Маленькая белая лошадка в серебряном свете луны - Гоудж Элизабет - Страница 48

Тут появился Робин, его простая деревенская одежда была тщательно вычищена, башмаки отполированы до зеркального блеска, зеленое перышко на шляпе весело колыхалось, а круглое розовое лицо, счастливое и взволнованное, так и сияло от мыла и воды.

– Старый Пастор уже идет, а мама будет в дальнем конце розария в половине пятого, – заверил он Марию. – Она обещала. Нелегко мне было получить это обещание, но в конце концов она обещала.

– Спасибо, Робин, – сказала Мария. – Ты не сердишься, что я закончила дело без тебя?

– Уже нет, – весело заверил ее Робин. – Тем более, что ты мне все расскажешь об этом.

– Я тебе все расскажу, когда мы будем готовы к приему, который устраиваем, – ответила Мария. – Всю жизнь я буду тебе рассказывать все и обо всем.

– И я тоже, – сказал Робин. – Если бы я не задавал тебе так много вопросов, что бы хорошего было в этой жизни?

И они принялись за работу. Рольв с огромной корзиной в зубах помогал Марии и Робину переносить в дом герани из маленькой комнатки Мармадьюка. Их было куда больше, чем сначала показалось Марии. Они с Робином заполнили гостиную, расставили их на подоконнике, так что если глядеть из розария, окно должно было казаться сплошь розовым, наполнили большую залу и окна комнатки в башне, где спала Мария. Потом они помогали Мармадьюку Алли накрывать к чаю в большой зале. Накрытый стол выглядел потрясающе, в центре стояли свечи, перемежающиеся вазами с самыми красивыми геранями, стояли лучшие фарфоровые чашки, блюдца и хрустальные бокалы, а все яства были разложены на серебряных блюдах. Чай в серебряных чайниках и огромные кувшины с подогретым кларетом Мармадьюк собирался принести попозже.

Мария поднялась к себе переодеться в самое лучшее платье, в ее лондонский наряд, который она еще ни разу не надевала в Лунной Усадьбе. Это было кремовое шелковое платье, расшитое голубыми незабудками. В нем был большой карман, и туда она спрятала маленькую книжечку в обложке цвета гелиотропа, которую взяла почитать у Старого Пастора в тот день, когда первый раз пришла к нему в гости, и зелененькую книжку французской поэзии, которую Луи де Фонтенель подарил мисс Гелиотроп. Пока она одевалась, она заметила, что вернулись сэр Бенджамин с Дигвидом, и что сэр Бенджамин поднялся по ступенькам с завязанными глазами. Мария знала, что ему можно доверять – он не будет подглядывать, когда пойдет через залу. Он был человеком, внушающим полное доверие.

Ровно в десять минут пятого Мария сходила за мисс Гелиотроп и привела ее вниз, одетую в лиловое бомбазиновое платье, в одном из лучших чепчиков Эстеллы на голове и в кружевной косынке.

– Ну вот, мисс Гелиотроп, – сказала она, открывая дверь в гостиную, где в центре комнаты стоял, склонившись со шляпой в руке Робин, – это Робин. Я с ним знакома почти всю мою жизнь, и я собираюсь за него замуж, потому что мы не можем не быть вместе. Я его очень люблю, и вас я очень люблю, так что вы должны любить друг друга.

– Боже мой! – сказала мисс Гелиотроп, в крайнем изумлении рассматривая Робина поверх очков. – Боже мой! Что за необычный, такой розовощекий мальчик.

– Разве не таким я описывала вам его в Лондоне? – спросила Мария.

– Да, он такой, – отозвалась мисс Гелиотроп. – Только больше.

– Мадам, я с тех пор вырос, – сказал Робин и снова очень вежливо поклонился, шляпа с павлиньим пером, метущим пол, в правой руке, левая рука прижата к сердцу в галантной манере, модной в те времена, когда мисс Гелиотроп была молода. Тут стало очевидно, что оправившись от первого шока и изумления, сердце мисс Гелиотроп потеплеет.

– Боже мой! – снова произнесла она, но уже более сердечно.

Робин подошел к ней и поцеловал ей руку:

– Ваш слуга, мадам, до скончания моих дней.

Тут сердце мисс Гелиотроп растаяло окончательно, и она наклонилась и поцеловала его. – Хороший мальчик, – сказала она. – Тот ли ты мальчик, которого Мария придумала в Лондоне, или нет, я сказать не могу, но ты хороший мальчик, и если ты нравишься Марии, у тебя не будет более верного друга, чем Джейн Гелиотроп.

Прозвучали чьи-то шаги и вошел Старый Пастор с веточкой розовой герани, воткнутой в петлицу сутаны.

– О, сэр, – воскликнула Мария. – Не будете ли вы так любезны прогуляться с мисс Гелиотроп в саду за кухней? Там приятно и тепло на солнышке, и деревья цветут так красиво. Там такая уютная скамейка под тутовником. Не посидели бы вы там и не почитали бы немного вслух мисс Гелиотроп? Она любит, когда ей читают вслух, особенно поэзию. Ей понравится книга английской поэзии, которую вы одолжили мне, и французская тоже. – Мария вынула из кармана обе книжечки и подала их ему. – Чай в пять, – закончила она.

Старый Пастор заморгал глазами, взял книжечки, поклонился мисс Гелиотроп и предложил ей руку. – Достоин ли я этой чести, мадам? – сказал, он и повернулся к Марии: – Ваше королевское высочество, до сего дня ни одной из самых искусных ловушек, расставленных женщинами, не удавалось меня поймать. Но в вашу я добровольно иду сам. Ибо в ней колдовство и храбрость луны, которая так мала, а сражается со всей великой тьмой, и мужчина, что не сочтет себя ее добровольным рабом, рожден глупцом.

Отдав таким образом дань восхищения Марии, Старый Пастор повел мисс Гелиотроп из комнаты, и Мария с Робином остались одни. – Робин, – сказала она, – я хочу, чтобы ты пошел в комнату к сэру Бенджамину и привел его вниз. Будь здесь у окна гостиной, гляди на розарий и занимай его беседой.

– Как долго? – спросил Робин. – И о чем?

– Пока я не вернусь. Я ненадолго. Поговори об овцах. Сэр Бенджамин может часами стоять в одной позе и говорить об овцах.

Затем она вылезла в окно гостиной и побежала в самый дальний потайной уголок розария. Эстелла ее не обманула. Она была там в сером с розовым узором платье, весеннее солнышко освещало ее непокрытую маленькую гордую головку. Она стояла очень прямо, и несмотря на свой крошечный рост, держалась по-королевски, и побеги роз окружали ее свежей зеленью.

– Малютка Мама, – обвивая ее руками, закричала Мария, – Человек из Темного Леса придет сегодня на чай.

Эстелла вскрикнула от радости и крепко сжала Марию в объятиях. – Что же ты сделала, Мария? Ты чудесная храбрая маленькая Лунная Дева! Как это тебе удалось?

– Рассказывать все придется долгие часы. Поэтому займемся этим попозже. А теперь, Эстелла, я хочу, чтобы ты взглянула в окно гостиной на то, как я украсила ее цветами.

– Ты заставила меня проделать весь этот путь только для того, чтобы взглянуть на цветы? – спросила Эстелла. Но она не сердилась, а просто улыбалась.

– То, что ты увидишь в окно гостиной, стоит прогулки, – заверила ее Мария, – А теперь, пожалуйста, закрой глаза.

Эстелла закрыла глаза, и поскольку, как и сэр Бенджамин, она. была личностью, полностью заслуживающей доверия, она не подглядывала сквозь ресницы, пока Мария вела ее к дому. Они обе смотрелись так красиво, когда шли рука об руку через розарий в цветочных платьях, солнечный свет золотил их легкие волосы, а облако маленьких птичек сопровождало их трепетом разноцветных крылышек и каскадом песен, взмывающих вверх в синее небо. Мужчина и мальчик, стоящие у окна гостиной, перестали разговаривать об овцах и в восторге затаили дыхание.

– Пора! – сказала Мария, и Эстелла открыла глаза.

Она увидела обилие ярко-розовой герани – гордости Корнуолла. Они наполняли окно и всю гостиную, как в тот вечер много лет тому назад, перед тем как ее возлюбленный потерял самообладание и выбросил их в окно. И он стоял среди цветов, одетый в свой лучший, похожий на цветную капусту, парик, в свой воскресный сюртук и жилетку, которую она сделала для него много лет тому назад, и смотрел на нее, как будто она была солнце, луна и все звезды, собранные воедино.

– Эстелла! – зарычал он в восторге, – Прости меня во имя Неба за то, что я выбросил эти проклятущие герани из окна, иди скорее сюда и больше не исчезай!

Эстелла забралась через открытое окно на подоконник, и как дитя, скользнула в его объятья, а Мария унеслась, как ветер, через сад и по ступенька поднялась в залу.