Испытание невиновностью - Кристи Агата - Страница 29

Майор Финни нахмурил лоб и кивнул.

– Да. Правдоподобно. И с сообщением о помолвке не спешили – осторожничали, откладывали до тех пор, пока бедняга Жако не получит приговор за убийство. Да, вполне может быть. Варианты преступлений не отличаются разнообразием. Муж и третье лицо или жена и третье лицо – каждый раз примерно та же картина. Но что можно теперь сделать, Хьюиш? Какие у нас имеются возможности?

– Я не вижу никаких возможностей, сэр, – подумав, отозвался Хьюиш. – Даже если мы совершенно уверены, все равно, где доказательства? На суд выйти не с чем.

– Н-да. Выйти не с чем. Но вообще-то вы уверены, Хьюиш? В глубине души?

– Не так твердо, как хотелось бы, – с грустью признался старший инспектор Хьюиш.

– Да? А почему?

– Не такой он человек, – ответил Хьюиш. – Я имею в виду мистера Аргайла.

– Не такой, чтобы убить?

– Я не столько об убийстве, сэр, сколько об этом Жако. Не думаю, чтобы мистер Аргайл мог сознательно подставить парня.

– Он ему ведь не родной отец, вы помните? Он мог и не питать к нему особо теплых чувств, мог даже ревновать, из-за того что жена уделяла тому столько внимания.

– Может, и так. Хотя как будто бы он хорошо относился ко всем этим детям. Да вроде и теперь к ним привязан.

– С другой стороны, – продолжал рассуждать Финни, – он знал, что мальчишку не повесят... И тогда... тогда совсем другое дело.

– Это мысль, сэр. Возможно, он считал, что десять лет заключения – а к этому и сводится на практике пожизненный срок – пойдут парню на пользу.

– Ну а если вернуться к Гвенде Воэн?

– Если допустить, что убийство совершила она, ее вряд ли мучила бы совесть. Женщины – народ беспощадный.

– Но в целом вы склоняетесь к тому, что это либо он, либо она?

– Да, сэр. В целом склоняюсь.

– Но не более того? – уточнил начальник полиции.

– Не более. Там что-то такое происходит. Подводные течения, так сказать.

– Что вы имеете в виду, Хьюиш?

– Что мне по-настоящему хотелось бы знать, сэр, это какие у них самих мысли? Друг про друга.

– А-а, теперь ясно. Вас интересует, не знают ли они, кто совершил убийство?

– Да. Никак в толк не возьму. Если знают, то все ли? И не сговорились ли они помалкивать? Едва ли. Вполне возможно, что у каждого имеются свои собственные идеи и подозрения. Эта шведка, например, – сплошной комок нервов. Все время настороже. Может, она сама и убила? Она в таком возрасте, когда у женщин немного ум за разум заходит. И не поймешь толком, то ли она за себя боится, то ли за кого-то еще. Мне лично кажется – я, конечно, могу ошибаться, – что она не за себя боится.

– За Лео?

– Нет, не думаю. По-моему, за младшенькую, за Эстер.

– За Эстер? Гм. А Эстер не могла убить?

– Вроде никакого мотива. Но у нее горячий нрав, и – как знать – может, она немного неуравновешенна.

– И Линдстрем известно про нее куда больше, чем нам...

– Само собой. Потом еще есть та чернявенькая, что работает в библиотеке.

– Но ее в тот вечер в родительском доме не было, верно?

– Верно-то верно. Но у меня такое впечатление, что она что-то знает. Может быть, знает, кто убил.

– Догадывается? Или знает?

– Она обеспокоена. Нет, похоже, тут не просто догадка...

Хьюиш помолчал.

– И еще есть второй сын, Микки. Он тоже в тот вечер отсутствовал. Он проверял машину, но никого с ним не было. Говорит, что обкатывал ее у Минчинского холма. Приходится верить ему на слово. Но на этой же самой машине он мог подъехать к родительскому дому, совершить убийство и быстренько уехать. Гвенда Воэн упомянула одну подробность, которой не было в ее первоначальных показаниях. Она говорит, что, когда она дошла до угла, с улицы Ред-Лайон завернул автомобиль. На улице, ведущей к дому Аргайлов, четырнадцать домов, автомобиль мог направляться к любому из них, и теперь, когда прошло два года, конечно же никто этого не вспомнит. А вдруг это был автомобиль Микки? Мы ведь не можем исключить подобный вариант.

– Зачем ему было убивать свою приемную мать?

– Вроде бы незачем. Но, возможно, мы чего-то не знаем?

– А кто же может знать?

– Все они. Но нам ничего не скажут. Разве что случайно проговорятся.

– Угадываю ваш дьявольский замысел, – сказал майор Финни. – Кого же вы намерены первым делом взять в оборот?

– Линдстрем, я думаю. Только бы удалось сломить ее сопротивление. Еще очень надеюсь выяснить, не было ли у нее давней обиды на миссис Аргайл. И наконец, этот парализованный малый, – заключил Хьюиш. – Филип Даррант.

– А он-то что?

– Чувствую я, что он составил себе некоторое представление обо всей этой истории. Со мной он, конечно, откровенничать не станет. Но попробую уловить, в каком направлении работает у него мысль. Парень он с головой и, я бы сказал, весьма наблюдательный. Он мог обратить внимание на кое-какие интересные детали.

– Давай выйдем. Тина, немного подышим свежим воздухом.

– Подышим? – Тина, запрокинув голову, с сомнением заглянула в лицо Микки. – Холодно ведь, Микки. – Она зябко передернула плечами.

– Мне кажется, ты не любишь свежий воздух. Тина. И поэтому способна целый день торчать в четырех стенах у себя в библиотеке.

Тина улыбнулась.

– Я не против торчать в четырех стенах, когда зима. Тут тепло, уютно.

– Вот я и смотрю – сжалась вся в комок, как котенок у очага. И тем не менее тебе будет полезно немного прогуляться. Пошли, Тина. Я хочу поговорить с тобой. Я хочу... Господи, вздохнуть поглубже и отвлечься от всей этой истории, которую полиция снова вытащила на свет!

Тина плавным, лениво-грациозным движением поднялась со стула – она действительно была похожа на изящную кошечку.

В вестибюле она закуталась в твидовое пальто с меховым воротником, и они вышли на улицу.

– А ты, Микки, даже без пальто?

– Да. Я вообще не чувствую холода.

– Брррр! – Тина поежилась. – Как мне не нравится здесь зимой! Я бы уехала за границу. Хорошо бы очутиться где-нибудь, где всегда светит солнце и чтобы воздух был влажным, мягким и теплым.

– Мне предложили работу в Персидском заливе, – сказал Микки. – В одной нефтяной компании. Начальником автотранспортного отдела.

– Поедешь?

– Наверно нет... Какой смысл?

Они обогнули дом и пошли по тропе, которая вилась среди деревьев и в конце концов спускалась к реке. Над обрывом на полпути стояла небольшая беседка со скамьей. Не садясь, они просто остановились под ее прикрытием, чтобы спрятаться от ветра, и стали смотреть сверху на реку.

– Красиво тут, верно? – сказал Микки.

– Да, пожалуй, – отозвалась она, но взгляд ее выражал безразличие.

– Но точно сказать ты не можешь, да? – ласково упрекнул ее Микки. – Ты не умеешь чувствовать красоту, Тина, и никогда не умела.

– Ты раньше никогда этим не восхищался, хотя мы прожили здесь столько лет. Ты все время ходил хмурый, тосковал, хотел обратно в Лондон.

– Это другое дело, – покачал головой Микки. – Просто я был здесь чужим.

– Вот именно, – сказала Тина. – Ты всюду чужой.

– Я всюду чужой, – задумчиво повторил Микки. – Должно быть, так оно и есть. Господи, Тина, какая страшная мысль. Помнишь ту старую песню, что пела нам Кирстен? Про голубку:

Девица моя милая...

Голубка моя белокрылая...

Вспомнила?

Тина замотала головой.

– Может, она тебе и пела, а я... нет, не помню. Микки продолжал, то ли декламируя, то ли напевая:

– Девица моя милая,

Голубка моя белокрылая,

Мы уходим в дальнее плаванье,

И назад мы уже не придем.

Не найти мне нигде тихой гавани

Только в любящем сердце твоем.

Он заглянул Тине в глаза.

– Так оно, похоже, и есть.

Тина положила маленькую ладонь ему на локоть.

– Давай посидим тут немного, Микки. Тут не чувствуется ветра и не так холодно. Он подчинился.

– Ну почему ты всегда такой грустный? – спросила она.

– Эх, моя милая, разве тебе понять?