Испытание невиновностью - Кристи Агата - Страница 15

– Чего я ожидал... – Артур задумался. – Обвинений? Возможно. Негодования? Весьма вероятно. Но все-таки и благодарности тоже.

Макмастер хмыкнул.

– Стало быть, никакой благодарности, как, впрочем, и особого негодования не было?

– В общем... да, – признался Артур.

– А все потому, что вы многого не знали, пока не приехали сюда. Так что же привело вас ко мне?

– Хотел бы понять, что это за семья. Я располагаю только общеизвестными фактами. Славная бескорыстная женщина делает все, что в ее силах, для своих приемных детей. И при этом еще самоотверженно трудится во благо общества. Словом, удивительная, редкая личность. Второе же действующее лицо – трудный ребенок, потом трудный подросток и, наконец, молодой человек, не раз преступавший закон. Вот все, что мне известно. Но я не знаю ничего о самой миссис Аргайл.

– Вы верно рассудили, – одобрительно заметил Мак-мастер. – Попали в самую точку. Расследуя убийство, всегда стоит задуматься о том, что представляет собой личность убитого. Обычно же все стараются выяснить, что было на уме у убийцы. Вероятно, вы считаете, что миссис Аргайл из тех женщин, которых просто не за что убивать.

– Так считают все, насколько я знаю.

– С точки зрения общепринятых правил морали, вы совершенно правы, – сказал Макмастер, потирая нос. – Но, если не ошибаюсь, китайцы считают, что благотворительность скорее грех, чем добродетель. В этом что-то есть, знаете ли. Благотворительность искажает отношения между людьми. Связывает по рукам и ногам. Окажите кому-то услугу, и вы почувствуете расположение к этому человеку, чуть ли не любовь. А он, чувствует ли он к вам такое же расположение? Любит ли он вас? В принципе, конечно, должен. А на деле? Доктор помолчал.

– Ну так вот, – снова заговорил он, – посмотрим, что получается. Миссис Аргайл с полным основанием можно назвать безупречной матерью. Но она переборщила с благодеяниями. Вне сомнения. Во всяком случае, всегда демонстрировала свою готовность облагодетельствовать.

– Дети у нее приемные, – вставил Артур.

– Да. И по-моему, в этом вся загвоздка. Посмотрите на кошку. Как яростно она защищает своих котят, бросается на каждого, кто смеет к ним приблизиться. Но проходит неделя, и кошка снова начинает жить своей собственной жизнью. Уходит от котят, отдыхает от них, охотится. Если котятам что-то угрожает, она приходит на помощь, но она уже не прикована к ним постоянно. Она с ними играет, но стоит кому-то из котят слишком уж расшалиться, она тут же задаст неслуху хорошую трепку и покажет, что хочет отдохнуть. Понимаете, у кошки природа берет свое. Котята подрастают, и она все меньше о них печется, а мысли ее все больше занимают соседские коты. В природе такая модель поведения норма для любой особи женского пола. Множество девушек и женщин с развитым материнским инстинктом стремятся выскочить замуж главным образом потому, что, даже не отдавая себе в этом отчета, страстно хотят иметь детей. И вот малютки появляются на свет, женщина довольна и счастлива. Но жизнь берет свое. Женщина снова начинает внимательно относиться к мужу и интересоваться местными проблемами и сплетнями, не забывая, разумеется, своих детей. Все в меру. Это когда материнский инстинкт, в чисто физическом смысле, вполне удовлетворен.

Теперь о миссис Аргайл. Природа наделила ее сильным материнским инстинктом, лишив при этом способности выносить собственное дитя. Поэтому ее одержимость не ослабевала. Ей хотелось иметь детей, много детей, и все казалось мало. Ее мысли день и ночь были заняты детьми. Муж стал совсем не в счет. Вообще-то приятно, что он есть, но ей было не до него. Главное – дети. Кормить их, одевать, играть с ними, вся жизнь сосредоточилась на них. Слишком много для них делалось. В чем они действительно нуждались, так это в более халатном отношении со стороны взрослых, да-да, в разумных пределах это совсем неплохо. Их не просто выгоняли в сад погулять, как это делают все родители. Нет, им устроили особую площадку с разными приспособлениями для лазания, мостик через ручей, маленький дом для игр среди деревьев, привозной песок, особый пляж на реке. Питание у них тоже было особое. Овощи, например, им до пяти лет протирали через сито, молоко стерилизовали, воду фильтровали; подсчитывали количество калорий и витаминов. Говорю вам как специалист, наблюдавший за этими детьми не один год. Сама миссис Аргайл у меня не лечилась. У нее был свой врач на Харли-стрит[18]. Но она редко к нему наведывалась. Она была крепкой, здоровой женщиной.

Меня всегда вызывали к детям, хотя миссис Аргайл, видимо, считала, что я непозволительно небрежен и даже жесток. Я советовал, например, разрешить детям есть ягоды прямо с куста. Говорил, что ничего страшного, если они промочат ноги или получат насморк. И если у ребенка небольшая температура, то волноваться не стоит. Никакой паники, пока не подскочит выше тридцати семи. Этих детей баловали, кормили с ложечки, суетились вокруг них, слепо обожали, что совсем не всегда шло им на пользу.

– Думаете, Жако испортило такое вот воспитание?

– Вообще-то я имею в виду не одного Жако. У него, по-моему, с детства были дурные наклонности. Теперь про таких говорят «ребенок с неустойчивой психикой». Так ли скажи, иначе – суть не меняется. Аргайлы делали для него все, что от них зависело, все, что только можно было сделать. За свою жизнь я на таких юнцов довольно нагляделся. Когда парень сбивается с пути, родители что обычно говорят? «Надо было в детстве строже его держать» или:

«Мы были слишком суровы. Ах, если бы мы мягче с ним обходились!» А по мне, что так, что эдак – никакой разницы. Одни сбиваются с пути оттого, что у них тяжелое детство и они лишены любви. А другие – от избалованности, чуть что не по их – сразу сворачивают на скользкую дорожку. Жако я причисляю к последним.

– Значит, вас не удивило, что его обвинили в убийстве?

– Честно признаться, удивило. Не потому, что не мог представить его в роли убийцы. Жако был способен на все. Меня удивило то, как он убил. Да, я знал, что у него бешеный нрав. В детстве он часто набрасывался с кулаками на других детей, мог швырнуть в них камнем, палкой, чем попало. Но он всегда выбирал тех, кто слабее его, и расправлялся с ними скорее даже не в припадке слепого гнева, а сознательно, желая причинить боль или чего-то добиться. Такого убийства я от него не ожидал. По-моему, для него характерно было бы иное. Скажем, они с сообщником совершили разбой, и за ними гонится полиция. «Ну, давай, друг, врежь ему! Давай, стреляй!» – кричат обычно такие как Жако. Они жаждут убивать, они подстрекают других, но у них не хватает духу собственными руками совершить убийство. Вот что я тогда подумал. И как теперь выясняется, был прав.

Колгари смотрел себе под ноги, на старый ковер, настолько потертый, что узора почти не было видно.

– Не представлял себе, – сказал он, – с чем я столкнусь. Не понимал, чем все это обернется для других. Не знал, что придется...

Доктор сочувственно кивнул.

– Понимаю. У вас такое чувство, будто вы должны выяснить наконец, что к чему, и все расставить по местам.

– Да, я и к вам-то пришел, если честно, надеясь, что вы, как человек хорошо знающий эту семью, поможете мне разобраться. Ведь, на первый взгляд, вроде бы ни у кого из Аргайлов не было причин убивать миссис Аргайл.

– На первый взгляд, да, – сказал доктор. – Но если копнуть глубже... О, тут, по-моему, обнаруживается множество причин.

– Каких?

– Вы действительно считаете, что это ваш долг?

– Да, именно. И ничего не могу с собой поделать.

– Может быть, на вашем месте я бы тоже так решил... Не знаю... Тогда слушайте, что я вам скажу: фактически никто из Аргайлов не мог собой распоряжаться. До тех пор, пока была жива их мать. Она сохраняла власть надо всеми ними.

– Каким образом?

– Она оставила им финансовое обеспечение. Притом весьма щедрое. В виде значительного дохода, который делился между ними в соотношениях, предусмотренных попечителями. Так вот: хотя сама миссис Аргайл не входила в число попечителей, ее воля имела силу...