Маска бога - Ходжилл Пэт - Страница 30

На уровне глаз на золотистой коре кто-то сделал насечку — отметил дерево для весенней рубки? Древесина крепкая, упругая — неплохая была бы добыча. Иву наверняка давно бы уже спилили, если бы в Заречье не было слишком мало работников. Так что неудивительно, что когда побежали соки, побежали и деревья, одержимые желанием выжить. Русло реки просто облегчило маршрут.

Занавес ветвей ивы качался взад и вперед, оставляя взгляду достаточно места для обзора. Джейм видела Серебряную футах в шестидесяти от себя и что-то еще — куда ближе.

— О, мой бог, — выдохнула она и предупреждающе закричала спутникам: — Низкий мост!

Ива вновь качнулась вперед, еще сильнее, набирая скорость. Верхние ветви хлестнули по воде. Дерево отклонилось назад, ствол заскрипел, листья слились в сплошную золотую пелену.

Второй кивок чуть не сбросил Джейм, удержавшуюся только потому, что она оплела ногами ствол и запустила когти глубоко под нежную кору. Следующее колебание окунуло девушку в ледяную воду, от которой перехватило дыхание. Ствол дрожал, как натянутый лук, пропитавшиеся водой листья удерживали крону погруженной. Мостик, переброшенный через бухту от Речной Дороги, должен был быть сейчас прямо над головой. Да. Быстрое течение Серебряной, ударившее в правый бок, почти сорвало девушку с места. Наверху сквозь воду сияло вечернее небо, ветви ивы на этом блистающем фоне выглядели черными. Внизу листва, окутанная мраком речного каменистого дна, мерцала червонным золотом.

«Не паниковать! — внушала себе Джейм, сражаясь с желанием вдохнуть полной грудью. — Оно не может оставаться в таком согнутом положении долго!..»

Галька на дне складывалась в какой-то рисунок, вроде наползающих друг на друга щитов. Шутки воды и света? Не могут же камни двигаться, поднимаясь и опускаясь, словно колеблемые медленным, редким дыханием какого-то исполина.

А потом девушка внезапно полетела вверх, сквозь толщу воды, листву и воздух — воздух! — распрямившееся дерево перебросило ее через реку, прямиком в гущу ветвей гигантского седого кедра, склонившегося с противоположного берега.

Впоследствии Джейм могла бы сказать, что вечнозеленый великан бережно перекатывал ее с одной мягкой лапы на другую, осторожно опустив на землю. По крайней мере, именно там она пришла в себя некоторое время спустя, сидя на груде сосновых иголок, глядя на свои руки. Полузастывшие пальцы покалывало — чувствительность возвращалась к ним, ногти болели. Швы на концах пальцев перчаток опять оказались распороты.

От реки поднимался склон, заросший узорчатым папоротником, на вершине его сменял густой сумах, зелень прорезала широкая полоса вспаханной земли — здесь прошла ива. Кто-то, скрытый высокой травой, несся вниз, к Джейм. Вот показалась голова Жура, вытянутая шея, прижатые ушки, огромные обеспокоенные глаза. Стоило только хозяйке увидеть его, как он восторженно мявкнул и обрушился на нее. Девушка обняла барса, отметив про себя, что его серебристая зимняя шерсть почти не промокла. Вероятно, нижняя часть ствола ивы, выгнувшись аркой, осталась над водой. Может, бог и плюет на нее, но нечто в этом мире, несомненно, приглядывает за котами и идиотами.

Кстати о последних: ну и где же тот бледный юноша?

Он отыскался через пару минут, честно говоря с трудом. Сброшенный с ивы, молодой человек угодил в грязь, оставленную бродячим деревом, и теперь медленно ворочался в сумахе — тот словно пользовался тем, что земля уже вспахана, и старался заполонить собой солнечный склон.

— Кто бы мог подумать, что в Заречье жизнь так и кипит, — сказала Джейм, наблюдая за ним сквозь ползущие деревца. — Пытаешься укорениться, а?

— С-скорее уж корни сами хотят прицепиться ко мне. Я п-провалился, и они обвились вокруг лодыжки. Он, шатаясь, поднялся, всплеснул тонкими руками, удерживая равновесие, — полуголое чучело, кожа, кости да копна противоестественно белой шевелюры.

Шанир. Служка. Попик. Пусть бы уплывал в древесном потоке, а там его люди выудили бы его — но, если она правильно поняла, ее брат что-то должен этому обломку крушения, причем не желает платить?

Джейм вздохнула:

— Продержись еще минутку.

Холм был усеян большими камнями, некоторые из них оттолкнула ива, и теперь они медленно уходили под землю, в колею. Побеги сумаха уже оплели глыбы. Джейм принялась прокладывать путь среди этой путаницы тонких стеблей, перепрыгивая с камня на камень. Забыв о тяжести Эрулан на спине, она стала протискиваться между близко растущими деревцами и освободилась, только сломав их тонкие стволы. Когда они хрустнули, все побеги разом скрутились на земле, как змеи. Шанир вскрикнул от боли.

— Я склонна думать, — кисло произнесла Джейм, — что мой Дом всегда оказывается первым там, где есть хоть немного абсурда. Кто ты, затравленный жрец, чем согрешил?

Бледный молодой человек вспыхнул.

— Киндри, — вызывающе выпалил он. — Меня зовут Киндри.

Глава 3

Говоря, Киндри с испугом ощутил, как наливается жаром его лицо, а по телу бежит озноб. Безымянность была его последней защитой. Но очень уж он был сбит с толку с момента появления незнакомца в маске — событие, сперва забросившее шанира на дерево, потом перетащившее через реку и теперь вот свалившее в какую-то трясину. Первое впечатление, что он столкнулся с Верховным Лордом, конечно же, ошибочно. Хотя где-то и когда-то он уже встречался с этим странным мальчиком, и при весьма тревожных обстоятельствах.

— Киндри, — повторил тот, словно бы роясь в памяти. — Слыхали о тебе. Ты был с кенцирским Войском у Водопадов. И какого же Порога ты делаешь здесь?

— Увязаю.

— Ах да. — Чужак, стоя на камне, взглянул вниз. — Я тоже, правда не так быстро. Слушай, думаю, что могу втащить тебя сюда, ко мне, а уж потом будет легко перепрыгнуть на ту сторону. Дай руку.

Киндри колебался. Из-под распоротых кончиков перчаток собеседника выглядывало что-то белое — цвета кости. Он с неохотой потянулся, и руку будто зажали ледяные тиски.

В глазах помутилось, чувства смешались.

Холодно. Как холодно и темно!

Над головой вовсе не полог листвы сумаха, нет, там высоко-высоко разрушенная огнем крыша и в бездонной черноте неба — голубовато-зеленые сполохи. Под крышей — просторный зал, выложенный темным камнем с изумрудными прожилками, холодно вспыхивающими в унисон с теми зловещими и безмолвными отсветами. Стены ряд за рядом покрывают мертвые знамена. На истертых вышивках истощенные руки стягивают на груди лохмотья одежды; изрезанные морщинами, распадающиеся лица с гобеленов лукаво, исподлобья, украдкой наблюдают за шаниром, хихикая и ежась, — неуютно им висеть на голом камне.

«Вот ты и пойман, лекарь…»

Да хранят меня предки. Прикосновение этих голых кончиков пальцев погрузило его прямо в чужую душу, но шаниру никогда не приходилось иметь дело со столь объемным, сложным и столь отталкивающим нечистотой образом. Какое уж тут мужество. Надо выбираться. Немедленно.

Белая вспышка…

Хрясть.

Киндри обнаружил, что лежит на земле в дюжине футов от распаханной ивой полосы, глядя вверх на черные листья дуба и проглядывающую между ними полночь. Подбородок гудел. Незнакомец со все еще сжатыми кулаками, забыв о них, недоуменно смотрел на шанира.

— Милосердные Трое! Удар был не так уж силен.

Киндри приподнялся на локте. Хм, его не только перебросили через просеку, но и вышибли из сапог, с которыми сумах не пожелал расстаться.

— Да, — смущенно сказал он. — Это не ты, то есть ты… — Как объяснить, что эта жуткая гигантская сила образа души сама оберегала себя или свой невольный отклик, это же как удар молнии. — О бог, ну и сильная же у тебя защита!

— Смею надеяться. Только тронь меня еще раз так, жрец, и улетишь к самым Водопадам!

— Я не жрец; и что такое с твоим лицом?

Они уставились друг на друга.

— Ты тот лекарь, которого Община Жрецов послала в Готрегор.

— А ты та сумасшедшая девчонка, которую меня отправили исцелять.