Испытание невиновностью - Кристи Агата - Страница 17

– Что-то не верится, – возразила Кирстен. – Не могла твоя мать позволить взять ему кочергу и уж тем более допустить, чтобы он подкрался сзади. Нет, с ней в комнате был кто-то из близких, с кем она чувствовала себя совершенно спокойно.

– Перестань, Кирсти, – вырвалось у Эстер. – Не хочу тебя слушать! Зачем вспоминать весь этот ужас?

– Затем, что он опять здесь, совсем близко. Больше ничего говорить не стану, но предупреждаю тебя – не доверяй никому, даже тому, кого, как тебе кажется, ты хорошо знаешь и в ком уверена. Берегись меня, берегись Мэри, берегись своего отца и Гвенды Воэн – тоже.

– Подозревать всех? Разве я смогу так жить?

– Хочешь знать мое мнение? Уезжай из этого дома.

– Сейчас не могу.

– Почему? Из-за молодого доктора?

– Не понимаю, о чем ты говоришь, Кирсти. – Щеки Эстер вспыхнули.

– Я говорю о докторе Крейге. Очень приятный молодой человек. И врач он хороший, такой внимательный, добросовестный. Считай, тебе повезло. И все-таки, думаю, лучше бы отсюда уехать.

– Чепуха! – раздраженно выпалила Эстер. – Чепуха, чепуха, чепуха! Ох, и зачем только этот Колгари сюда явился!

– Вот именно, – подхватила Кирстен. – Глаза бы мои его не видели.

Лео Аргайл подписал последнее из писем, которые перед ним положила Гвенда Воэн.

– Все? – спросил он.

– Да.

– Неплохо сегодня поработали.

Гвенда наклеила марки и собрала письма в стопку.

– Тебе не кажется, что сейчас самое время отправиться за границу? спросила она.

– За границу? – рассеянно переспросил Лео Аргайл.

– Да. Разве не помнишь? Ты же собирался поехать в Рим и в Сиену.

– Ах, да-да, конечно.

– Хотел ознакомиться с архивными документами, о которых тебе писал кардинал Массилини.

– Да, помню.

– Может быть, забронировать билет на самолет или предпочтешь поезд?

Будто вернувшись мыслями откуда-то издалека, Лео Аргайл посмотрел на Гвенду и слабо улыбнулся.

– Кажется, тебе не терпится избавиться от меня, Гвенда?

– Ах, нет, дорогой, нет.

Она поспешно подошла к нему, опустилась на колени у его кресла.

– Я бы никогда с тобой не расставалась. Никогда. Но... но, думаю... думаю, лучше тебе отсюда уехать после... после...

– После того, как здесь появился доктор Колгари?

– Лучше бы он вообще не являлся, – сказала Гвенда. – Пусть бы все оставалось как было.

– Значит, пусть бы Жако был осужден за преступление, которого не совершал.

– Но мог бы совершить. В любую минуту мог бы. По-моему, это чистая случайность, что он его не совершил.

– Удивительно, – задумчиво проговорил Лео. – Я ведь никогда по-настоящему не верил, что Жако на это способен. Конечно, пришлось сдаться, улики были неопровержимые. Но все равно мне не верилось.

– Почему? Ведь Жако всегда был такой необузданный.

– Да, это правда. Лез в драку с другими детьми, чаще всего с теми, кто слабее его. Но я и вообразить не мог, что он осмелится поднять руку на Рейчел.

– Почему?

– Он ее боялся, – сказал Лео. – Она у всех вызывала почтение. И Жако не был исключением.

– Не кажется ли тебе, – проговорила Гвенда, – что именно потому и... – Она умолкла.

Лео вопросительно на нее посмотрел. Она слегка покраснела, сама не понимая почему, и отвернулась. Потом встала и подошла к камину. «Да, – подумала она, присев на корточки и протягивая руки к огню, – Рейчел у всех вызывала почтение. Такая самодовольная, уверенная в себе, настоящая пчелиная матка, которая всеми нами распоряжается. Кто-то, сам того не осознавая, мог хватить ее кочергой, только бы заставить умолкнуть раз и навсегда. Рейчел всегда права, Рейчел лучше всех все знает, Рейчел всегда своего добьется».

Гвенда вскочила на ноги.

– Лео, – позвала она, – нельзя ли... нельзя ли нам пожениться, не дожидаясь марта?

Лео поднял на нее взгляд, потом как бы через силу проговорил:

– Нет, Гвенда, нельзя. По-моему, это не слишком разумно.

– Почему?

– Мне кажется, не стоит ничего предпринимать сгоряча.

– Что ты хочешь сказать?

Гвенда подошла к нему, снова опустилась на колени.

– Лео, что ты хочешь этим сказать? Объясни мне.

– Только то, что я уже сказал, дорогая, – не следует действовать сгоряча.

– Но в марте мы ведь поженимся, как собирались?

– Надеюсь... Да, надеюсь.

– Ты говоришь так, будто не уверен в этом... Лео, тебе уже все равно?

– Ну что ты, родная. – Он положил руки ей на плечи. – Ты – единственное, что у меня есть на свете.

– Ну, тогда... – нетерпеливо проговорила Гвенда.

– Нет. – Лео поднялся. – Нет. Пока еще нет. Надо подождать. Мы должны быть уверены.

– В чем?

Он ничего не ответил.

– Ты ведь не думаешь... Не можешь ведь ты думать... – заговорила Гвенда.

– Я... я ничего не думаю, – сказал Лео. Дверь отворилась, и вошла Кирстен Линдстрем с подносом, который она поставила на письменный стол.

– Чай, мистер Аргайл. А для вас, Гвенда, принести чашку сюда или будете пить внизу?

– Сейчас спущусь в столовую. Письма я уношу. Их надо отправить.

Чуть дрожащей рукой Гвенда взяла только что подписанные Лео письма и вышла. Кирстен Линдстрем посмотрела ей вслед, потом обернулась к Лео:

– Что это вы ей сказали? Она сама не своя.

– Ничего. – Голос у Лео был утомленный. – Ровным счетом ничего.

Кирстен Линдстрем пожала плечами и удалилась, не сказав более ни слова. Тем не менее весь ее вид выражал очевидное неодобрение. Лео вздохнул и откинулся в кресле. Страшная усталость навалилась на него. Он налил себе чаю, но не притронулся к нему. Сидел, глядя перед собой невидящим взглядом. Ему вспоминалось прошлое.

Общедоступный клуб в восточной части Лондона, устройством которого он был тогда увлечен... Именно здесь он впервые встретился с Рейчел Констем. Она как живая стояла сейчас у него перед глазами. Среднего роста и довольно ширококостная, она была одета в дорогое платье, чего он в то время еще не умел оценить. Правда, это платье не прибавляло ей элегантности. Девушка с круглым серьезным личиком, пылкость и простодушие которой так его привлекали. Как много предстояло сделать, как много на свете такого, чем просто необходимо заняться! Она говорила хоть и бессвязно, но с такой горячностью, которая не могла не вызвать у него сочувствия. Ибо он тоже считал, что им предстоит много свершений, ради которых и стоит жить. Впрочем, он умел смотреть на вещи с известной долей иронии, и поэтому не был уверен в том, что их достижения всегда так уж велики и бесспорны. Зато у Рей-чел не было никаких сомнений. Если сделать то-то и то-то, обеспечить средствами такое-то заведение или общество, то желаемый результат последует сам собой.

Теперь-то он понимал, что она никогда не считалась с самими людьми. Она воспринимала их исключительно как часть некой умозрительной проблемы, которую ей надо решить. Ей было невдомек, что каждый человек – это личность, что у каждого есть свои особенности. Он, помнится, говорил ей тогда, что не следует ожидать слишком многого. Но она всегда рассчитывала на самый блестящий результат, хотя и уверяла, что это не так. Да, она всегда ожидала слишком многого и поэтому постоянно испытывала разочарование. Он сразу в нее влюбился и был приятно удивлен, узнав, что она дочь богатых родителей.

Они с Рейчел намеревались построить свою совместную жизнь на основе самых возвышенных идей, исключив из нее всякую обыденность. Но все-таки более всех этих благородных устремлений его пленяла тогда в Рейчел ее необыкновенная душевность. Теперь он точно это знал. Только, к несчастью, эта душевность была предназначена не ему. Да, она его любила. Но главное, чего она хотела от него, от жизни – это дети. А детей у них не было.

Они обошли всех докторов – и именитых, и никому не известных, и даже знахарей. В результате Рейчел пришлось смириться с единодушным приговором: она никогда не сможет иметь собственных детей. Ему было ее жаль, безмерно жаль, и он с готовностью уступил ее желанию усыновить ребенка. Они уже вели переговоры с соответствующим учреждением, когда однажды в Нью-Йорке, в одном из бедных кварталов, их автомобиль сбил девчушку, выбежавшую из многоквартирного дома.