Тюрьма особого назначения - Горшков Валерий Сергеевич - Страница 51

– Как… исчезло? – заметно упавшим голосом пробормотал пораженный новостью Глеб. – Когда?!

– Хватит валять дурака! – закричал «московский коллега». – Теперь, когда я тебя раскусил, ты не получишь ни копейки, Герасин! Сейчас ты отдашь мне оригинал, встанешь передо мной на колени и поклянешься, что навсегда забыл о кладе в старом монастыре. Иначе тебе – крышка!

– Ты спятил, Белевич, – жестко ответил Глеб. – Или ты спятил, или просто у тебя не хватает мужества признаться мне в постыдном факте, что ты сам решил в одиночку завладеть кладом, а для этого придумал бредовую историю о моем предательстве. Впрочем, насчет одиночества я, похоже, ошибся… У тебя, смотрю, появился дружок, для которого убить человека все равно что раздавить таракана… Могу лишь предполагать, с кем ты связался! А знаешь, почему ты не рискнул прийти ко мне один и обвинить меня в низости? Потому что ты боишься! Ты ведь прекрасно знаешь, что я не брал из архива это письмо!

– Но в берлинском архиве его нет! Куда, по-твоему, оно делось?! – задыхаясь от злости, прокричал «компаньон».

– Не имею понятия, – не повышая голоса, ответил Герасин. – Скорее всего оно заинтересовало кого-то еще…

– Это твоих рук дело, сволочь! – взревел Белевич. – Никто больше не знал о его существовании!

Мгновение спустя Анжелика услышала сдавленный крик, грохот падающего стула, ломающейся мебели. А потом… потом прозвучал хлопок, похожий на выстрел, и все стихло. В квартире на минуту повисла зловещая, мертвая тишина.

– Идиот!.. – раздался наконец прерывистый шепот Белевича. – Зачем ты стрелял, придурок?!

– Если бы я не выстрелил, он бы тебя размазал по стенке, – спокойно ответил его спутник. – Почему ты не предупредил меня, что этот тип владеет приемами карате?

– Всего не упомнишь! – тяжело дыша, выдавил из себя Белевич, потрясенный происшедшим. Такого исхода он явно не ожидал. – Ты вышиб ему мозги, посмотри! Все обои в пятнах… Меня уже начинает выворачивать, тьфу ты! Ты ведь говорил, что мы его только припугнем!..

– Ладно, кончай базар! Надо сваливать, – прошипел незнакомец. – Наверняка уже проснулись соседи… Пошли!

– Но мы ведь не нашли письма! Его нельзя здесь оставлять! – воскликнул растерявшийся Белевич.

– Если оно здесь, то я вернусь сюда после ментов, перерою всю квартиру и найду его. А теперь уходим!.. – Судя по звукам, донесшимся до девушки, бандит подхватил своего все еще ошарашенного приятеля и поволок его к входной двери. Но вдруг остановился и грязно выматерился: – Черт!.. Здесь кто-то есть, в квартире! Скорее всего, баба.

– С чего ты так решил? – от недавней напористости Белевича не осталось и следа. Голос его испуганно дрожал.

– В ванной горит свет, а в пепельнице лежит «бычок» со следами помады! – быстро прорычал незнакомец. – Как я сразу не заметил… Ну ничего, сейчас сучка последует вслед за своим кобелем!..

Убрав пистолет в карман, он вышел из комнаты и тяжелыми шагами направился к ванной комнате, из-под двери которой пробивалась узкая полоска желтого электрического света. Что есть силы рванул на себя дверь, предполагая, что она будет заперта, но тут же пошатнулся, едва устояв на ногах. Задвижка была открыта! И внутри никого не было. Бандит обвел взглядом пустое помещение, недовольно промычал что-то себе под нос и захлопнул дверь, выйдя обратно в коридор, где, прислонившись к стенному шкафу для верхней одежды, стоял белый как мел Белевич, с трудом пытавшийся сдержать рвотные позывы. На его немой вопрос он только покачал головой.

– Пусто. Но баба здесь была, это я тебе точно говорю.

– Наверное, он… выгнал ее после моего… звонка, – предположил, заикаясь, человек, которого еще совсем недавно мертвый Герасин считал своим другом. – То-то я заметил, что разговаривает он как-то странно… словно не хочет, чтобы я приходил. Раньше такого не бывало.

– Кончай трепаться, сваливаем! – Громила снова схватил Вову за одежду и с силой подтолкнул к двери. – Сейчас пулей к тачке и чешем отсюда! Пошли!..

После непродолжительной возни, когда бандит, натянув на пальцы рукав рубашки, чтобы не оставлять отпечатков, открывал замок, и последовавшего затем приглушенного топота на лестничной площадке все стихло. А еще через секунду мертвую тишину, царящую в квартире, нарушили всхлипы и судорожный кашель, доносящиеся из ванной комнаты. Это Анжелика, не в силах больше задерживать дыхание, вынырнула из ванны, решившись глотнуть воздуха. Но вместо кислорода в легкие попала горькая, с отвратительным химическим привкусом, отдаленно напоминающим хвою, покрывающая всю ванну искрящаяся воздушная пена.

Когда девушка услышала, что убийца догадался о ее присутствии, она, подчиняясь скорее мгновенному импульсу, пронзившему сознание, чем здравому смыслу, быстро открыла задвижку на двери и, сделав глубокий вдох и задержав дыхание, опустилась прямо в платье в покрытую хлопьями пены глубокую ванну. И лежала там до тех пор, пока хватало сил и пока в легких оставалось хоть немного воздуха. Однако отсутствие кислорода в легких подбросило ее к поверхности ванны, заставив сделать вздох широко открытым ртом… Но вместе с хлынувшим в легкие воздухом, вперемешку с противной горечью, пришло осознание того, что находящаяся всего в нескольких шагах смертельная опасность миновала ее. Убийца, к счастью, так и не сумел разглядеть ее под плотным покрывалом из пены. И это стоило несравнимо большего, чем минута судорожного кашля!

После радости от осознания собственного спасения ею вдруг овладел ужас от пронзившей мозг мысли о том, что случилось с Глебом. Ей предстояло сейчас увидеть это своими собственными глазами. Неужели этот милый, добрый парень, только что с многообещающей улыбкой на лице принесший ее на руках в свою спальню, мертв? Выпрыгнув из ванны, она распахнула дверь и, хлюпая по полу мокрыми ногами, вбежала в гостиную. И тут же застыла на месте, судорожно вцепившись побелевшими от напряжения пальцами в дверной косяк комнаты и безумно округлившимися глазами глядя на лежащее на ковре ничком тело. Вода с ее платья стекала ручьями, но Анжелика словно не замечала этого. Повсюду – на полу, мебели, обоях и даже расставленных на стеллажах фигурках – была кровь и бесформенные шлепки разлетевшихся в стороны мозгов и костяной крошки. Протяжно застонав, журналистка начала медленно сползать вниз – ноги отказались держать ее. Взгляд ее затуманился, тело стало ватным. Она только чудом не потеряла сознания, но пребывала в состоянии, близком к молчаливой истерике. Для того чтобы к ней вернулась способность более-менее нормально соображать, Анжелике понадобилось не менее десяти минут. И главная мысль была о том, что нужно немедленно уходить из этой страшной квартиры. Если первой приедет вызванная кем-то милиция, то радость неожиданного спасения обернется для нее кошмаром сырой камеры предварительного заключения и нудными, изматывающими психику любого нормального человека многочасовыми допросами. Объяснять сотрудникам «компетентных» органов все от начала до конца, рассказывая про спрятанное почти восемьдесят лет назад старым настоятелем монастыря золото, про Лондонский клуб искателей сокровищ и про дикую ссору из-за пропавшего из берлинского архива оригинала письма?.. Результат мог быть абсолютно непредсказуемым. Что же касается «компаньона» Глеба и его подельника, виновного в смерти Глеба, то Анжелика приложит все силы, чтобы эти подонки ответили за содеянное. Она наймет людей, которые достанут их из-под земли, благо Кирилл никогда не отказывал ей в «карманных» деньгах… Деньги у нее есть. Но это все – потом. А сейчас нужно уходить…

Опираясь руками о стену, Анжелика поднялась на ноги. Она вернулась в ванную, выдернула пробку, выпускающую воду, нацепила туфли и, подхватив не замеченную бандитом сумочку, стоявшую на столике в прихожей, двинулась к выходу. Но, уже находясь возле обитой дерматином железной двери, вдруг остановилась, вспомнив что-то очень важное, пробившее себе дорогу в сознание даже в том шоковом состоянии, в котором она сейчас находилась. Надо вернуться!