Сумчатые баллады - Antrekot - Страница 10

Баллады о соотечественниках

Посреди города Сиднея, после дня рождения один из приятелей именинника, москвич, вызвался подбросить до дому даму—одесситку. И говорит:

— Только я не знаю этой части города, вы мне расскажите, как проехать.

— А вы с Одессы?

— Нет я из Москвы.

— Ну тогда как же я вам объясню? — с искренней озабоченностью ответила дама.

Вернулись из отпуска наши здешние приятели. Были они в Квинсленде, где—то в джунглях. Другие приятели навестили их и рассказывают:

— Ну, она мне говорит, что там всюду висят таблички «Берегись, казуары!». Я сразу удивилась — я—то думала, что в Австралии хищники, крупнее динго, не водятся. Так ей и сказала. А она: «А разве они хищники». «Ну, конечно, хищники». — отвечаю я. «А эму?» «Причем тут эму, это же совершенно другие животные». «Ой, а мы там так спокойно гуляли…» Представляешь, она не знала, что казуары — хищники.

Я слушаю все это в некотором обалдении и только через минуты три понимаю, что в бедной русскоязычной голове смешались ягуары, кугуары и казуары, которые, естественно, страусы, а потому злобны, тупы, агрессивны и очень опасны для окружающих, но есть этих окружающих не едят. Что и было объяснено пострадавшей, как только ко мне вернулся дар речи. Но бедная путешественница так и осталась в заблуждении и до сих пор считает, что ее в Квинсленде только чудом не зажрали хичные казуары. Стаи жареных акул.

Другие приятели недавно вернулись из Европы. И я сижу у них, пью чай и слушаю, как хозяйка дома описывает это все очередной позвонившей подруге. И рассказывает она, что летят, значит, они во Франкфурт из Гонконга над пустыней Гоби и тут у самолета оказывает мотор — а поскольку самолет у них большой, люфтганзовский, то садиться на ремонт им пришлось аж в Пекине.

— Как? — восклицает удивленно собеседница, — Неужели во всей этой Африке ближе не нашлось нормальной посадочной полосы?

— Какая Африка?! — возмущается хозяйка. — Это же Европа!

Некоторое время на обоих концах провода царит недоуменное молчание, потом стороны начинают разбираться и выясняют, что реципиентша где—то внутри себя перепутала Гоби с Сахарой, а хозяйка дома Европу с Азией.

Сегодня у меня выходной. По этому поводу у нас чинили телефон. В восемь утра (чтоб их, гадов работящих) приехали три фургона и выстроились напротив нашей калитки. Из каждого фургона торжественно вышло по рабочему. Меня немедленно разбудили, поскольку, как выяснилось, сотрудники Телекома говорят исключительно на сумчатом варианте английского и потому сами себя не всегда понимают. Сначала эти телефонисты ползали по помещениям, пытаясь понять, как в доме флотской постройки начала века прокладывать кабель, чтобы не обрушить что—нибудь важное. Потом пили кофе. Потом прокопали траншею от забора до надлежащей стенки, уложили в траншею пластиковую трубу и протянули сквозь нее кабель. (Пластиковая труба — это специально от кротов, вомбатов и прочих поссумов, потому что металлическую они съедят — или покалечат. И кабель съедят — очень они это дело любят. А воздушную проводку приходится особым составом покрывать — от какаду.) Потом они двинулись в дом и начали монтировать внутреннюю проводку. При попытке провести кабель на кухню уперлись в кафель и некоторое время пытались его сверлить, пока не поняли, что валить стенку совсем — это не решение. Пошли другим путем — через потолок. Потом они принялись сверлить внешнюю стену, чтобы два участка железной дороги все же встретились (а дом, повторяю, флотской постройки — в три кирпича). Потом у них сломалось сверло и они ушли в ближайшее кафе завтракать. Вернулись поетые и вспомнили, что сверло—таки поломано, а запасного нет. Позвонили и вызвали сверло. Приехал еще один фургон со сверлом и машин перед нашим домом стало четыре. Начали высовываться несколько удивленные соседи. Но в этот момент пункт А уже слился с пунктом Б и у нас зазвонил телефон. И заняла вся эта бодяга с траншеей, трубой, сверлом и завтраком угадайте сколько? Правильно, полтора часа.

Баллада о мести

Были как—то в опасном здешнем районе с непроизносимым названием Кабраматта в гостях у китайцев. Думали, что это семейное торжество, а оно оказалось культурным хэппенингом. Были китайские поэты (парочка очень интересных — а остальные тоже, возможно, интересные, но они только с материка и ни по русски, ни по английски ни слова не понимают). Результатом всего этого было то, что во всех четырех местных китайских газетах появились наши фотографии в сильно желтом окружении — двое из гостей оказались журналистами. Тетка Эмилия посоветовала нам подать на газеты в суд за диффамацию — просто так, на всякий случай — поскольку совершенно непонятно, что они про нас там написали. Иероглифы, иегроглифы — русские фамилии латиницей — еще иероглифы — опять фамилии — и что все это значит мы так и не узнаем. Не судьба. Там, на этой китайской вакханалии, было, на самом деле, очень интересно. Хозяева — он — китаец, переводчик с русского, всю еду готовил сам, она — полурусская—полукитаянка из Харбина, трое взрослых детей — все под потолок, все говорят по русски и по английски и не знают китайского. Жена очень интересно рассказывала, как они уезжали из Китая во время культурной революции. Тогда же всех русских объявили шпионами и преследовали по—всякому. Ей и ее семейству удалось добыть через Женеву еще те, довоенные «нансеновские» паспорта и уехать из Китая. В Женеве им предложили на выбор Канаду и Австралию, и они поехали в Австралию, решив, что в Канаде все—таки холодно. И говорит мне эта Вера на своем шипо—свистящем русском языке «Я все время думаю — очень плохо нам там было. Я учительницей работала — меня мои же ученики по дороге в школу несколько раз камнями забрасывали. Хунвейбины. Так я из—за этого теперь здесь живу — дом, дети, работа, весь мир объездила — и потом, Австралия — это же так красиво… А те, кто бросал в меня камнями — они же там так и остались». И улыбается.

Баллада о зеленых орехах

Макадамия, он же австралийский орех, он же киндаль. Вещь чрезвычайно вкусная (хотя и жирная) и полезная (обладает небольшим противораковым эффектом).

В Австралии его употребляют всюду — кладут в салаты, в соусы, в печенье, варят супы, делают губную помаду. А в Гимпи, штат Квинсленд, пошли дальше — и построили электростанцию, которая работает на макадамиевой скорупе. Электростанция чувствует себя прекрасно и каждый час потребляет 1680 тонн скорлупы и производит из нее 1.5 мегаватт электроэнергии. А еще она парниковых газов испускает на 9500 тонн меньше, чем стандартная станция той же мощности — так что зеленые совершенно счастливы и хотят еще. В принципе можно — от недостатка скорлупы Австралия начнет страдать не скоро.

Хрумп.

Пару дней назад возвращаюсь из Сити на автобусе. Автобус полон и я со своим рюкзаком стою практически рядом с водителем. Как только кто—то сзади сдвигается и образуется какое—то пространство, водитель просит меня отойти. Мне, как раз, не очень удобно, но куда денешься — зона безопасности… Отхожу. И тут понимаю, что к безопасности эта просьба отношения не имела. Потому что водитель со вздохом удовлетворения разворачивает и кладет на руль газету. Sydney Morning Herald печатают в старинном формате и полный разворот в водительской кабинке просто не помещается.

Доехали мы, впрочем, благополучно. Хотя у меня все же есть подозрение, что кое—какие виражи и прыжки имели отношение не столько к ситуации на дороге, сколько, скажем, к международному положению. Или ценам на жилье.

45 градусов в тени. Ветер из пустыни. Старая станция метро. Кондиционеры не справляются. Однако температура на станции терпимая, даже какой—то прохладный ветерок имеется. И по всей платформе какой—то легкий звон с подвыванием. В обоих торцах стоят какие—то странные сооружения — кажется, источники ветерка. Иду к ближайшему. На довольно мощной треноге закреплена здоровенная жестяная ванна, доверху заполненная кубиками льда. А прямо за ней — на 2/3 возвышаясь над краем ванны — стоит промышленный вентилятор. И гонит воздух. Ванна слегка вибрирует. Открылась дверь дежурки, вышел мрачный индус с ведром — и досыпал в ванну льда.