Дверь во тьму (сборник) - Лукьяненко Сергей Васильевич - Страница 54

— Расскажи мне о своем мире, — приказала она. — Не то, что ты говорил Уммилису — о правителях-слугах и свободных рабах. Говори о себе: как ты жил и чего хотел. Говори правду — я почувствую ложь.

И чужак с длинным именем раба начал рассказывать.

Я, Эйлар Ваас, стою перед вами — свободными людьми, равными мне. И говорю то, что не хотела бы рассказать. Но есть закон, и он требует ответа.

Свободного можно убить — и он умрет свободным. Убийца может быть наказан, а может быть прощен — кем бы он ни был, слугой или господином.

Но свободного нельзя сделать рабом. И виновный должен умереть — кем бы он ни был, слугой или господином.

И от сотворения земли люди смотрели друг на друга, пытаясь понять, кто свободен, а кто раб. Было так до тех пор, пока не пришла истина.

Правда не принадлежит человеку — она видна лишь другим людям. Истина находит того, кто может ее увидеть. Она заставила меня говорить с чужаком, носящим рабское имя. Мы говорили до вечера, когда над горами поплыли Зеркальные облака, и до полуночи, когда звезды, которых он не знал, загорелись над нами, и до утра, когда оранжевый рассвет разбудил птиц в саду. Я поняла, что случилось. Я знала, что должна делать. Но страх ошибиться терзал меня, и я спросила его…

Сизер, теплый ветер утра, раскачивал цветы в саду замка Ваас. Эйлар спросила, держа руку на поясе-змее, готовом ожить и убить врага:

— Александр, ты говорил о девушке, которую любишь. Но она далеко. Скажи, ты смог бы остаться со мной? Быть свободным, а не рабом. Править вместе со мной. Ты смог бы полюбить меня?

Чужак вздрогнул, он не ждал такого вопроса. Посмотрел на Эйлар в оранжевом утреннем свете — свете ясности и жизни. И ответил:

— Я не могу остаться. Меня любят и ждут. Понимаешь?

Эйлар еще крепче сжала пояс (змея вздрогнула, пробуждаясь от многолетнего сна) и спросила:

— Ты считаешь, что я недостойна твоей любви?

И тогда Александр закричал, словно боялся, что не сможет сказать этих слов тихо:

— Да пойми, наконец! Я боюсь полюбить тебя! Боюсь остаться в твоем мире, пусть даже свободным, пусть даже королем! Есть мир, в котором меня ждут и любят! Не превращай меня в раба своей любви!

— Я красива? — спросила Эйлар.

— Да…

— И ты смог бы полюбить меня?

— Да, — сказал чужак и отвернулся.

Эйлар поднялась из травяного кресла и бросила пояс-змею в Сиреневый пруд, жадно проглотивший добычу. Потом она посмотрела на чужака и сказала:

— Знаешь, ты тоже красив… И я смогла… Пойдем.

Я, Эйлар Ваас, стою на своей земле, и, значит, мои слова — правда. Я поняла, что отец мой ошибся и будущее стало неизменным. Я отвела чужака с именем раба в башню отца и оставила возле серебряного обруча, холодного и мертвого. Потом я прошла подземным ходом в спальню к отцу. Он ждал меня — возможно, Уммилис предупредил его перед смертью, он иногда видел грядущее… А быть может, отец все понял сам. Он сидел на постели, в углу которой сжались мальчик и девочка, согревавшие его в эту ночь. Меч рода Ваас был в руках отца, и я испугалась. Но истина была со мной. Я подошла к отцовскому ложу и опустилась перед ним на колени.

— Отец, ты ошибся, — сказала я, чувствуя, как давит горло печаль. — Прости, что я поняла твою ошибку.

Ранд Ваас взял меч за лезвие, и кровь потекла с его пальцев. Никто не смеет брать мечи великих Мастеров за клинок…

— Ты уверена, дочь? — спросил он, протягивая меч. — Ты веришь себе и своим чувствам?

Я вспомнила, как чужак валялся на полу башни под мерцанием серебряного обруча. Вспомнила, как он бродил по дворцу вместе с Уммилисом, постигая наш язык, — его глаза были чисты, как у ребенка, а кожа посерела, как у старика. Вспомнила, как он растирал рукой след от ящерицы-воротника на шее… И провожал взглядом Уммилиса. Я вновь прошла с ним по теплым дорожкам парка и вдоволь надышалась сиреневым туманом. И слушала рассказ про его жизнь, где все было на своих местах — рождение и любовь, зрелость и смерть. Это еще ничего не решало: раб рождается и живет теми же муками и радостями, что свободный. Но потом я вспомнила его улыбку и темные глаза, неотрывно следившие за мной в тишине ночного парка. И легкие касания рук — теплые, живые, которым не удавалось казаться случайными.

— Да, отец, — ответила я. — Уверена. Ты сделал рабом свободного.

Рукоять меча легла в мои руки. Отец кивнул и сказал:

— Бей.

Я ударила отца — легко-легко, лишь намечая путь для уходящей жизни. Он взялся за эфес, вырвав его из моих рук, и вонзил меч до конца.

— Пусть моя ошибка умрет со мной, — прохрипел он. — Пусть она не коснется рода Ваас…

Кровавая пена хлынула у него изо рта — значит Храм услышал и исполнил его последнюю волю.

Подозвав мальчика, я зарезала его над трупом отца — ему понадобится красивый и сильный попутчик на дороге Смерти. Девочке я велела прийти ко мне через месяц. Она была в возрасте детства, но случается всякое, и в теле ее могла скрываться новая жизнь, родная мне по крови.

Из плаща отца я достала прозрачный камень-ключ и поднялась в башню. Александр ждал возле серебряного обруча, и цветной узор камней был сложен по-прежнему. Когда я вложила камень-ключ, радужная дымка затянула обруч.

— Уходи, — сказала я. — Уходи навсегда — и быстрее! Иначе я заставлю тебя остаться!

Он подошел ко мне и коснулся губами моих губ. Сказал, и я нашла в его голосе настоящую грусть:

— Прощай, Эйлар. Я еще пожалею о том, что ухожу. Но меня ждут.

Шагнув в радужную дымку, он обернулся и крикнул:

— Прощай! Я почти влюбился в тебя, Эйлар из рода Ваас!

— Прощай, — сказала я и назвала его именем свободного: — Саша…

Когда в серебряном обруче померкли последние тени, я подняла меч и превратила подарок богов в мятые серебряные полоски, присыпанные осколками разноцветных камней.

Потом я вышла на балкон главной башни и велела стражникам собрать всех слуг. Когда молчаливая толпа собралась в маленьком квадратном дворе, я сказала им, что Ранд Ваас ошибся. Я сказала, что он уже идет по дороге Смерти и желающие могут присоединиться к нему. Несколько женщин и двое стражников вышли вперед и пронзили себя мечами. И лишь Глааман, имеющий право спрашивать, решил невовремя воспользоваться им. Он закричал:

— Госпожа! Чужак не был свободным, он такой же раб, как и мы! Господин Ранд Ваас погиб напрасно…

Я кивнула Гонууску, и начальник стражи вскинул арбалет. Глааман упал со стрелой в груди, и я попросила богов, чтобы он догнал отца на дороге Смерти. Такие рабы, как он, порой бывают нужны.

Так начался вчерашний день, равные мне Крий Гуус и Ранд Ваат. Как он прошел — вам знать не нужно. Я сделала все, что могла, для отца, и путь его по дороге Смерти не будет трудным. А сегодняшний день начался для меня с печали — ибо я узнала, что вы идете к моему замку с отрядами рабов. Но я признаю за вами право вопроса и дам вам знание ответа. Мой отец ошибся, приняв чужака из другого мира за раба. Да, он носил рабское имя и не всегда поступал, как подобает свободному. Но это не важно.

Правда снаружи, а не внутри, а истина приходит лишь через посредство человека. Я сидела рядом с чужаком под светом неведомых ему звезд, я слушала его рассказы, я чувствовала его дыхание. Я полюбила его, а значит, мой отец ошибся. Ибо раба нельзя любить. Он может стоить уважения и дружбы или ненависти и страха.

Можно овладеть его телом — или отдать ему свое.

Но только свободного можно любить.

От сотворения земли — и до угасания солнца.