Выбери любимый жанр

Выбрать книгу по жанру

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело

Последние комментарии
оксана2018-11-27
Вообще, я больше люблю новинки литератур
К книге
Professor2018-11-27
Очень понравилась книга. Рекомендую!
К книге
Vera.Li2016-02-21
Миленько и простенько, без всяких интриг
К книге
ст.ст.2018-05-15
 И что это было?
К книге
Наталья222018-11-27
Сюжет захватывающий. Все-таки читать кни
К книге

Маленькая белая лошадка в серебряном свете луны - Гоудж Элизабет - Страница 8


8
Изменить размер шрифта:

Деревья росли не слишком тесно. Между ними были открытые лужайки, которые прошлой ночью казались серебристыми, а теперь было видно, что они покрыты коричневатой травой, обычной для самого начала весны. Скоро, подумала Мария, трава будет ярко-зеленой и лужайка покроется первоцветами. Можжевельник уже зацвел, его чудесные золотистые кусты сияли так же победно, как цветы в английском саду. На большой поляне паслись овцы, вокруг них теснились ягнята, она заметила вдали нескольких оленей. Но как она ни напрягала глаза, как ни смотрела во все стороны, белой лошадки не было видно.

За парком начинались холмы, плавно закругляющиеся зеленые холмы западного побережья, которые она уже так страстно полюбила. Казалось, они окружают долину, как крепостные стены поместье. Среди ближних холмов был один, который ей особенно понравился, высокий конический холм с несколькими деревьями на вершине, он казался таким дружелюбным. Среди дальних холмов она разглядела высокую серую церковь и догадалась, что у их подножья расположилась деревня Сильвердью.

Потом она подошла к северному окну. Под ней была покрытая неровной, старой, замшелой черепицей крыша поместья, упиравшаяся в северную крепостную стену, за которой тут же начинался сосновый лес на склоне холма. Этот лес испугал ее. Он был такой темный, густой и таинственный…

Таинственный сторожевой пес Рольв, вспомнила она, пришел из этого леса… Стоя здесь, она слышала, как где-то в глубине леса кричит петух, и этот обычно успокаивающий звук был странным и пугающим.

Требовательный лай позади снова привлек ее внимание к комнате. Виггинс проснулся и желал выйти. Дома в Лондоне он всегда прогуливался в Сквере до завтрака и не понимал, почему бы это надо было менять заведенный обычай. Прогулка до завтрака способствовала хорошему пищеварению.

– Пойдем, Виггинс, – сказала Мария, подхватила шляпу, хлыстик и перчатки, открыла маленькую дверцу и с Виггинсом, следующим по пятам, сбежала вниз по ступенькам башни, отворила дверь на нижней площадке и очутилась в гостиной.

Вечером она не слишком хорошо разглядела ее, но теперь свет, льющийся из западных окон, и огонь в камине открывали ее во всей красе. Это была прелестная маленькая комната, но обычно в нее никто не заходил. А комната так мечтала, чтобы ею почаще пользовались. Каждая вещица в ней просто кричала об этом; только это была комната леди, а ни одна женщина двадцать лет не ступала ногой в Лунную Усадьбу, и никто не обращал внимания на эти призывы… Но теперь они были услышаны…

Сама не понимая, что она делает, Мария, как птичка, порхнула к старому клавесину, уселась на стул перед ним, бросила на пол шляпу, хлыст и перчатки, и ее пальцы забегали по клавишам. В лондонском доме был клавесин, и мисс Гелиотроп научила Марию очень миленько играть и даже петь. Заиграв, она огляделась вокруг.

Эта славная комната была обшита дубовыми панелями, выходящие на запад окна с широкими подоконниками глядели прямо на розарий. Может быть, поэтому тот, кто отделывал гостиную, превратил ее в комнату роз. Кремовые бархатные занавеси на окнах были потерты, но прекрасны, и на них алели бутоны роз. Кресло с подголовником, стоявшее у камина, было обтянуто таким же бархатом. На персидском, цвета морской волны, ковре на полу были изображены распустившиеся золотые розы. Шесть стульев стояли у стен, а их сиденья покрывала вышивка – белый шиповник с золотыми тычинками на ткани того же цвета, что и ковер. Не было только розовых роз. Создатель этой комнаты был, похоже, «Это ли не чудесно, – сказала сама себе Мария. – Я ведь тоже ненавижу розовый. Он ужасно не идет к моим волосам.»

Играя, она обводила глазами комнату. В ней был прекрасный камин с резной деревянной каминной доской, заканчивающейся картиной в раме, скромными колонками по бокам и вырезанной сверху надписью: “ХРАБРАЯ ДУША И ЧИСТЫЙ ДУХ НАСЛЕДУЮТ ЦАРСТВО, А ВМЕСТЕ С ЦАРСТВОМ ВЕСЕЛОЕ И ЛЮБЯЩЕЕ СЕРДЦЕ”. В раме была странная, тусклая, писанная маслом картина. Мария некоторое время пристально глядела на нее, пока не разобрала, что на ней нарисовано, но когда разобрала, ее сердце вдруг замерло. Там была белоснежная лошадка и храбрый рыжеватый зверь наподобие Рольва, скачущие вместе по лесной поляне. Хотя картина была такая тусклая, что было трудно разобрать их очертания, они казались такими веселыми, как будто любили друг друга и радовались тому, что они вместе. На каминной доске не было никаких украшений или других картин; белоснежная лошадка и рыжеватый зверь царили надо всем. Но на столе у стены стояла резная, кедрового дерева рабочая шкатулка, ее крышка была так плотно закрыта, что, казалось, ее не открывали годами, а на шахматной доске были аккуратно расставлены фигуры слоновой кости. Они были искусно вырезаны, офицеры в шлемах с плюмажами, красные пешки с собачьими головами, а белые – как маленькие белые лошадки. Но ими так долго никто не играл, что они казались какими-то замороженными.

Марию охватило страстное желание поднять крышку рабочей шкатулки и заставить шахматные фигурки сразиться друг с другом. Но она не могла

бросить клавесин. Прелестная журчащая мелодия, которой она не знала, выходила из-под ее пальцев. Она всегда хорошо импровизировала, играя на том, что мисс Гелиотроп называла «инструмент», но теперь ей казалось, что эту мелодию сочинила не она сама; она почувствовала, что мелодия была заперта в клавесине с тех пор, как на нем играли в последний раз, а теперь обрела свободу. Это была чудесная легкая мелодия, и Мария с радостью отдалась ей, пока внезапно не оборвала игру… Кто-то слушал ее…

Не раздалось ни звука, но она почувствовала, что кто-то внимательно слушает, как она играет. Она вскочила, подбежала к окну и выглянула, но в розарии никого не было, только птицы. Тогда она подбежала к двери, ведущей из гостиной в большую залу, открыла ее и увидела, что Рольв сидит у огня, а сэр Бенджамин, на этот раз одетый в темно-зеленый костюм для верховой езды, только что вошел в залу через дальнюю от гостиной дверь. Он улыбнулся так сердечно и ласково, как будто солнце взошло в первый теплый день в году, но явно не обратил внимания на ее игру, и как ей показалось, даже не слышал ее.

– Как тебе спалось, дорогая? – спросил он.

– Хорошо, сэр, – ответила Мария, и подбежав к нему, привстала на цыпочках, чтобы поцеловать его. Такое с ней случилось, может быть, впервые, потому что в те времена младшие не целовали старших без их разрешения. Но она почувствовала, что ужасно сильно его любит. Сэр Бенджамин, похоже, не рассердился. Наоборот, он казался довольным, и несмотря на то, что она была уже совсем взрослой юной леди тринадцати лет, он схватил ее в охапку и сжал в своих медвежьих объятьях. Когда он ее отпустил, она почувствовала на руке что-то мокрое и теплое, и к своему удивлению, увидела, что Рольв, поднявшись на ноги и подойдя к ней сзади, лижет ей руку, медленно виляя при этом хвостом.

– Посмотрите-ка! – победно вскричал сэр Бенджамин. – Рольв признал это, В тебе настоящий мерривезеровский стиль, дорогая, и Рольв признал это.

Мария смущенно положила руку на огромную голову Рольва и с бьющимся сердцем осмелилась взглянуть ему прямо в горящие странным желтым огнем глаза. Они уставились на нее, завладевая ею. Теперь она была его. Внезапно страх исчез, она обхватила руками его шею и зарылась лицом в рыжеватую шерсть.

Потом она снова взглянула на сэра Бенджамина.

– У меня такой прекрасный вид из окон, сэр, – сказала она. – А куда смотрят ваши?

– На юг и на восток, дорогая, – ответил он. – Это вторая башня, и моя комната рядом с той, что занимает мисс Гелиотроп. Пока моя мать была жива, это была ее комната, а теперь она моя. Маленькая комната наверху, похожая на твою, но без резьбы и с дверью нормального размера, была моей, когда я был мальчиком. Но потом она стала мала для меня, и больше ею не пользуются. Затем он обугленной палкой на пепле перед камином нарисовал план дома.

В нижнем этаже усадьбы были только кладовые и комната, где спал Дигвид. Балки потолка большой залы оказывались под самой крышей, весь второй этаж занимали кухня, выходящая на одну сторону, и гостиная, выходящая на другую. Спальня мисс Гелиотроп была над гостиной, а комната сэра Бенджамина над кухней.