Заветными тропами славянских племен - Демин Валерий Никитич - Страница 36

Повсеместно было распространено убеждение, что ведьмы — виновницы засух и гибели урожаев, ибо крадут дождевые тучи или отмахивают их своим передником. Ведьма — воплощеный образ греха. Фольклор сохранил даже перечень ее типичных грехов — в плаче кающейся чародейки:

Кульминацией каждодневных демонических козней сонмища ведьм всех возрастов и рангов считалось их ежегодное сборище на шабаш (от древнееврейского слова, означающего «субботу»). Самым знаменитым шабашем (рис. 64) считается средневековая немецкая Вальпургиева ночь (с 30 апреля на 1 мая) — благодаря поэтическому воспроизведению ее в 1-й части трагедии Гете «Фауст» и музыкальному эпизоду в одноименной опере Шарля Гуно. По преданию в эту ночь все ведьмы Германии слетались на метлах и вилах на гору Брокен, дабы вместе с другой нечистью справить здесь сатанинский бал.

У славян тоже была своя Вальпургиева ночь и место, куда ведьмы слетались ото всюду на шабаш. В истории Древней Руси — это знаменитая Лысая гора под Киевом (ныне в черте города), «прославленная» Модестом Мусоргским в потрясающей по своей выразительности музыкальной картине «Ночь на Лысой горе». Впрочем, конкретная дата вселенского шабаша у различных славянских этносов отнюдь не совпадала, а собственно Вальпургиеву ночь с 30 апреля на 1 мая признавали преимущественно лужичане, около тысячи лет пребывышие в германской среде. У восточных славян главным «ведминым днем» считался, пожалуй праздник Ивана Купалы (что прекрасно отражено в известной повести Гоголя). Но и другие праздники ведьмы не обходили стороной. Для западнославянской традиции, кроме Рождества, Пасхи, Иванова (Янова) дня времени активизации ведьм считались дни святых Люции, Петра и Павла, дни Божьегог тела, Зеленые Святки и др.

Здесь каждую гостью встречает хозяин предстоящей оргии — сам дьявол в образе козлища (реже — пса). Обязательным ритуальным актом встречи является целование срамных частей его тела и подношение подарков — разных частей умерщвленных младенцев, черные свечки и т. п. Повсюду — сатанинские огни, клубы черного дыма, чад, копоть, смрад. Для каждой ведьмы приглашен кавалер-ухажер — как правило, черт или другой представитель нечистой силы, но это может быть и завлеченный с помощью колдовской силы обыкновенный человек — как это произошло с пушкинским гусаром или гетевским Фаустом. После обильного угощения с непрерывным винопитием начинаются дикие танцы обнаженных партнеров, а затем — и свальная случка. Под утро, насытившись любовью, ведьмы разлетаются по домам.

В славянской народной культуре также известно немало мест, связанных в народном воображении с бесовскими игрищами. Наиболее известна Лысая гора рядом с древним Киевом (сейчас она, понятно, находится в черте города) — симфоническая миниатюра Мусоргского «Ночь на Лысой горе» по сей день возвращает каждого к истокам архаичного мировоззрения. По существу у каждого российского региона существовала своя «лысая гора», хотя таковым проклятым местом могли выступать и лесные поляны, и перекрестки дорог, и дремучие заросли.

По народным представлениям, перед смертью ведьмы испытывали страшные муки и в конвульсиях и судорогах пытались передать кому-нибудь свои ведовские чары. Горе человеку, который возьмет из рук умирающей ведьмы любую вещь, — вместе с предметом она передаст свой страшный дар. После смерти душа ведьмы отправляется в ад, а ее тело попадает в полное распоряжение нечистой силы, которая как бы входит в оболочку ее трупа. Мертвая ведьма едва ли не опаснее живой: по ночам она насмерть заедает людей или сосет человеческую кровь. Ее любимая кровь — детская, реже — кровь стариков, она отсасывает ее из ушей. Худые, изможденные люди часто сами верили, что по ночам их кровь сосут ведьмы: то могла быть, например, кровь старика, которую высасывает увлекавшаяся им в молодости женщина.

Естественно, благим делом считалась борьба с ведьмами — главным образом с помощью символических ритуалов. Так, в селах украинско-белорусской зоны обряд изгнания ведьм совершался во время Купальских игрищ. Изготовлялось специальное чучело условной «ведьмы», его с ликованием выносили за околицу и там уничтожали: бросали в воду, разрывали на части или же сжигали на костре.

В волшебных сказках народов мира (особенно в их современном восприятии детьми да и взрослыми, которые сравнительно недавно тоже были детьми) ведьма нередко смешивается с Бабой Ягой. Резон в этом, безусловно, имеется, но все же обе демонические женщины — далеко не одно и то же. Баба Яга (рис. 65) — мифологический персонаж, доживший до наших дней со времен матриархата, трансформированный до неузнаваемости архаичный образ Великой Богини (рис. 66). Ведьма же — приземленный персонаж «низшей» народной демонологии, приближенный к повседневному житью-бытью и коренящийся в некоторых особенностях общения людей (в данном случае — женщин) с ноосферой.

Русская Баба Яга — несомненный носитель древнейшей матриархальной символики. Ее устрашающие черты и те — результат неизбежной демонизации поверженных былых властительниц после победы патриархального строя. Даже в ее имени, судя по всему, закодирован намек на матриархальное прошлое. Никто не дал вразумительного объяснения, что такое Яга, или в фонетической транскрипции — [Йага]. Наиболее правдоподобными представляются объяснения, связывающие имя хозяйки избушки на курьих ножках со словом «ягать» — «кричать». (В данном смысле имя великого князя литовского Ягайлы (Йагайлы; Ягеллы) — первого короля объединенной польско-литовской Речи Посполитой и родоначальника династии Ягеллонов — означает «горлопан», «ругатель», а в еще более точном смысле — «матершинник»).

Проводились санскритские параллели: слова «йага» и «йога» идентичны по вокализации и, следовательно, Йагу можно интерпретировать, как Йогиню — вещую колдунью и волшебницу. Допустимо также предположить, что русское утвердительное восклицание «ага!» также как-то связано с именем Йаги. Возможно, когда-то оно означало обычное матриархальное приветствие или здравицу в честь Великой Богини Йаги. Наподобие ведийскому восклицанию «Сваха!» («Да будет Благо!», «Во здравие!»). Или же вроде самого знаменитого и крепкого русского ругательства, поминающего мать: учеными давно установлено, что первоначально оно означало всего лишь приветствие, фиксирующее принадлежность к данному материнскому роду (такое общепринятое в научных кругах объяснение вошло даже в роман-эпопею Максима Горького «Жизнь Клима Самгина»).