Реаниматор - Горшков Валерий Сергеевич - Страница 45

– Все возвращается на круги своя, как ни печально, – нахмурив и без того морщинистый лоб, бесцветно обронил адвокат, щелкнув костяшками пальцев и протянув сыщику пораженную артритом руку.

– Вот только охранная техника не стоит на месте, – счел нужным предупредить сыщик. – Доска под сигнализацией и за бронированным стеклом. Да и сам храм в ночное время охраняется нарядом милиции. Что, в общем, неудивительно, учитывая страховую стоимость только этой иконы – два с половиной миллиона долларов!.. А там есть на что глаз положить… кроме этой доски. Мне бы, патрон, на безбедную жизнь и домик на Лазурном берегу точно хватило! – ухмыльнувшись, Жак быстро достал из внутреннего кармана пиджака три сделанных им в Троицком храме цветных снимка и вложил в протянутую клешню адвоката.

Старик алчным взглядом впился в фотографии.

– Если вы готовы идти до конца, нанять банду головорезов и организовать вооруженное похищение среди бела дня… – задумчиво пробормотал Жак, – я – пас. В случае с этой драгоценной деревяшкой мои таланты, увы, неприменимы. В идеале здесь нужен суперпрофессиональный вор. Гений! – подвел черту детектив, благодаря щедро оплаченным трудам которого адвокат уже стал обладателем нескольких раритетов. Однако ни один из них не шел ни в какое сравнение с бесценным старинным списком с Тихвинского образа Пресвятой Богородицы, прославившегося на Руси многими чудесами. По преданию, Тихвинская икона была написана самим святым евангелистом Лукою… Бдительно охраняемая доска из Троицкого храма могла стать венцом всей бесценной коллекции старика, насчитывавшей более двухсот единиц. Еще два года назад, увидев хорошо известную ему икону XVII века по телевизору, адвокат дал себе слово во что бы то ни стало завладеть ею. Любой ценой, не считаясь ни с какими затратами.

– Это подлинник, я чувствую, – дрогнувшим голосом процедил сквозь зубы старик, жадно вглядываясь в снимки и гладя их подрагивающими кончиками пальцев. – Я хочу получить ее, Жак… Мне плевать, что произойдет после моей смерти. Я тридцать семь лет собирал свою коллекцию, и сегодня она лучшая в мире! Только мало кто об этом знает… – Боярофф нервно бросил фотоснимки на столик. – Но прежде чем уйти на небеса, я хочу украсить свою коллекцию самым ценным бриллиантом из всех, что мне приходилось видеть! Ты поможешь мне, Жак, сынок?

– Кажется, на протяжении последних трех лет я только этим и занимаюсь, патрон, – напомнил сыщик. – Надеюсь, вы простите мне прямоту?

– Говори, хотя я и так догадываюсь, что ты сейчас скажешь, – недовольно буркнул адвокат. – Это легко прочитать в твоих глазах…

– Такой крепкий орешек может сломать нам зубы, – словно не расслышав реплики старика, сказал Жак, медленно покачав головой, и закурил сигарету. – Как бывший полицейский, я искренне убежден, что у нас не больше одного шанса из десяти, однако…

Брови Бояроффа лукаво дрогнули. Он, прищурившись, выжидательно взглянул на Жака и в который раз подумал, что не ошибся, выбрав в компаньоны Гийома, с треском вылетевшего три года назад из полиции и едва не угодившего за решетку. Лучший сыщик Парижа, он специализировался на поиске украденных произведений искусства и случайно погорел на присвоении одной плевой ювелирной безделушки.

– Пожалуй, я готов пойти на риск свернуть себе шею исключительно из чувства профессионального азарта и за солидный гонорар, – небрежно произнес Жак, – но лишь в том случае, если у вас, патрон, появится приближенный к реальности план, который я сочту выполнимым…

– План уже существует, сынок, – хитро прищурившись, улыбнулся коллекционер. – Мы заключим контракт с русской мафией! Заплатим кому следует, и тот человек наймет профессионалов. А после ограбления всех исполнителей – в расход, и концы в воду. Пусть ищут! Что же касается переправки через границу… не думаю, что у нас возникнут проблемы. Наш человек в Печорах по-прежнему в деле и к тому же совсем недавно повышен в должности. Ну, что скажешь, мой мальчик?!

– Рискованно, – поиграв скулами, ответил Жак. – При таком лобовом варианте нужно иметь выходы на главарей, контролирующих рэкет. В России, я знаю, они называются ворами в законе и в отличие от простых гангстеров знают цену своему слову. Но в Петербурге таких авторитетных людей – единицы, а со мной, чужаком, никто из их окружения даже разговаривать не станет! Боевики из личной охраны вообще могут принять за агента ФСБ и тихо похоронить на дне ближайшего озера. Так, на всякий случай…

– Значит, тебе придется серьезно поработать, сынок, чтобы эта беда случилась с кем-нибудь другим, – с обескураживающей прямотой сказал коллекционер. – Ты, кажется, хотел купить дом в Каннах, на берегу океана? Отлично, я готов подарить его тебе. Вместе с чеком на миллион швейцарских франков. Но Тихвинская икона должна принадлежать мне одному! И наплевать, сколько никчемных шкур аборигенов придется положить на алтарь!

– Это очень опасная затея, патрон. – Губы Жака сжались в прямую линию. – Но я не привык отступать. Особенно когда слышу шелест больших денег.

– Вот и славно, сынок, – едва слышно прошептал старик, снова отвернувшись к окну. Его тихий голос долетал до Жака словно из глубины глубокого высохшего колодца: – Отдохни пару дней, а потом возвращайся назад. Знаешь, у меня хорошее предчувствие. Тебе обязательно повезет. А я очень, очень редко ошибаюсь, Жак.

Открыв глаза, сын петербургского лавочника искоса взглянул на своего преданного пса и с мечтательной улыбкой закончил мысль:

– А чтобы ты не попал в неприятности, я, пожалуй, дам тебе телефон одного моего старого знакомого из той самой ужасной русской мафии. Помнится, в восемьдесят девятом году я за кругленькую сумму спас его от обвинения в организации убийства алжирского наркодилера. Это было одно из последних моих дел. Конечно, по нему заслуженно плакала стенка… Когда с него сняли наручники и выпустили прямо в зале суда, он кинулся ко мне с поцелуями, – адвокат поморщился, – бил себя кулаками в грудь и клялся, что, если я когда-нибудь надумаю приехать в Ленинград, он примет меня не хуже арабского шейха…

– Чего стоит обещание бандита, данное десять лет назад?! – скривил губы Жак, однако на его смуглом лице явственно проступил интерес. – Может, его уже замочили давно или в тюрьме гниет… В России ужасные тюрьмы, четвертое место с конца. Пишут, что хуже только в Сомали и Афганистане.

– Да-а, с тех пор много воды утекло, и телефон мог устареть. Однако не все так печально, сынок. Не так давно я скуки ради включил одну из русских программ – передают через спутник – и вдруг увидел знакомое лицо. И не где-нибудь, а на открытии шикарного казино, в самом центре города! Поднялся мой счастливчик, заматерел… Огромные деньги крутит. А мафия, как ты знаешь, своих людей не отпускает до гробовой доски. Это дорога в один конец.

Старик достал из лакированного ларчика с родовым вензелем, выдуманным им самим, новую сигару, специальным ножичком отрезал кончик, подождал, пока Жак даст ему прикурить, и снова уронил седую голову на кожаную спинку инвалидного кресла.

– Этого человека зовут Леонид Флоренский. И кличка у этого типа запоминающаяся – Треф! Сейчас ему уже где-то около пятидесяти… Воротила его уровня, владелец казино, должен не только знать, «ху из ху» в криминальном мире родного города, но и, сдается мне, с половиной питерских крестных отцов здороваться за руку. Так что, если поладите, с рекрутом проблем не возникнет, – задумчиво обронил коллекционер. – Ну а если память у господина Флоренского короткая и он пошлет тебя в задницу… тогда разрешаю его убить! – с ледяной искрой в глазах добавил бывший адвокат. – Если сможешь, конечно. Свита у Трефа теперь наверняка из бывших офицеров КГБ. В России это сейчас модно…

– Вы серьезно?! – счел нужным переспросить сыщик. – Насчет ликвидации русского в случае отказа сотрудничать с нами?!

– Всю жизнь терпеть не мог лжецов! – с пафосом признался один из самых больших и циничных лжецов во всей Франции. – Убьешь, получишь от меня премию в сто тысяч франков. Но пока… этот мафиози мне нужен живым.