Тень среди лета - Абрахам Дэниел "М. Л. Н. Гановер" - Страница 48

Для Оты это значило лишь то, что новый хай убил двух родных братьев, а прочие, самые младшие, давно стали изгнанниками и до сих пор обретаются где-то, отмеченные клеймом. Если только из них не сделали поэтов. Если им не посчастливилось стать такими, как Хешай.

– Что-то ты невесел, – произнес знакомый голос.

– Орай! – Ота принял позу приветствия. Посыльный сел напротив него и поднял руку, подзывая разносчика. Очень скоро перед ними появились две чаши риса с рыбой, чайник копченого чая и две нежно-зеленые пиалы. Ота принял позу поправки, но Орай его остановил.

– Такова традиция нашего Дома. После долгого пути мы угощаем попутчиков ужином.

– Правда?

– Нет, – признался Орай. – Но мне кажется, серебра у меня побольше твоего, а рыба здесь очень хороша.

Разносчик нависал над столом, переминаясь с ноги на ногу, пока Ота не рассмеялся.

– Позвольте мне хотя бы заплатить за свое, – сказал он, но Орай принял позу отказа: мол, в другой раз.

– Ну, Итани, – произнес он, – вот все и закончилось? Хотя… твоя сестра далеко живет?

– День вверх по реке или вроде того, – соврал Ота. – И два дня пешком. Она так рассказывала. Я там еще не бывал.

– Еще несколько дней по реке – и можно посмотреть на селение поэтов. Ты ведь не видел его?

– Нет, – ответил Ота.

– Если время терпит, сплавай туда – не пожалеешь. Палаты дая-кво по сути высечены из скалы. Говорят, их строили по образцу древних школ Империи, хотя сомневаюсь, чтобы эти руины можно было взять за образец. Зато звучит солидно.

– Это да.

Рыба была восхитительна – сочная от лимона и острая от перца. После нескольких кусков Ота понял, что жутко проголодался.

– Итак, твое первое водное путешествие скоро закончится. Что скажешь? Как оно было?

– Непривычно, – признался Ота. – До сих пор земля качается.

– Точно. Но это скоро пройдет. А в остальном? Когда я был молод, у нас говорили, что море – как женщина: ничто так не меняет мужчину. Особенно в первый раз.

– Ну, не знаю, – ответил Ота. – По-моему, я все тот же. Десять пальцев, два уха, два глаза. Плавников нет.

– Значит, это только так говорят.

Орай налил себе еще чая и подул на пиалу, чтобы остудить. Ота прикончил остатки риса и, откинувшись на спинку скамьи, обнаружил, что Орай задумчиво глядит на него. Ота принял вопросительную позу.

– Признаться, Итани, я не случайно тебя здесь встретил. Рыба – рыбой, но я тебя разыскивал. Я восемь лет работаю на Дом Сиянти и пять из них провел в пути. Думаю, это кое-чему меня научило. Смею сказать, в людях я разбираюсь неплохо. Скажем так: ты меня удивил. За эти несколько недель на корабле у меня была возможность к тебе присмотреться. Ты умный, хотя скрываешь это, увлеченный, хотя и не знаю, чем. И тебе нравится путешествовать. У тебя к этому талант.

– Вы так говорите только потому, что меня не тошнило на корабле, – отшутился Ота.

– Способность принимать пищу в первый день плавания – это дар. Не разбрасывайся им. Нет, я давно заметил в тебе задатки посыльного. Я сейчас в своем Доме на хорошем счету. Могу дать рекомендацию. Поначалу, конечно, тебе важную работу не доверят, но ездить будешь, как все, так что решайся. Жизнь непростая, зато интересная. Может быть, в этом твое призвание.

Ота склонил голову. Он был польщен и в то же время сконфужен. Орай прихлебывал чай, дожидаясь, пока Ота созреет для ответа. Ота принял позу, выражающую благодарность и отказ.

– Мое место в Сарайкете, – сказал он. – Я еще многого там не успел.

– Отработать по договору? Понимаю. Но ведь это не займет много времени.

– Не только. У меня там друзья.

– И девушка, – добавил Орай.

– Да. Лиат. Я… ей вряд ли понравится, если меня все время не будет рядом.

Орай ответил позой понимания, в которой таился незаданный вопрос. Чуть погодя он все же задал вопрос, но другой.

– Сколько тебе лет?

– Двадцать.

– А ей?

– Семнадцать.

– И ты ее любишь, – закончил Орай. В его тоне слышалось едва скрытое разочарование. – Думаешь, что вы созданы друг для друга.

– Не знаю. Но должен узнать, верно?

Орай улыбнулся и жестом признал его правоту, потом задумчиво полез в рукав и выудил оттуда письмо, зашитое и скрепленное зеленым воском с узорчатой печатью.

– Понадеялся, что ты согласишься, – произнес посыльный, передавая письмо Оте. – Если вдруг случится, что эта чудесная девушка отпустит тебя на свободу, считай, мое предложение в силе.

Ота сунул письмо в рукав и изобразил признательность. Он внезапно почувствовал к Ораю такое глубокое доверие, которого нельзя было объяснить даже тесным корабельным знакомством. Быть может, подумал Ота, это море меня изменило.

– Орай, – сказал он, – ты когда-нибудь бывал влюблен?

– Да, – ответил тот. – И не раз. Иногда в очень славных женщин.

– А можно любить, если не доверяешь?

– Запросто. У меня есть сестра, которой бы я и двух медяков не одолжил, если бы надеялся получить их обратно. Когда любишь того, кому не доверяешь, главное – определить степень близости.

– Степень близости?

– Взять мою сестру. Мы любим друг друга на расстоянии, живя в разных городах. А посели нас в одном доме – вот тут начнутся сложности.

– А как быть с любимой? С подругой сердца?

Орай покачал головой.

– По моему опыту, можно спать с женщиной, не доверяя ей, или любить, не доверяя, но совмещать и то, и другое, и третье не получается.

Ота отхлебнул еле теплого чая. Мальчишеское лицо Орая с серебром в бороде посерьезнело. Двое из-за соседнего столика вышли, и от открытой двери потянуло холодом. Ота поежился, поставил зеленую пиалу на стол и сложил руки. Голова пухла, словно набитая ватой.

– До того, как уехать из Сарайкета, – медленно проговорил он, – я наговорил Лиат всякого. О своей семье.

– Не потому, что не доверяешь?

– Нет, потому, что люблю и думаю, что должен доверять.

Он поднял глаза и встретился взглядом с Ораем. Посыльный ответил позой участливого понимания. Ота выразил подчинение высшим силам – богам, судьбе, воле обстоятельств. Больше слов не нашлось. Орай поднялся.

– Письмо береги, – сказал он. – И что бы ни случилось, удачи тебе. Ты был славным попутчиком, а такие встречаются редко.

– Спасибо, – ответил Ота.

Посыльный запахнул плотней халат и вышел. Ота напоследок допил чай. Ялакетская гавань была широка и спокойна – место, где окончилось его первое морское путешествие. Обуреваемый сомнениями, Ота повернул на северо-запад и узкими сырыми улочками добрался до устья реки. В нескольких днях пути его ждало селение дая-кво.

– Это дерьмо! – выкрикнул одноглазый и швырнул бумаги на пол. В запале он покраснел, а шрамы, исполосовавшие щеки, наоборот, вспыхнули белизной. Амат чувствовала, что остальные в комнате согласны, но не сводила глаз с негласного поверенного Ови Ниита. – Он никогда бы этого не сделал!

Парадная половина веселого дома была битком набита людьми, но пришли они сюда не веселиться. Днем район пустовал. К тому же стража по ее просьбе закрыла заведение. Они до сих пор стояли рядом – хмурые гиганты, облаченные во все цвета крупнейших домов утех как знак того, что не принадлежат ни одному из них, но лишь кварталу целиком. Ни дать ни взять защитники порока.

За спиной у Амат незримо стояли и выжидали Ториш Вайт и его люди. А перед ней, прислонившись к стенам или рассевшись по столам и стульям, столпились охранники, шулеры и проститутки притона Ови Ниита. Амат поправила себя и невольно улыбнулась: ее притона. Мертвец тут уже ни при чем.

– Выходит, сделал, – произнесла она. – Если он тебе не сказал, значит, не так уж доверяет. Можешь сжечь бумажки и съесть пепел. Все равно это ничего не изменит.

Одноглазый повернулся к начальнику стражи с жестом-проклятьем. Начальник – темноглазый человек с жидкой, заплетенной в косицу бородкой – ответной позы не принял.

– Бумаги – фальшивка, – процедил одноглазый. – И вы это знаете. Если б Ниит-тя и захотел продать дело, то уж никак не утхайемской подстилке вроде нее.