Слепой боец - Горишняя Юлия - Страница 36

Когда Долф Увалень говорил что-нибудь, и говорил громко, тут уж все поневоле замолкали и прислушивались — это все равно, как нельзя не прислушаться, если кит зашумит. А Гэвин встал и сказал, с усмешкой оглядывая всех:

— Что я могу сказать? Если б Дейди имел право потребовать платы за смерть «Вепря», вот тогда был бы разговор. А права такого он не имеет. Он не капитан, это первое. А второе — он не полный Румейр.

— Я человек из дома Румейров, — проговорил Дейди, дрожа, но уж не от страха, конечно.

— Да? — спросил Гэвин, усмехаясь.

— Восемь зим назад, и все это знают, отец принял меня в род как положено, на пиру, — сказал Дейди.

— А у тебя здесь есть шесть законных свидетелей, которые там были и клятвенно могли бы это подтвердить?

Дейди молчал. Потом Сколтиг, сын Сколтиса, засмеялся и сказал:

— Его свидетели на дне морском.

— Вот, — хмыкнул Гэвин. — Когда потребуют эту плату законно, тогда и будем разбирать.

А коли Гэвин говорил что-нибудь в совете, — во всяком случае, тогда он завел себе уже такую привычку, — он говорил так, точно никаких других мнений и быть не может и точно всем остальным ничего и делать не остается, кроме как соглашаться. Все и соглашались. Согласились и на этот раз. А Йиррин, сын Ранзи, сказал так:

И больше на этом совете не случилось ничего, о чем рассказывают.

Потом, уж совсем ночью, когда Йиррин с Гэвином оказались как-то на мгновение от других в стороне, — даже дружинники Гэвина не могли расслышать, хоть костер их был рядом, — Гэвин сказал:

— Ты не Палли Каша. Мог не щеголять сегодня, как легко стихи у тебя сходят с языка.

— Не мог, — ответил Йиррин.

— А по-моему, мог.

— А по-моему, не мог.

Гэвин помолчал.

— Твое дело — хвалить добрые удары, — согласился он наконец. Но тут же добавил: — А мое дело — чтобы у меня на совете прекращалась грызня.

сказал Йиррин, -

— Это мне, по-твоему, горе глаза застит?!

Йиррин уже почти притерпелся к тому, что порою Гэвин чересчур похож на свою сестру. Но тут и он не выдержал.

— Хочешь так понимать — понимай так! — сказал он. — Только ты мог бы и заметить, что «Вепрь» потонул не у тебя одного, и люди «Вепря» не у одного тебя погибли, но и у Румейров тоже!

И оба они остались не очень довольны этим разговором. А скелы об этом походе утверждают, что на следующий день Йиррин сказал еще такую «прядь» в четыре строки:

А Дейди Лесовоз подарил ему десяток звеньев из своей золотой нашейной цепи. Это была единственная драгоценность, что у него осталась, и то чудом, но он очень не любил оказываться у кого-то в долгу, этот Дейди.

А еще той же ночью был другой разговор, никем лишним не услышанный, между Сколтисами. О нем ничего не рассказывают в скелах.

Сколтисы все были, как уж говорено, друг на друга похожи нравом, но разнились все же чуть-чуть, если приглядеться. Сколтиг — попроще, и на то, чтоб решить, скор, и на то, чтоб передумать; Сколтен поспокойней братьев (вот по нему как раз видно, что внук Йолма, только в бою он и показывался по-настоящему); а старший — подлинный Сколтис, и лучше всего ему из троих подходило зваться «морским князем», как зовут капитанов порой. Он был добродушный человек — от здоровья и от нестарых лет; добродушный так, как бывают князья, или еще пышноусые, как солнце, тигры, что живут в уремных лесах на материке, — у них глаза цвета топазов, пронизанных светом, и порою они выходят на дороги, садятся и с любопытством подолгу смотрят на прохожих, поигрывая концом длинного, как сам тигр, хвоста.

Вот такой тигр однажды вышел из леса перед Айзрашем Завоевателем, когда тот ехал в столицу, в те давние, туманом перевитые времена, что так красиво выглядят в скелах о старине. Тигр вышел навстречу королю Айзрашу, первому этого имени, первому королю народа йертан, как зовут себя сами северяне. И король остановил коня, а конь не испугался, королевский конь, не боявшийся ничего на свете, зато лошади всадников свиты вздыбились… А когда, поглядев ему в глаза своими топазовыми яркими глазами, тигр мягко поднялся и ушел, — только качнулся у дороги папоротник, — Айзраш Завоеватель сказал:

— С сегодняшнего дня это будет королевский лес.

И человек, обученный в Вирунгате хитромудрому искусству этой страны приковывать к свитку слова цепями значков из туши, записал это черною вязью на белом шелке и составил королевское повеление для всех, кто признает над собою власть Айзраша, видевшего, как горят развалины прекрасной Симоры, и сказавшего тогда: «Вирунгат — был. Я. — есть», и еще — добавляют рассказчики — король, оглянувшись на то, как работает кисточка писца, усмехнулся в усы и кивнул на заросли, где исчез тигр:

— А уж если по правде, скажу я вам, это его лес. Поэтому охотиться там не советую…

Король Айзраш тоже никогда не охотился в том заповедном лесу. Впрочем, ему было не до охот. А и будь на них время, наверное, не заглянул бы сюда: даже горные львы, встретившись с тигром, понимают — этот не будет их подданным. И ничьим…

Так вот, Сколтис, сын Сколтиса, был добродушный человек, но добродушие его на незаконных сыновей не распространялось. Поэтому, когда Сколтен сказал ему:

— А ведь он может и с кем угодно так обойтись, вот как нынче с Дейди, — Сколтис ответил только:

— С нами — нет. Хотел бы я посмотреть, как он это сделает. Хотя вот некоторые, — тут же добавил он, — со смешками своими на совете, прямо напрашиваются.

— А что я такого сказал?! — немедленно фыркнул Сколтиг. — Ты вон Гэвина лучше учи, как на совете разговаривать!

— Вот, Тен, — вздохнул Сколтис, обращаясь к улыбнувшемуся брату, — вот что значит, когда человек в первом своем боевом плавании только что по Палубе захваченного корабля походил. Интересно, а мы с тобой тоже такими вот были?

— Да что я сказал-то? — повторил Сколтиг, но уже совсем другим голосом.

— Ничего умного не сказал, — объяснил ему Сколтис. — А на совете стоит открывать рот, только если хочешь сказать что-то такое, чтоб люди повторяли. Ладно. Иди вон, сторожа проверь.

А когда он ушел, хрустя сухими водорослями под ногами, Сколтен заметил, глядя ему вслед:

— Язык-то у него умней ума…

И Сколтис вдруг пожалел, что костер мешает — выражения лиц не разглядишь. «Если Тен о том же…» — подумал он. Гэвину и вправду не мешало бы поучиться тому, как управляться с людьми, — поучиться у кое-кого, кто умеет, а не обращаться с этим кое-кем так, точно Гэвин тут король посреди своего войска, а не капитан между таких же, как он, капитанов. Мысль была странная. Приятная и неприятная вместе.

— Он Гэвин-с-Доброй-Удачей, — сказал он. — Ему, верно, кажется, что удача у него такая, что королю впору, — такая, чтоб все сами собой на него оглядывались, а ему для этого ничего б и делать не надо было!

— Прежде, как я понимаю, так и бывало, — качнул головою Сколтен.

— Прежде с ним плавало две «змеи», три… ну пять в прошлом году. А здесь их одиннадцать.

Он опять посмотрел на брата, пытаясь разглядеть что-то в темноте. А тот вздохнул и поворошил носком сапога морскую траву.