Мать Лжи - Дункан Дэйв - Страница 56

Неужели она так зла, что боги не желают отвечать на ее молитвы? Долгие годы она молилась о благополучном возвращении своих детей. Когда она поняла, что они уже зажили своей жизнью в Вигелии и наверняка захотят там остаться, она начала молиться об исцелении Пьеро. Год назад — о его скорой и безболезненной кончине. Ну, а теперь она должна просить богов, чтобы он ушел из жизни с достоинством, сохранив титул дожа. Неужели ей откажут и в этой малости?

Она подошла к колоннам и стала смотреть на легкий дождь, серое плачущее небо и храмы на противоположном берегу реки. Начался сезон дождей, но в Вигелии наступило время холодов, и перевал закрыли. Лишь немногие растения еще цвели — только изгнанники, красные и белые. Их назвали изгнанниками, потому что они цвели тогда, когда все остальные давно увядали.

А где же ее изгнанники, три сына и дочь? Где они цветут — и цветут ли? Появись они сейчас здесь, она бы их не узнала, а дети ее бы не вспомнили. Прошел год с тех пор, как Стралг обещал послать за ними или хотя бы кем-то из них. Кулак больше не появлялся и не давал о себе знать, но по слухам армия повстанцев гнала его войско к стенам Селебры. Все постоянно твердили о новых победах Кавотти и поражениях Стралга. Теперь Оливии было все равно, кто одержит победу, она хотела только одного: чтобы город оставили в покое. И вернули ей детей.

Она услышала легкий шум и обернулась. Посетители явились в сопровождении дюжины приспешников. Как ни странно, все они остались у дверей, а к ней подошел лишь главный герольд с единственным спутником в черных одеяниях, чье лицо скрывал черный капюшон. Оливия издалека узнала Куарину Полетани, юстициария города. Ее не приглашали, и от этого Оливии стало не по себе. Тем не менее надо выказать юстициарию уважение. Оливия двинулась ей навстречу.

Она стала вспоминать законы, которые объяснял ей Пьеро полгода назад, когда силы начали его покидать. Главный судья города, юстициарий, становится главной фигурой после старейшин и должен председательствовать во время междуцарствия, когда приходит время избрать следующего дожа. Однако они ведь не могут официально объявить о смерти Пьеро? Но, если Голос Куарина скажет, что могут, кто ей возразит? Начнется отчаянная внутренняя борьба.

Голоса редко бывали женского пола, и решение Пьеро вызвало изрядное удивление, когда он назначил Куарину на эту должность. В отличие от большинства других Голосов Куарина сохранила толику чувства юмора. Она вырастила двоих детей, подаривших ей двоих или даже троих внуков; она была худощавой — нет, скорее хрупкой женщиной. Она нравилась Оливии.

Когда они подошли на расстояние вытянутой руки, герольд негромко представил Куарину. Поскольку правил поведения на такой случай не существовало, Оливия решила отказаться от формальностей.

— Какой приятный сюрприз, Голос!

— У вас нет никаких причин для тревоги. — Куарина не улыбалась, но едва заметно подмигнула Оливии. Быть может, ей не понравилось, что ее используют для устрашения? — Поскольку советникам надо решить с вами государственные вопросы, они убедили меня присутствовать в качестве свидетеля. Я согласилась, однако с условием, что вы не будете против.

— Зачем им свидетель? — спросила Оливия, распахнув глаза. Она пыталась понять, что происходит, но быстро опомнилась. — О, ваше присутствие и советы всегда желанны, Голос. — Она кивнула герольду, тот поклонился и отошел к двери.

Когда они остались наедине, Куарина сказала:

— Кроме того, я принесла вам известие. Я не знаю, от кого оно, но это очень важно.

Оливия напряглась.

— Разумеется, иначе они не выбрали бы такого посланца.

Улыбка Куарины получилась на удивление женственной.

— Все Голоса, стоящие на страже священного закона, неприкосновенны, однако я бы не хотела проверять это положение на себе. — Впрочем, сейчас она поступала именно так, если послание было от Марно Кавотти.

— Тогда вам следует поскорее избавиться от этого бремени.

— Я должна лишь передать, что купол нуждается в срочном ремонте.

Оливия выдохнула. Да, это Кавотти. Леса, возведенные вокруг купола храма Веслих, послужат ему сигналом, разрешающим его армии войти в Селебру.

— Понятно.

— Должна признать, что для меня послание так и осталось тайной. И еще мне сказали, что ответа не требуется.

— Верно, — кивнула Оливия. — Ответа не требуется. — Стралг наверняка уже рядом.

В Селебре было полно беженцев. Очень скоро кто-то войдет в город, хочет она этого или нет, а другая сторона тут же попытается стереть его с лица земли. И почему боги выбрали именно Оливию для решения таких трудных вопросов?

Двоих старейшин, которые настояли на встрече, звали Джордано Джиали и Берлис Спирно-Кавотти. Оливия уже полгода не созывала Совет, но знала, что его члены встречаются тайно. Они не принимали никаких решений, поскольку никак не могли договориться, но рано или поздно кто-то из старейшин умрет или перейдет на другую сторону. Ее сегодняшние посетители являлись неофициальными лидерами двух самых крупных фракций. Очевидно, Совет о чем-то договорился, но окончательное решение принять не мог — к тому же они не слишком доверяли друг другу.

Берлис, женщина лет шестидесяти с суровым лицом, возглавляла фракцию, поддерживающую Стралга. Кроме того, она была матерью Марно Кавотти. Пьеро ввел Берлис в Совет вместо ее мужа, который подстрекал сына к мятежу, за что советника выпороли до смерти. Его жену и детей заставили наблюдать за казнью. Так что у Берлис были все основания иметь такое суровое лицо. Семья потеряла высокое положение среди самых богатых родов Селебры, и в результате ее дети были вынуждены заключить невыгодные браки. О том, насколько искренне она поддерживала Стралга, знали только лорд крови и его Свидетельницы, но Берлис не испытывала никаких добрых чувств к Оливии Ассичи-Селебр.

А вот Джордано был главой одного из самых великих домов — старый, крепкий, седовласый, всегда роскошно одетый. Его лицо с красными прожилками и мешками под глазами украшали пышные белые брови, придававшие ему благожелательный вид, за которым скрывалась доброта ядовитой змеи. Он был верным сподвижником Пьеро, лидером традиционалистов, хотя умом не отличался. Он будет защищать Оливию от нападок Берлис, поскольку этого хотел бы Пьеро. Личное мнение Джордано об Оливии не имело ни малейшего значения.

— Милорд Джордано, — приветствовала его Оливия с поклоном. — Рада вас видеть. Советница Берлис, вы прекрасно выглядите. — «Если учесть, сколько вам лет».

Оливия замолчала. О встрече попросили члены Совета, пусть сами и говорят.

— Леди Оливия, — начала Берлис, — мы все знаем, что наш дож очень серьезно болен, и что на его выздоровление почти не осталось надежд. Это так?

Оливия кивнула. Она полгода не впускала старейшин в спальню Пьеро, но отрицать правду сейчас было бы глупо.

— Совет беспокоит вопрос передачи власти, — прогрохотал Джордано. — Мы попросили Голос напомнить нам закон. Она сказала…

Его перебила Куарина:

— Не закон! Священный Демерн требует от нас повиновения правителям. Правителей приводят к присяге, но священный Демерн никогда не говорил о том, кто должен ими становиться. В Селебре новый дож выбирается в соответствии с обычаями. Я могу лишь говорить о соблюдении традиций — как судья, а не как Голос.

Оливия наградила ее едва заметной улыбкой, но промолчала. Священные документы изменить невозможно. А вот обычаи…

— Дож выбирается Советом Старейшин, — сказала Берлис.

— На следующий день после похорон его предшественника, — добавила Оливия.

Улыбка Берлис получилось предельно холодной.

— И на этом Совете первым голосует мертвый. Его голос имеет огромное значение, поскольку Совет крайне редко не учитывает мнение прежнего дожа.

— Таких случаев было пять, — заметила Куарина.

— А сколько всего было дожей? — спросила Оливия.

— Советом избрано тридцать два дожа. Ранее обычаи были другими.

Наступило молчание.

Наконец Джордано откашлялся.