Колодец в небо - Афанасьева Елена - Страница 2

– Гражданка! Я к вам обращаюсь, гражданка! – рябой милиционер, только третью неделю как поступивший на работу в органы и впервые столкнувшийся на своем участке с про-ис-шест-ви-ем, изо всех сил старался не выпасть из вмененного ему образа стража социалистической законности и порядка. – На снегу лежать нельзя! Не положено!

– Не шевелится, – заверил милиционера протискивающийся следом дворник.

Милиционер потянул лежащую на снегу женщину за руку, пробуя приподнять. Голова неизвестной женщины беспомощно покачнулась.

– В обмороке, – рассудил рябой милиционер и скомандовал дворнику: – Зови «Скорую»!

– Так уже побегли! – рапортовал дворник.

Милиционер удовлетворенно кивнул и обратился к толпе.

– Граждане! Не представление! Попрошу разойтись. Всех, кроме свидетелей. Кто свидетели?

Глаза дворника забегали по неохотно расползающейся толпе, пока не остановились на посиневшей от холода девушке, окоченевшие ножки которой уже и двигаться не могли.

– Тетка с мужиком куды подевались?! – грозно поинтересовался дворник.

Девушка пожала плечами и, достав из маленькой сумочки какое-то удостоверение, обратилась к милиционеру.

– Долго еще? Я не больше, чем он, – кивнула на дворника, – видела. Сообщить ничего не смогу. А у меня работа срочная, в номер печатать надо.

Девушка голосом выделила слова «в номер», подсовывая милиционеру корочки, на которых виднелся знакомый многим логотип журнала «30 дней», выпускаемого издательством «ЗиФ», где девушка служила.

– Корреспондентка! – то ли спросил, то ли констатировал страж порядка.

Девушка благоразумно не стала объяснять, что она не корреспондентка, а лишь машинистка. Из суеверной боязни попасть в неприглядном виде в журнал, милиционер, может, быстрее опустит.

Сил стоять на морозе больше не было. Да и волновалась девушка, что в частном «Макизе» могут ее и не дождаться. Позвонят другой машинистке, и если застанут Таисию дома, та из своего Печатникова переулка добежит до Цветного быстрее, чем она отделается от этого рябого милиционера. Отдадут заказ Таисии, и чем она тогда за купленную нынче камею расплачиваться будет? Сама же себе пообещала, что двадцать рублей из денег Елены Францевны заняла только на три дня под «макизовский» заказ. Кроме того, назначивший ей свидание в семь вечера возле Страстного монастыря корреспондент Федорцов долго ждать не будет, уйдет…

– Сообщите фамилию и домашний адрес! – сжалился милиционер и достал из кармана блокнот. – Будете вызваны!

Диктуя адрес и фамилию, девушка покраснела, стыдясь самого факта, что ее вызовут и будут допрашивать в милиции, будто преступницу.

– Могу идти?

Рябой милиционер спешно записал адрес, засунул бумаги в карман и, махнув рукой – мол, идите – обратился к дворнику. Девушка заспешила в сторону бульвара, на ходу пытаясь подскакивать, чтобы хоть как-то согреть закоченевшие ноги.

Пробежав уже почти весь Петровский бульвар, девушка вдруг замедлила шаг. Все еще на ходу принялась что-то искать в сумочке, затем в карманах. Не находя, остановилась.

– Верно Елена Францевна говорит, schusselkopf!*

Постояла секунду-другую, словно решая, что делать. Развернулась и пошла обратно, бормоча: «Только бы ее еще не забрали! Только бы не забрали!»

Но интересовала девушку не лежащая на снегу незнакомка и не то, как быстро приезжают по вызову кареты «Скорой помощи», а милиционер, у которого осталось ее редакционное удостоверение. Без удостоверения в здание издательства на правительственной улице Ильинке ее завтра не впустят. А если «Скорая» пострадавшую увезет, милиционер может уйти в любую сторону, она даже не спросила, из какого он отделения. Пока найдешь, пропал макизовский заказ, точно Таисии отдадут.

На удачу – девушки, а не лежащей на снегу женщины, для которой каждая минута промедления падала на весы жизни и смерти – четырехглазая карета «Скорой помощи», застревая в московских сугробах, только-только подъехала к месту происшествия. И, возвращаясь в Крапивенский переулок, девушка успела увидеть, как несчастную укладывали на носилки и помещали в карету. Кокетливая, но не подходящая к сегодняшнему морозу шляпка незнакомки теперь съехала набок, выпавшие из ее плена белокурые локоны рассыпались на поблескивающем в тусклом фонарном свете беличьем меху шубки. Заметив этот каскад белых волос, девушка вздрогнула, как несколькими минутами раньше вздрогнул поспешно исчезнувший мужчина в котелке…

Закрывший дверцу кареты рябой милиционер с удивлением обнаружил приближающуюся свидетельницу. Но никаких умозаключений по методике, которую на недавней лекции новому составу московской милиции объяснял сам главный спец сыскного дела Потапов, сделать не успел.

– Удостоверение! – пробормотала запыхавшаяся от бега по глубокому снегу свидетельница.

Снег забился в ее низкие ботинки и теперь, подтаяв, предательски мочил и холодил и без того оледеневшие ноги. Выбившиеся из-под тоненькой шали прядки темных волос, несмотря на мороз, от быстрого бега взмокли, и теперь, стоило девушке остановиться, стали застывать, превращаясь в хрустальные ледяные нити. Будь ситуация менее мрачной, милую девушку можно было бы принять за снегурочку, но рябому милиционеру и самой девушке было теперь не до сказок.

– Что ж это вы так неосторожненько, гражданочка! – не преминул проявить вмененную его должности суровость участковый. – Врагов вокруг видимо-невидимо! А у вас никакой бдительности! Удостоверениями госучреждений разбрасываетесь!

– Так я ж не у кого попало забыла, у милиционера… – оправдывалась свидетельница, с ужасом ощущающая, как истекают последние минуты отведенного на ее долю терпения редактора «Макиза».

По счастью, и сам страж порядка замерз и хотел поскорее вернуться в отделение, чтобы там уж по всем правилам, как его учили, составить протокол. По протоколам у него всегда было «отл.».

– Попрошу, гражданка Тенишева Ирина Николаевна, удостоверений больше не терять! Чревато!

Чем чревато, милиционер объяснить то ли не смог, то ли не хотел. Протянул девушке ее корочки, козырнул и пошел в противоположную сторону. Девушка, которую заглянувший в удостоверение страж порядка назвал Ириной Николаевной, попыталась снова бежать к Петровскому бульвару, да сил бежать уже не было.

Она шла, силясь понять, обозналась ли или и вправду сегодня утром видела женщину, которую теперь увозила «Скорая помощь». Но вдруг заметила, что не одна она провожает взглядом карету. От церковки на другой стороне переулка отделилась женская тень. Саму женщину Ирина не разглядела. Заметила лишь котиковое манто таинственной наблюдательницы и ощутила не успевший раствориться в морозном воздухе аромат ее духов. Ирине показалось, что она сегодня уже пыталась уловить этот терпкий, смешавшийся со стылым ветром, запах.

Чуть усмехнувшись, женщина прошла мимо вместившегося между церковью и домом дровяного сарая и скрылась в ближайшем подъезде.

– Показалось, – пробормотала Ирина. – Здешняя жительница домой шла, да на странную сцену загляделась. Чужое горе всегда манит… А мне уж всюду тайны и убийцы мерещатся.

Но дойдя до того самого места на Петровском бульваре, где несколькими минутами ранее вспомнила про забытое у милиционера удостоверение, девушка снова замерла. И, что-то вспомнив, воскликнула:

– Не может быть! Так не бывает!

Остановилась, обернулась, словно надеясь там, позади, увидеть некую разгадку вдруг обнаруженной ею тайны. Но позади был только темный и глухой Крапивенский переулок, а впереди звенящий трамваями, заполненный спешащими домой с работы пешеходами Петровский бульвар.

Не находя в пространстве этих стылых улиц ни подтверждения, ни опровержения чему-то ею замеченному или понятому, девушка еще раз проговорила:

– Так не бывает!

И будто в полусне побрела в сторону Цветного бульвара.

2. Профессия – легендатор

(Марк Тибериус. 117 год н.э. Рим)

Сморщившийся от жары и тошноты человек средних лет с мешками под глазами и легкой проплешиной на затылке смотрит из окна паланкина на идущих по улице рабов. И прислушивается к собственному желудку – не случится ли беда.