Джура - Тушкан Георгий Павлович - Страница 73

Джура встряхнул плечом и отодвинулся.

Кзицкий овладел собой, сел опять на кровать, закрыл глаза и, сжав пальцами переносицу, задумался.

Джура, постояв некоторое время, медленно пошел к двери. Кзицкий вернул его обратно. Он заставил Джуру ещё раз рассказать, какие горы и реки он переходил. Ответы Джуры нанес на карту. Окончив записи, он устало зевнул и испытующе посмотрел на Джуру.

Джура почувствовал смутное беспокойство.

Кзицкий поспешил к Максимову, но тот был занят: прибыл Козубай, и они совещались.

Многое говорили о поляке Кзицком: говорили, что он бывший курбаши белых урусов Анненковых, говорили, что он знает разные языки, но никто ничего точно о Кзицком сказать не мог. Достоверно было известно только то, что он хорошо знает Памир и не раз помогал захватывать банды басмачей.

Кзицкий вернулся к себе, долго сидел, обхватив руками голову. Заметив на столе кусок киргизской лепешки, бросил её на пол, пробормотав: «Осточертело!» Потом открыл сундук, на котором сидел. Пахнуло затхлостью и плесенью.

Порывшись в сундуке, он вытащил со дна бутылку коньяку и дырявый мешочек со старыми ржаными сухарями. Из мешочка выскочил таракан и побежал по столу.

— Ага, ага! — радостно закричал Кзицкий, как будто увидел старого знакомого.

Он поймал таракана и привязал его ниткой за заднюю ножку. Налив коньяку, он отпустил нитку. Таракан побежал по столу. Когда он достиг противоположного края, Кзицкий притянул его за нитку обратно и, сказав: «С приездом вас!» — выпил коньяк, плюнул, передернулся и принялся грызть сухарь.

— Эй, таракан, таракан! — бормотал Кзицкий. — Но ничего: спокойствие, прежде всего спокойствие.

Долго бормотал Кзицкий и наконец, уронив голову на стол, заснул.

Проснулся Кзицкий утром. Пожевал сухого чаю, чтобы отбить запах спиртного. Заметив на столе таракана на нитке, брезгливо передернул плечами и щелчком сбил его на пол.

— Мерзость! Вот до чего дошел! — проворчал он. В это время Ахмед подробно расспрашивал Джуру обо всем происшедшем. Тот нехотя рассказывал: сознаваться в своих ошибках он не умел. Говорил больше Ахмед, а Джура слушал, натирая рукавом халата дуло винтовки, лежавшей у него на коленях. Ахмед почувствовал, что разговор по душам не получается. Очевидно, молодой охотник дичился Ахмеда из-за случая с гвоздем. Он намекнул Джуре, что проделка с гвоздем — дело рук Шарафа. Джура сразу повеселел и быстро ушел от Ахмеда, не сказав ни слова. Он выбежал во двор и влез на крышу, где стоял на часах Шараф. Тот испугался, поняв, что настал час расплаты, и выстрелил в воздух. Выбежали джигиты, схватили Джуру и заперли в кибитке. Таг, обидевшись за Джуру, бросал камнями в Шарафа, и его тоже заперли вместе с Джурой.

Козубай освободил Джуру и увел его к себе в кибитку. Там сидели Максимов, Ивашко и ещё трое военных.

Перед Джурой поставили плов, и, когда он поел, Козубай попросил его все рассказать о Юсуфе и Артабеке. — Это очень важно, и ты очень поможешь советским людям, если расскажешь слово в слово, как все произошло.

Джура подробно рассказал о встрече с Артабеком. Только теперь ему показалось странным, что Артабек знал его по имени и во всем ему поддакивал.

— Артабек исмаилит, — сказал Максимов. — Он решил принять тебя, Джура, в ряды этого тайного ордена. У исмаилитов разработана целая система вербовки. Сначала они узнают, что думает нужный им человек, — это первая ступень. Они начинают охотиться за ним: это Тасис — вторая ступень посвящения… У тебя, Козубай, кто-то есть в крепости, кто хорошо их осведомил о Джуре.

— Я думаю, тот самый, — сказал Козубай многозначительно. Максимов понимающе кивнул головой и обратился к Джуре с вопросом:

— Сначала тебе понравился Артабек?

— Понравился, — просто сказал Джура.

— Продолжай.

Джура рассказал, что Артабек его спрашивал, сунит он или шиит, и много говорил о рае и аде.

— Ташлик, — сказал Максимов.

— Это третья ступень, — пояснил Козубай. — Он хотел вызвать у тебя сомнение в твоей вере. Если бы ты был настоящий мусульманин, он читал бы тебе отрывки из корана, чтобы вызвать удивление некоторыми странностями, которые есть в нем, и этим сманить к своему учению, указал бы на разногласия в толкованиях корана — хаджах и раваятах. Но ведь ты и так не веришь ни в пророка Мухаммеда, ни в Алия, ни в аллаха?

— Не верю… Он ещё говорил, что нужно иметь пира. — А требовал он, чтобы ты не разглашал никому сказанного им? — Требовал.

— Ну, это четвертая ступень — Робт-узы. А говорил он тебе, что разделяет твои мысли о том, что в небе нет бога? — Говорил.

— Это пятая ступень — Тадлис, обман, — сказал Козубай. — А говорил он тебе, что исмаилит помогает исмаилиту во всех случаях жизни, все остальные люди — грязь и в отношении их ты можешь поступать так, как тебе хочется?

— Не все это, но говорил, — подтвердил Джура. — А тайные формулы объяснял? — Козубай испытующе смотрел юноше в глаза.

— А что такое формулы? — спросил Джура.

— Говорил он тебе: «Люби свою религию, но не осуждай другие»? — Говорил вначале, но ничего не объяснял.

— Вот они и считали, что ты поднялся до шестой ступени утверждения, — сказал Максимов. — А кого ты захотел иметь пиром? — Козубая, — сказал Джура.

Все весело засмеялись.

— Так, значит, ты пир, Козубай, — шутливо сказал Максимов, — а мне и не признаешься. — Он сразу стал серьезным. — Некоторые исмаилиты очень опасные люди, с их тайными убийствами, слепым повиновением мюридов и пиров Ага-хану. Приказ-фирман Ага-хана посланцы возят от пира к пиру, и они исполняют все, что в нем сказано, в интересах английской разведки.

— Я сказал уже Кзицкому, что не видел фирмана. — Кзицкий тебя спрашивал об этом? — удивился Максимов. — Несколько раз.

— Значит, ты никакой большой бумаги среди прочих бумаг Артабека не находил? — спросил Максимов, пристально глядя в глаза Джуре.

— Нет.

— А труп Артабека ты обыскивал?

— Пограничники смотрели.

— Ты, Джура, в жизни, — сказал Максимов, — ещё совсем ребенок. Люди не всегда такие, какими они кажутся. Одни за улыбкой прячут свои черные намерения, а у других за сердитым видом кроется простая и благородная душа. Постепенно ты разберешься во всем. Один будет тебя ругать потому, что любит тебя и хочет исправить твои ошибки. Другой будет хвалить тебя, улыбаться тебе, как исмаилит Артабек. А цель у него — переманить тебя на свою сторону, увеличив число слуг Ага-хана. Хорошо, что в деле с Артабеком ты вовремя спохватился. Джигиты не знают всего и даже считают тебя героем.

— А разве я не задержал стадо?

— Джура, об этом стаде давно уже знали пограничники и сами бы его остановили: они ждали в засаде. То, что делает добротряд, — это хорошо, но не считай его единственным, а себя великим героем. Наоборот, ты чуть не помог врагам.

Джура тяжело вздохнул и сказал после продолжительного раздумья:

— Я неграмотный. Надо учиться.

— Пришли женщины, — входя, сказал Ахмед, — они просят, чтобы наши охотники-джигиты пошли в горы и убили для них уларов: кто ест мясо уларов, тот не болеет оспой.

— Скажите им, что сегодня сюда приедут врачи. — Они не верят врачам, товарищ командир, они говорят, что русские будут заражать их кровью больных оспой и они все умрут. — Надо выяснить, кто ведет эту агитацию. Одеяла все сожгли? — Сожгли, — ответил Козубай. — А серую лошадь ты, Джура, верни Ивашко. Ее у него украли.

V

Утром следующего дня Джура зашел навестить Юрия, но его не оказалось в той кибитке, которая была предоставлена ему, и Джура решил, что застанет его у раненого друга. Действительно, Юрий был там.

— Наш спаситель! — так представил его Юрий и напомнил, что это тот самый Джура, о котором он уже много рассказывал в прошлом году, после погони за Тагаем.

Маленький, худенький Саша потянул Джуру за руку и усадил на шкуры, возле горячей железной печки. Он тут же пошел в угол комнаты, принес охотничье ружье в чехле и подал Джуре, сказав, что дарит ему.