Фраера - Горшков Валерий Сергеевич - Страница 2

Да мало ли что вообще могло произойти! И каждый раз в таких случаях на территории нашей воинской части пронзительно взвывала сирена.

– «Волго-Балт» не может сдвинуться с места, – продолжал Женька. – Наверное, подцепил на винт какую-то дрянь со дна или напоролся на затопленную тысячу лет назад посудину. Сам знаешь, как это бывает.

Вокруг дежурки уже собрались несколько офицеров и матросов. Здесь же был и наш кэп, который, быстро въехав в ситуацию, коротко скомандовал: «По коням, ребята!»

Спустя пять минут рейдовый водолазный катер, помпезно именуемый нами не иначе как «Фламинго», уже принял на борт спасательную группу.

Я готовился к предстоящему погружению, надевая при помощи старого мичмана рыжий резиновый комбинезон, когда Сергей Павлов, коллега-водолаз, уже успевший нацепить на себя все, кроме шлема, тронул меня за плечо.

– Как думаешь, в чем там дело?

– Черт его знает, Серый! Наверное, намотал на винт что-то вроде стального троса. На дне столько всякого дерьма, что здесь можно ждать чего угодно…

– Это точно, – согласно кивнул мой единственный друг, с которым мы еще в самом начале службы – в учебке Краснофлотска – нашли общий язык.

С тех пор мы были практически неразлучны. Я даже сумел заинтересовать Сергея моим любимым хобби – работой с «железом».

Он поддался на уговоры и стал вместе со мной три раза в неделю тренироваться в спортзале части. За прошедший со дня первого занятия год его худощавый торс покрылся рельефными буграми мускулов, что не ускользнуло от глаз мареманов, давших Сереге звучную кличку Хаммер, по имени знаменитого книжно-киношного частного детектива.

Появился кэп.

– Первым пойдет Павлов, разведает обстановку, – объявил он и скрылся в надстройке.

К тому времени старик Дмитрич, как фамильярно мы называли самого пожилого мичмана на «Фламинго» Красикова, уже помог мне окончательно влиться в рыжую резину.

Он был единственным из «сундуков», к которому все без исключения парни относились с уважением. Причем до такой степени, что в дни, когда старик оставался обеспечивающим по части, в самоволки ходили исключительно с разрешения Бати, как его еще именовали.

«Фламинго» был на месте аварии уже через десять минут.

Мы остановились по правому борту от застрявшего корабля, рядом с буксиром «Циклон». Это судно вместе с еще одним буксиром удерживало несчастный «Волго-Балт» на месте.

Начали готовиться к погружению.

Глава вторая

Формула наводчика

Наводку на бабку Алину дал Профессору дед одного из юных бычков.

Дней десять назад Вовочка, как называли этого пацана все боевики, подошел к боссу и сказал, что его родной дедушка хочет с ним, Профессором, переговорить о чем-то очень важном. И самым что ни на есть приватным образом. О чем точно – Вовочка не знает и даже не догадывается.

Не в привычках авторитета было отказывать своим ребяткам в таких пустяках. И уже на следующий день к нему в офис заявился божий одуванчик – лет эдак под восемьдесят.

Дедуля представлял разительный контраст с внучком, будучи на полторы головы ниже его и раза в два с половиной легче. Игра природы, однако, подивился тогда Профессор. Но, как вскоре выяснилось, в интеллектуальном плане наблюдалась обратная картина.

Савва Родионович оказался искусствоведом, специалистом по ювелирным изделиям. А как бывший студент, правда недоучившийся, авторитет любил иногда побеседовать с интеллигентными людьми.

– Вы – личность в нашем городе известная, – без тени трепета начал дед Вовочки. – К тому же мой внук работает на вашу фирму, поэтому я решил обратиться именно к вам.

Профессор был хорошо осведомлен о своей репутации в Питере – его считали крупным криминальным лидером, и это было действительно так, – потому он никак не откликнулся на заявление посетителя, легким кивком предлагая ему продолжать.

– Я живу в пятикомнатной коммунальной квартире в доме дореволюционной постройки. Бывшая столичная резиденция богатого дворянского рода. В нашей квартире проживает еще три человека – все они бессемейные женщины. С одной из них, Алиной Серафимовной Доркиной, мы соседи еще с довоенных времен. Вместе с ней пережили блокаду.

Профессор как бы между прочим взглянул на часы. Савва Родионович понял вежливый намек и ускорил повествование:

– Так вот. В блокаду, в самое ее голодное время, люди продавали все, что у них было ценного, буквально за гроши. Точнее, меняли. Скажем, антикварный золотой кулон – на буханку хлеба или банку тушенки. Впрочем, вряд ли это для вас большая новость. Но штука в том, что моя соседка Алина Серафимовна была в блокадные годы активной скупщицей драгоценностей.

– Всех этих деятелей после войны замело гэбэ, с конфискацией, – равнодушно заметил авторитет и без особого интереса спросил: – Ваша Алина Серафимовна что же, срок мотала?

– Отнюдь, – с торжествующей улыбкой ответил искусствовед. – Не нашлось таких, кто бы на нее стукнул, – и он скромно потупился.

Профессор начал въезжать в тему.

– А откуда вы знаете, что она была скупщицей во время блокады? Разве вы присутствовали при сделках?

– Нет, но в течение нескольких месяцев к ней приходило очень много народу. Некоторых я знал лично и разговаривал с ними. Им не было особого смысла от меня что-то скрывать. И они рассказывали, что меняли свои раритеты на продукты. Некоторые из этих изделий я ранее видел собственными глазами, на современных аукционах они оценивались бы в десятки, а то и сотни тысяч долларов.

Дедуля молодого бойца замолчал и выразительно посмотрел на криминального босса.

Тот не преминул задать следующий вопрос:

– И откуда же ваша соседка брала столько продуктов, в блокадном-то Ленинграде?

Искусствовед слегка замялся, но его ответ прозвучал уверенно:

– Алина, в принципе, человек замкнутый, необщительный. Но я твердо знаю, что до войны и частично во время нее она работала завскладом на оптовой продовольственной базе. Сразу после нападения немцев госпожа Норкина сумками таскала домой тушенку. Будто уже тогда знала все планы Гитлера. Делалось это скрытно, но, когда живешь в таком близком соседстве, некоторые вещи замечаешь поневоле. Кроме того, уже в блокадном Ленинграде она занимала какой-то пост в комиссии по распределению продовольствия. – Старик было замолчал, но после паузы тихо добавил: – В трудные минуты Алина иногда помогала мне куском хлеба.

– Непонятно все-таки, как ей это сошло с рук, – задумчиво произнес авторитет.

– Ей просто повезло, – охотно пояснил искусствовед, – практически все ее клиенты в конце концов умерли от голода.

– А как она жила в послевоенные годы?

– Скромно, – развел руками старик. – За границу, к примеру, не ездила.

– Навещает ее кто-нибудь?

– В том-то и дело, что нет. Похоже, близких родственников Алина Серафимовна не имеет. Впрочем, вы, видимо, можете это проверить по своим каналам, – дед снова бросил на авторитета короткий пристальный взгляд.

– Другими словами, вы считаете, что рыжье… в смысле драгоценности до сих пор у нее? – задал Профессор решающий вопрос.

Посетитель утвердительно склонил голову.

– Хорошо… – криминальный босс ненадолго задумался. – Можете вы назвать примерную стоимость награбленного, – Профессор интонационно подчеркнул последнее слово: дескать, на святое дело идем, братан, – в долларах на сегодняшний день? Я понимаю, что на этот вопрос трудно ответить…

– Отчего же? Ведь вы сами сказали, что «этих деятелей» после войны практически всех арестовали. Впрочем, всех или не всех – не столь важно. Главное – в другом. По служебной линии мне удалось получить описи арестованного у мародеров имущества – эти данные не засекречивались. Я вычленил оттуда, как вы говорите, «рыжье», – старичок позволил себе улыбнуться, – вполне очевидно, приобретенное во время блокады, суммировал его в сегодняшних ценах и разделил на число арестованных скупщиков.

– Ну и?.. – уже не скрывал волнения Профессор, пораженный гениальной простотой формулы, выведенной дряхлым искусствоведом.