Голливудские мужья - Коллинз Джеки - Страница 2

– Я бы хотел, чтобы Кларисса снялась на «Орфее», – объявил Хауэрд, откусывая булочку.

– У тебя на уме что-то конкретное?

– Нет, пусть выбирает, что хочет. Как-никак звезда. – Потянувшись за маслом, он добавил: – Скажи ей, пусть позвонит прямо мне. Если я буду действовать через этого мерзавца – ее агента, – толку не будет. – Он кивнул, довольный своей сообразительностью. – Пусть Кларисса шепнет мне на ушко, какую роль она хочет, а уж потом я спляшу хоть перед тысячей агентов.

– А почему тебе не позвонить ей самому? – спросил Джек.

Такая простая мысль Хауэрду в голову не пришла.

– Думаешь, ей это понравится?

– Наверняка сказать не могу. Рискни.

– А что, может, ты и прав… – что-то отвлекло его внимание. – Вот это да! – воскликнул он. – Ты посмотри на эту задницу!

Джек оценивающе покосился на весьма впечатляющий зад, туго упакованный в белые джинсы и покидающий бар-ресторан. Он улыбнулся про себя – узнал эти покачивающиеся бедра. Они принадлежали Чике Хэрнандез – королеве мексиканских мыльных опер. О да, это покачивание было ему хорошо известно… но докладывать об этом Хауэрду он не стал. Трезвонить о своих подвигах – это было не в его стиле. Копошиться в чужом белье – удел желтой прессы. Вот пусть и гадают на кофейной гуще. Джек никогда не хвастался своими многочисленными победами, хотя Хауэрда и других это иногда доводило до бешенства. Им требовались имена и подробности, а получали они лишь улыбку и скромное молчание.

Собственно, весь последний год – роман с Клариссой – рассказывать ему было особенно нечего. Пара девушек на побегушках, энтузиастка-актрисочка с проходной ролью, фотомодель восточных кровей. Все – без последствий, так, одноразовое удовольствие. Разве это измена? Он искренне считал, что хранит верность Клариссе Браунинг. Если у тебя роман с такой женщиной, надо держать ушки на макушке. Ведь про них пишут газеты; изволь взвешивать каждый шаг.

Джек Питон – человек с головой, обаятельный, радеющий за страну гражданин – не исключал, что когда-нибудь займется политикой. (Почему нет – чем он хуже Рейгана?) И хотя он очень хорошо понимал женщин – по крайней мере, так ему казалось, – он тем не менее верил (конечно же, подсознательно) в старый патриархальный подход. Если он изредка позволит себе развлечься и сходить налево – ничего страшного. Ну что, в конце концов, для мужчины значит мимолетная встреча с женщиной? Так, отметился, и ничего больше. Но упаси Господь, чтобы такое совершила Кларисса.

Да ничего она не совершит. На этот счет у Джека сомнений не было.

– Быстрее! – прерывисто и страстно шептала Кларисса Браунинг. – Еще. Быстрее!

Лежавший на ней молодой актер послушно повиновался. Состояние шока не покидало его, но свое дело он умудрялся делать. Впрочем, чему удивляться? Ему было всего двадцать три года, а в двадцать три года достаточно рукопожатия, чтобы прийти в состояние боевой готовности.

Кларисса Браунинг рукопожатием отнюдь не ограничилась. Вскоре после их первой встречи на съемках фильма, где они должны были появиться вместе, она попросила его зайти к ней в гримерную. Он охотно согласился. Как же, Кларисса ведь звезда, а для него этот фильм был вторым в жизни.

Она разогрела его бокалом белого вина, разговором о его роли. Хотя было всего десять утра, то и другое он принял с удовольствием. Потом, откинув со лба русые локоны, скрывавшие ее неяркие, но интересные черты, деловым тоном она сказала:

– Вы ведь знаете, что в кино самое главное держаться естественно?

Он уважительно кивнул.

– Вы играете моего любовника, – продолжала она. Клариссе было двадцать девять лет, лицо чуть вытянутое, водянистые глаза, нос… еще чуть-чуть, и его бы назвали длинноватым, рот вычерчен тонкой линией. На конкурсе красоты ей было нечего делать. Однако она уже не раз доказала, что ее заурядная внешность способна создавать перед камерой сверкающее чудо.

– Я жду не дождусь начала съемок, – объявил молодой актер с энтузиазмом.

– Я тоже, – спокойно произнесла она. – Но, понимаете, одного предвкушения недостаточно. Когда мы взаимодействуем на экране, все должно быть настоящее. Мы должны излучать возбуждение, изнемогать от пыла и страсти. – Она сделала паузу. Он кашлянул. – Поэтому, – продолжала она, – я считаю, что мы должны проиграть роль до того, как появимся перед камерой. Так нас никогда не поймают со спущенными штанами – выражаясь фигурально, как вы понимаете.

Он попытался выдавить из себя смешок, но вдруг осознал, что его бросило в пот.

– Займемся любовью и устраним это препятствие, – сказала она, вперившись в него карими глазами.

Кто он был такой, чтобы упираться? Он тут же забыл о своей калифорнийской красавице-подружке с грудями тридцатишестидюймового калибра и самыми длинными ногами в городе.

Кларисса протянула руку, расстегнула его джинсы, и они занялись делом. Бедняга просто онемел от шока – Боже правый, он вставляет пистон Клариссе Браунинг. Самой Клариссе Браунинг! Опупеть можно!

Когда они закончили, она отчеканила:

– Теперь мы оба сможем сосредоточиться и сделать отличный фильм. Только чтоб свой текст знал туда и обратно. Слушайся нашего великолепного режиссера и влезь в шкуру того, кого играешь. Вживись в роль. Увидимся на съемках.

Все, вы свободны, можете идти.

Молодой актер вышел, и Кларисса налила себе из термоса стаканчик овощного сока. Задумчиво потянула питательную жидкость. Взаимодействие с партнерами, вот в чем весь фокус. После близости с ней парень наверняка станет раскованней, почувствует уверенность в себе, так нужную для трудной роли. И не будет дрожать от страха перед ней – Клариссой Браунинг, обладательницей «Оскара». Он будет видеть в ней пылкую женщину, человека из плоти и крови, и держаться будет соответственно. А это уже принципиально, хотя признайся она кому-нибудь, что всегда занимается любовью с партнерами по фильму, многие сочли бы ее чокнутой.

Размышляя так, она снова отпила сока. Ее метод работает – это факт. «Оскар» – тому подтверждение.

Узнай об этом Джек Питон, его бы хватил удар. Ну, как же, мужской шовинизм. Гордость жеребца. Неужели он думает, что она ничего не знает про его амурные делишки?

Она только усмехнулась про себя. Джек Питон – мужчина с блуждающим членом…

Что ж… лишь бы совсем не заблудился. Сейчас ее вполне устраивало иметь Джека в качестве постоянного любовника. А дальше будет видно…

– Мое затраханное сердце вчера закатило мне концерт, – мрачно объявил Хауэрд Соломен.

– Что? – Джек подумал, что ослышался.

– Мое затраханное сердце, – повторил Хауэрд сердитым тоном. – Начало метаться взад-вперед, как шарик в пинг-понге.

Джек давно убедил себя, что Хауэрд ипохондрик, и решил сменить тему.

– Где Мэннон? – спросил он. – Если застрянет, его ждет печальный конец.

– Его конец уже застрял, и это печально, – сострил Хауэрд.

– Что правда, то правда, – согласился Джек.

В эту минуту появился Мэннон Кейбл – киноактер, режиссер, продюсер и очень ходкий товар (в Голливуде ты либо ходкий товар, либо нет, а если нет, можно смело сматывать удочки). Как и раньше при появлении Джека, все дружно повернули головы в сторону вошедшего. Без преувеличения можно было сказать, что в зале повисла тишина. Мэннон был настоящий красавец. Смешайте Клинта Иствуда, Берта Рейнольдса и Пола Ньюмена – и получите Мэннона Кейбла. Кобальтовая голубизна глаз. Обласканное солнцем лицо с сексуально-шоколадным загаром. Припорошенная темной пылью копна соломенных волос. Мощный торс. Рост шесть футов и четыре дюйма. «Каждый дюйм – победный», – любил шутить он, частенько появляясь в популярном телешоу Карсона.

Сорок два года. В прекрасной форме. Энергичный. По кассовости в одной категории со Сталлоне и Иствудом. Короче, Мэннон был близок к самой вершине.

– Эй, мне нужно срочно что-то положить на зуб, – провозгласил он вместо приветствия, проскальзывая в кабинку. И ухмыльнулся. Именно так, как положено ухмыляться кинозвездам первой величины. На зубах у него были прекрасные коронки (сами зубы утратили блеск, когда он несколько лет зарабатывал на хлеб каскадером), они позволяли ему улыбаться отныне и вовек, ни о чем не думая.