Аве, Цезарь - Горло Анатолий Иванович - Страница 20

— Маэстро, но я ведь ничего такого…

— Короче, — оборвал его голос, — тебе надо создать стопроцентное алиби на эти дни.

Грис приосанился — о нем заботятся, его оберегают:

— Планируется новое дело, маэстро?

— Оно давно запланировано, но, опасаясь, как бы полиция не вышла на тебя, мы провернем его в твое отсутствие, и тогда все подозрения на твой счет рухнут. Так что действуй! Не волнуйся, мы позаботимся, чтобы в полицейской тюрьме тебе обеспечили соответствующий твоему статусу модус вивенди…

— Не понял, маэстро!

— Стыдись, ведь это язык твоих предков! — засмеялся голос. — Я говорю, что в тюрьме ты будешь жить, как у королевы за пазухой, ха-ха!… Вале!

В трубке послышались короткие гудки.

Грис еще долго стоял у телефона, содрогаясь при мысли, что ему, несравненному Нарциссу, предстоит набить кому-то морду и несколько ночей провести в грязной тюремной камере. Положение усугублялось тем, что за всю жизнь Грис никогда никого не бил, и у него были веские основания опасаться, что морд… простите, лик скорее всего набьют ему…

Может, не рисковать своими рекламными зубами, изготовленными по спецзаказу в Андулии, а, напившись, разбить витрину какого-нибудь фешенебельного ресторана? Тем более, что все последующие расходы платить не ему?…

Нет, маэстро ясно сказал: «набить морду первому попавшемуся верноподданному», иначе он приказал бы «разбить первую попавшуюся витрину». Маэстро не терпит ни малейших отступлений от своего сценария. Мистикис вон попытался…

Грис подошел к зеркалу и увидел, как его красивое лицо на глазах обезображивается гримасой страха…

Он попробовал улыбнуться, но получилось что-то вроде предсмертного оскала.

Оставалось одно. Грис достал из тайника шприц, небольшую ампулу с оранжевой жидкостью и приспустил пижамные брюки.

Жидкость теплой волной разлилась по телу, проникла в мозг, и Грис снова почувствовал настойчивый запах лавров и услышал хриплые голоса далеких предков:

— Аве, Цезарь!

Х

Грис стоял на перекрестке и, зажав в руках трость, поджидал «первого попавшегося верноподданного» наилегчайшей весовой категории. Им оказался длинноволосый юнец в кожаной куртке. Он брел, придерживаясь за стены, и был похож на только что снятого с креста спасителя.

Грис догнал его и огрел тростью. Тот растянулся на тротуаре. Грис продолжал лениво орудовать тростью, пока подоспевший полицейский не выкрутил ему руки.

Грис счастливо улыбался — задание было выполнено. Но тут же согнулся пополам: поднявшийся юнец боднул его головой в живот.

Возле них с визгом затормозила машина полиции. Юнец покорно двинулся к ней, но ему приказали убираться на все четыре стороны. Гриса же грубо втолкнули в машину, она рванулась с места, оглашая окрестности пронзительным воем спаренных сирен.

Юнец в кожаной куртке заметно преобразился. Дремавшее в нем героическое начало, точнее, тоска по таковому, выплеснулась наружу. Он двинулся дальше развязной походкой, бесцеремонно толкая редких прохожих.

XI

Перед Фоббсом стоял Лабас, рыжий крепыш в помятом, но ладно скроенном мундире сержанта морской пехоты. Держался он раскованно, был словоохотлив. По всей вероятности, отсутствие наручников на его жилистых руках вселило в него уверенность, что в полицию он доставлен в качестве очередного свидетеля. И сержант Лабас с удовольствием выступал в роли такового:

— Значит, дело было так, господин начальник полиции. Дамочка стояла спереди и всю дорогу вертела головой — туда-сюда, туда-сюда. Пару раз зыркнула так, что я подумал ненароком: «Гляди в оба, Лабас, эта фифочка что-то замышляет». И только, значит, я так подумал, глядь, а она из сумочки эту дуру вытаскивает! Тут как раз того кадра ведут, прямо на нас. Я, господин начальник полиции, в разных передрягах побывал, сразу сообразил что к чему ну и, значит, отобрал у нее эту дуру. Она, с перепугу, что ли, так и села. Я ее в охапку и в сторонку — прочухается, потом я ее, думаю, в полицию, к вам, значит, спроважу по-хорошему. А она в слезы: не выдавай, говорит, бедную женщину, этот бандит, говорит, моего любимого человека убил, и я хотела отомстить, смерть за смерть, говорит! И снова брык в обморок! Взял я ее на руки и думаю — какая жен… то есть, куда ее тащить? А тут как раз большая заваруха началась, того кадра, Мистикиса, кто-то все-таки шлепнул, и все врассыпную. Ну я и дал деру с дамочкой. Виноват, господин начальник полиции, но не мог я привести ее к вам, когда увидал, что того шлепнули. Думаю, того типа, убийцу, значит, не найдут и пришьют дамочке это мокрое дело. Ведь порой и такое бывает, правда, господин начальник полиции?

На экране возник крупный план Фоббса:

— Нет, сержант Лабас, у нас такого не бывает и быть не может. Не доставив гражданку Сириас в полицию, вы не только запятнали честь мундира, но и нарушили закон. Теперь ответьте на другой вопрос: где вы пропадали с ней целые сутки?

— Нигде, господин начальник полиции. Я поймал мотор и отвез ее домой, а сам направился к себе в гостиницу. У меня кончается отпуск и хотелось отоспаться. А что касается дамочки, то она напрасно свою игрушку вытаскивала, все одно у нее бы конфузия вышла: пистолет был заряжен холостыми.

— Сержант Лабас, у вас все?

— Все, господин начальник полиции, — улыбнулся тот и звонко щелкнул каблуками. — Разрешите идти?

— Минутку. Введите Сирену Сириас.

Услышав имя Сирены, Лабас несколько стушевался, его глазки забегали.

При виде Сирены забегали глазки и у других присутствующих в кабинете мужчин.

— Сирена Сириас! — загрохотал Фоббс, внимание которого было приковано к протоколу допроса. — Расскажите все по порядку. Учтите, искреннее признание может облегчить вашу, честно скажу, незавидную участь.

Нервно покусывая губы, Сирена молчала, собираясь с духом. Наконец заговорила низким, хрипловатым голосом:

— Я и вправду хотела убить Мистикиса, знаете, за что, но вот он, — кивнула она в сторону сержанта, — обезоружил меня. Мне стало плохо, я испугалась, попросила его, чтобы он не отводил меня в полицию, а он… а он сказал мне, что не отведет, если я, если я… словом, он втолкнул меня в машину и привез к себе в гостиницу…

Лабас сосредоточенно изучал свои запястья.

— Браво, сержант! — воскликнул Фоббс, — я чуть было не растрогался до слез вашим рождественским рассказом о бедной несчастной женщине и благородном рыцаре! Каков кавалер, а?

Фоббс глянул в объектив, словно обращаясь за моральной поддержкой ко всем телезрителям.

— Господин начальник полиции, — Лабас шагнул к Сирене, и та инстинктивно отшатнулась от него. — Виноват, признаю… Даже не знаю, что нашло на меня, когда у себя на руках я увидал столько всего… Но я без насилия, все было честь по чести! Я только намекнул ей, что, мол, ее пистолет у меня в кармане, и она сама предложила это… ну вроде выкупа, что ли… Словом, виноват. Я хотел сделать все честь по чести, но раз она так, тогда я тоже скажу, что не все сказал…

Неожиданно для всех и, в первую очередь, для Сирены, сержант молниеносно скрутил ей руки за спину, а свободной рукой рванул за кофту.

Раздался треск отлетающих пуговиц, опытный оператор взял крупный план, и перед телезрителями предстал впечатляющий бюст Сирены.

Однако большинство взглядов было, вероятно, приковано не к ее прелестям как таковым, а к яркому оранжевому клейму над левым соском — геральдическому щиту с вензелем «АВЦ»…

— Застегнитесь! — послышался целомудренный рев Фоббса.

Камера поспешно переключилась на другую оголенную окружность с наклеенным пластырем: это была лысина шефа.

— Я все расскажу! Я вам все расскажу! — всхлипывая, повторяла Сирена.

— Но только в следующий раз, — оборвал ее Фоббс, — сейчас вы навряд ли способны сказать что-либо вразумительное. Однако учтите, мы знаем больше, чем вы думаете. Пока вы с этим бравым шантажистом, — он кивнул на сержанта, — расплачивались, так сказать, по безналичному расчету, мы произвели у вас в доме обыск и обнаружили одну любопытную вещицу.