Заветными тропами славянских племен - Демин Валерий Никитич - Страница 30

Вот как описывает такой обряд в Олонецком крае этнограф и фольклорист Елпидифор Васильевич Барсов (1836–1917), особо подчеркивая при этом, что весь ритуал, несмотря на участие в нем православного священника, калькирует празднество в честь языческого громовержца Перуна. Испокон веков бытовал среди олонецких крестьян обычай убивать в честь Ильи-пророка заветного быка. Более того, именно с этого момента велся отсчет всех времен года (что лишний раз свидетельствует о глубочайшей древности самого обряда). В урочный час приводили к церкви одного или нескольких «завиченных» (заветных) быков. Если жертвенных животных было несколько, то бросали жребий, кому из них быть первым. Хозяин избранного быка, получив благословение священника, отрезал у жертвы кончик правого уха и передавал его в часовню. Затем быка отводили на поварню, убивали, разрубали и варили большими кусками (от 4 до 8 фунтов), при этом мясо прикрепляли к краям котла ивовыми прутьями. Голову и бульон отдавали нищим, а правую заднюю ногу на причет церковный. По окончании вечерни или обедни священник с причетниками освящал жертву, и народ тотчас же бросался делить Ильинскую жертву. Поделив Ильинское мясо, все отправлялись на луг, где устраивалась общая трапеза. Кости сохранялись — они считались приносящими счастье и увеличивающими (утраивающими) богатство. В описанном обряде причудливо переплелись и ужились языческие и православные обычаи…

Ильин день — один из тех праздников, корни которого уходят в самые заветные глубины архаичного народного мировоззрения, затрагивая фундаментальные первоосновы бытия и глубочайшие человеческие ценности. Ибо Ильин день естественным образом наложился на древний Перунов день — 2-го августа. По старому стилю Ильин день падал на 20-е июля, но и тогда считалось, что именно с этого дня кончается лето и начинается осень. Рановато, что и говорить, по нынешним меркам: как-никак — всего лишь середина лета. Но в народе считали по-другому: «Илья лето кончает, жито зажинает; первый сноп — первый осенний праздник!», «На Илью до обеда — лето, после обеда — осень!».

Илья (правильнее — Илия) — библейский праведник, живым взятый на небо. Он умчался туда на огненной колеснице (рис. 55) и с тех пор заведует там молниевым и громовым хозяйством, объезжая небосклон на упряжке чудесных коней. Гром происходит от стука колес его колесницы по небесной мостовой, а молнии — стрелы, коими грозный пророк иничтожает нечистую силу. По существу ветхозаветный сюжет с вознесением Ильи-пророка — одно из архаичных описаний путешествия в космическое пространство. И сам Илья — фигура воистину космическая. Один из древнерусских духовных стихов подчеркивает это с необычайной эмоциональной силой:

К тому же в народном сознании Илья-пророк зачастую сливался с образом другого Ильи — Муромца (рис. 56). О грозе нередко говорили: «Илья Муромец по небу на шести жеребцах ездит». И, наконец, Илья-пророк никак не отделялся от предшествовавшего ему бога-громовника Перуна, праздник которого в заветный летний день отмечался славянами на протяжении многих тысячелетий. Новая религия просто вынуждена была приспособиться к этой незыблемой древней традиции.

Тотемные предпочтения русского народа и тотемные реликты далекого прошлого явственно обнаруживаются, например, в причитаниях Северного края, например, в плаче (точнее было бы сказать — вопле), когда профессиональная плакальщица, используя в течение веков и тысячелетий выработанные клише, обращается к покойнику с такими словами:

Принадлежность конкретного тотема какому-либо роду-племени или, что одно и то же, принадлежность какого-то семейно-кланового или половозрастного образования конкретному тотему наглядно демонстрирует узнавательно-разграничительную функцию последнего, что помогает выявить себе подобных или отличать своих от чужих. В частности, это проявляется в особенностях одежды, головного убора, прически, украшений, косметики, татуировок, которые, как показывают данные археологии, в древности были распространены повсеместно. Например, русский женский головной убор кика по форме напоминает птицу, а его название происходит от названия лебединого крика — кика (кикать — «кликать, кричать»). Отсюда же и древнегреческое наименование лебедя — «Кикн» (так звали и сына Аполлона, превращенного после смерти в созвездие Лебедя).

Тотемное прошлое живет и во множестве русских фамилий, восходящих к древним обозначениям тотемной принадлежности людей. Сами фамилии сравнительно недавнего происхождения. У простого люда они появились после отмены в России крепостного права. Речь, конечно, не идет о христианских именах, имеющих, в свою очередь, греческое, римское или библейское происхождение. Если открыть ономастиконы (сборники, составленные филологами на основе анализа разного рода документов прошлого), то обнаружится великое множество тотемных имен, принадлежавших нашим предкам вплоть до Петровской эпохи. Вот лишь некоторые из них, взятые наугад из именословов Н. М. Тупикова («Словарь древнерусских личных собственных имен». СПб., 1903) и С. Б. Веселовского («Ономастикон». М., 1974):

• звериные: Баран, Барсук, Бобр, Бык, Белка, Волк, Выдра, Горностай, Жеребец, Заяц, Зубр, Кобыла, Коза, Козел, Конь, Корова, Кот, Кошка, Куница, Лиса, Медведь, Мышь, Овца, Пес, Свинья, Собака, Соболь, Тур, Хомяк;

• птичьи: Воробей, Ворона, Гоголь, Голубь, Грач, Гусак, Дрозд, Дятел, Жаворонок, Журавль, Коростель, Коршун, Кречет, Кулик, Курица, Лебедь, Лунь, Орел, Селезень, Сова;

• рыбьи: Ерш, Карась, Рыба, Севрюга, Щука;

• растительные: Береза, Гриб, Груша, Дуб, Калина, Капуста, Крапива, Липка, Мухомор, Осина, Ракита, Репа, Орех;

• прочие: Блоха, Жаба, Жук, Комар, Мизгирь, Муравей, Муха, Паук, Пчелка, Рак, Таракан, Шершень.

Все эти древнерусские имена и прозвища как наследие еще более древних русских, славянских, индоевропейских и доиндоевропейских тотемов стали неотъемлемой стороной современной жизни, войдя в живые русские фамилии.

Откуда же взялось такое множество тотемов, каковы причины их дробления и появления новых? Данные процессы обусловлены вполне понятными, естественными причинами. Человек вообще стремится всячески подчеркнуть свою уникальность, обособить место и условия своего существования, обозначив по возможности разного рода отличительными особенностями в одежде, жилище, манере поведения и общения, а также в символике, наглядно выражающей такие особенности. При смене поколений, распаде этнических структур, обособлении семей каждое новое социально-этническое образование придерживается, как правило, сложившихся и усвоенных традиций, но одновременно стремится к выпячиванию собственных неповторимых черт. При резкой ломке условий жизни, при смене жизненных ориентаций и парадигм отказ от прежних традиций и переход к новым ценностям осуществляется в демонстративно подчеркнутой форме и сопровождается принятием новой символики, в том числе и в области родоплеменной принадлежности. Отсюда такое обилие и разнообразие тотемов, возникших не в раз, а на протяжении веков и тысячелетий.

Что касается архаичной славянской космогонии, то, базируясь на древнейших индоевропейских и доиндоевропейских воззрениях, он а также не избежала следов тотемизма. В космогонических мифах многих народов мира творцами Вселенной (или уже земного мира) выступают, как правило, утки или гуси (лебеди). Наиболее распространенным сюжетом является сотворение мира уткой, плавающей по безбрежному мировому океану. В одних вариантах (русский, мордовский, марийский, волжско-булгарский) утка (гоголь) достает кусочек земли со дна первичного океана и творит земной мир. Изображения этого акта встречаются на многочисленных древних украшениях и орнаментах — вплоть до трансформированного образа в узоре на белокаменном Георгиевском соборе в Юрьеве-Польском (рис. 57). Данный сюжет получил отображение также во многих древних предметах прикладного искусства, найденных археологами в различных местах и ныне хранящихся в музеях России. Так, в Государственном музее Республики Татарстан (Казань) демонстрируется золотое височное кольцо (предположительно XII века) из Мокрокурналинского клада, где традиционная космическая спираль совмещена с космотворящей птицей, держащей в клюве комочек земли (рис. 58). Аналогичные изображения птицы известны повсюду (рис. 59).