении двух милиционеров вошла женщина лет двадцати трех – двадцати четырех, одетая в темное платье, черное пальто и черный платок.

Глаза ее были красными, заплаканными. Вероятно, это была вдова погибшего. Она сразу направилась в сторону кабинета. Милиционеры, открыв дверь, пропустили ее внутрь.

«Значит, ее тоже будут допрашивать, – отметил я про себя. – Что ж, так нужно, в конце концов».

Примерно через полтора часа дверь кабинета вновь открылась, и женщина вышла в коридор. Она стала ходить по коридору из конца в конец. Неожиданно она подошла ко мне и спросила:

– Простите, у вас не будет закурить?

Я отрицательно покачал головой:

– Я не курю. Но подождите минуточку!

Я поднялся и подошел к одному из милиционеров, стоящих у дверей.

– Извините, – обратился я к нему, – можно у вас сигаретку попросить?

Он медленно достал из кармана пачку сигарет и протянул мне. Я взял две сигареты. Одну прикурил, а вторую понес незнакомке. Она поблагодарила меня, взяла сигарету и пошла к дверям, где разрешалось курить.

– Простите за мою нескромность, – начал я разговор, – вероятно, вы – вдова погибшего?

– Да, – кивнула женщина. Неожиданно она продолжила разговор. – Представьте себе, меня подозревают в убийстве собственного мужа! Как вам это?

– Да что вы, это нормальная практика, не расстраивайтесь. На самом деле, когда убивают человека, то подозреваемыми становятся ближайшие люди, которые находились вокруг него. Ведь никто же из следствия не знает, каковы были ваши отношения с погибшим мужем. Может, вы претендовали на его имущество, может быть, у вас просто были неприязненные отношения…