Внук Дьявола - Браун Лайза - Страница 11

Зима для Колли тянулась бесконечно долго, так как он был одинок.

Он обдумывал происшедшее и, в частности, поступки рабочих. Большая часть их, как всегда, покинула ферму вскоре после инцидента. Никого не интересовало, куда эти люди разъехались, так как было известно, что весной они вернутся, чтобы опять наняться на работу. А тех, кто остался, Колли обходил стороной, даже Надин, подругу Чарли. И к речке он больше не ходил и не любовался новым домом.

Чарли, почувствовав, что с мальчиком происходит что-то неладное, решил загрузить его работой. Колли было поручено кормить животных, нарезать табак и чистить сараи. По вечерам Чарли включал старенький транзистор и слушал блюзы. Он сидел у огня, припав ухом к приемнику, грыз черенок своей видавшей виды трубки и иногда шевелил губами, подпевая Би-Би Кингу [2]. Все чаще он стал заходиться в приступах кашля. Тогда он раздраженно откладывал трубку и ворчал:

– Ну вот, даже от дыма уже удовольствия нет.

Потом он оборачивался к Колли и подсаживался к нему с книжкой, которую Колли штудировал после ужина. В эту зиму, помимо геометрии, Колли занялся историей, так как во владениях Чарли нашлось невероятное количество исторической литературы.

Чарли задавал мальчику вопросы: «Что такое Сфинкс? Кто такой Генрих Восьмой? Что произошло при Аламо? [3] «А Колли призывал на помощь все вновь полученные знания и отвечал. Если ответ оказывался правильным, Колли продолжал читать. Если же он ошибался, Чарли заставлял его возвращаться к уже изученному параграфу и читать его еще раз вслух.

А когда наступила весна того года, когда ему, по его подсчетам, исполнялось как минимум пятнадцать, Колли набрался мужества и задал Чарли чрезвычайно важный вопрос:

– Дьявол – мой отец?

Эти слова ему долго не давались главным образом потому, что они означали признание неприятного факта: он не знал своего происхождения. Он только чувствовал, что существование его каким-то образом связано с седовласым Ролинсом. Но оказалось, что связано оно с Ролинсом не так, как он предполагал. Чарли, услышав этот вопрос, замялся, но потом ответил четко и ясно:

– Нет.

Ответ прозвучал с такой определенностью, что Колли ни на секунду не усомнился в том, что это правда. И тогда он решил, что он один как перст в этом мире, и почувствовал, что ему стало еще холоднее, чем прежде.

Когда он пришел как-то раз на отдаленное поле, чтобы подготовить его к наступающему сезону, то понял, что зимний мрак начал рассеиваться. Ему становилось легче от острого запаха молодой травы, теплых лучей ласкового солнца, песни пересмешника в ясном утреннем небе.

И как только пришло тепло, с ним пришла надежда вновь увидеть ту маленькую девочку.

С ней мир стал бы снова правильным.

В один из майских дней Колли ушел с поля позже обычного, когда солнце здорово напекло ему спину, не прикрытую ничем, кроме драного комбинезона. На лбу у него выступил пот, и тогда он решил пойти к речке освежиться. Уже оказавшись на знакомом месте по щиколотку в ледяной воде, он оглянулся на дом на холме.

Она была на своем излюбленном месте. Она заметно подросла. Густые темные волосы падали на лицо.

Он просто стоял, задрав голову, и смотрел на нее, стоящую в развилке ветвей дуба, стоял и смотрел до тех пор, пока она не глянула вниз и не увидела его.

В первое мгновение Лейни не шелохнулась. А потом лицо ее сморщилось, и она вдруг расплакалась. Даже до него доносились ее всхлипывания.

А потом она неуклюже спустилась по лесенке и стрелой метнулась к нему. Брызги полетели во все стороны, и ее разгоряченное лицо прижалось к его потной и запыленной шее.

– Маленький колдун, – прошептала она и обвила его тонкими, еще совсем детскими руками. – А я думала: может, я вправду тебя только вообразила, как когда-то принцессу, а потом ты куда-то делся, как сон, и я не могу сделать так, чтобы ты мне еще раз приснился. – Ее слова катились потоком, как и слезы. – Какая же я была дура! Вот я до тебя дотронулась, да и вижу я тебя днем! А на Рождество я повесила на дуб подарок для тебя. И он там три месяца висел, а ты не приходил, я и решила – если ты настоящий, значит, умер. Я правда боялась, что ты умер.

Колли рассмеялся – искренне и тепло. Он был счастлив. В его душе снова светило солнце.

Он обхватил ее талию и сжал так, что сам испугался: а вдруг ее кости треснут?

А потом Колли отпустил ее и слегка оттолкнул, но тут же ухватил за запястье.

– Испачкаешься, – виновато пояснил он. – Погоди, дай на тебя посмотреть. Что ты сделала с волосами?

– Я постриглась, – с вызовом ответила она. – Сначала Дана постриглась, и мне захотелось, чтобы у меня тоже были короткие волосы, а папа не разрешал мне, вот я и обрезала их сама. Ладно, мне уже все сказали, что я теперь похожа на чучело.

Колли дотронулся до завитка около уха.

– Не-а, ты не похожа на чучело. – И добавил поспешно: – Это не так уж плохо выглядит.

Лейни расхохоталась и запустила пальцы в его черную гриву.

– Ничего, у тебя хватит на двоих.

– Чарли не любит стричь, а Надин считает, что я сильно верчусь, так что она обрезает концы как придется, чтобы поскорее оставить меня в покое.

– Никогда не видела, чтобы у мальчика были такие длинные волосы, – заявила Лейни.

– Если тебе не нравится, давай… Я постараюсь посидеть спокойно, и тогда Надин…

– Нет, – решительно бросила Лейни, наматывая его прядь на свое запястье. Эта прядь была сейчас словно нить, привязавшая их друг к другу. – Настоящий маленький колдун должен иметь именно такие волосы.

– Да говорю тебе, я пошутил. Я даже назвал тебе свое имя.

– Колли, – быстро проговорила Лейни, но тут же добавила издевательски: – Колли-колдун. – Она перевела дыхание. – Теперь ты уже не исчезнешь? Ты скоро придешь опять, хорошо?

– Я пока побуду тут, – ответил Колли.

Ему было по-настоящему тепло.

Она же хочет, чтобы он остался. Он ей понравился.

Глава 3

Возле «Магнолии» было две площадки для стоянки автомобилей. Та, что побольше, располагалась у правого крыла гостиницы, и практически все посетители оставляли машины именно там. На вторую площадку можно было попасть, только подъехав к гостинице с задней стороны. Лэнсинг Блэкберн называл ее «частной». На ней парковали свои машины те люди, которым не хотелось афишировать свое посещение «Магнолии». Лэнсинг не одобрял действий этих людей, нередко прекращал деятельность, которая представлялась ему недопустимой, в некоторых случаях даже позволял себе долгие назидательные беседы, но кое на что его вынуждали смотреть сквозь пальцы. Он объяснял горожанам, что, в конце концов, он – содержатель гостиницы, а не священнослужитель.

Репутацию гостиницы омрачало одно-единственное скандальное происшествие, случившееся еще в пятидесятые годы, когда майор Буфорд Поттер припарковал свой «Студебеккер» на «частной» площадке и направился в номер в сопровождении девушки из бродячего цирка. Лэнсинг накрыл парочку и изгнал из гостиницы в ту минуту, когда на переднюю площадку въехал автомобиль миссис Поттер. Она обнаружила «Студебеккер» супруга, и в результате в стене гостиницы застряли несколько пуль, выпущенных из пистолета майора и прошивших насквозь его грудь.

В то солнечное утро Лейни поднялась настолько рано, что стала свидетельницей очередного тайного прощания на задней стоянке.

Она оказалась на ногах в столь ранний час вовсе не потому, что легко проснулась. Дело было в том, что она не спала вообще; несколько часов Лейни ворочалась в постели, стараясь вытряхнуть из головы воспоминание о событиях, имевших место после полуночи.

Она стояла на крыльце дома тети Оливии и любовалась чудесным утром.

Итак, Колли вернулся в Спрингс. Ей об этом известно, и тем не менее она все еще жива. Что ж, жизнь продолжается. Она не станет думать про Рейчел. И не станет думать, куда улетело ее сердце накануне, когда она увидела самого младшего из Ролинсов.