Внеклассное чтение. Том 1 - Акунин Борис - Страница 39

Что это за крест такой – благородство, мало того что влекущее человека к тяжким испытаниям, но к тому же ещё оставляемое без всякого воздаяния за муку и вознаграждаемое за неё лишь несчастьем, или страданием?

Глава девятая.

МОСКВА И МОСКВИЧИ

– Столько настрадалась, такие муки из-за него вынесла! – причитала разобиженная Валя. – Попробовали бы брови выщипывать – кошмар! Обрыдалась вся! Факинг миракл, что глаза не красные. О вас же заботилась, о вашей репутасьон. «Холестерин» такое место, кто только не таскается. Не хватало ещё, чтоб подумали, будто вы замутили с трансвестишкой. Барби-дресс, бровки в ниточку, попсовый макияж – всё ради вас, а вы попёрли, как Буш на Талибан. Подумаешь, на полчаса опоздала. Я ж делом занималась, а не книжку читала!

Нике уже самому было стыдно, что он накинулся на бедную девочку за опоздание. Она выпорхнула из такси такая счастливая, такая воздушная: золотистые кудряшки до плеч, платье в оборочку, сетчатые чулочки, на щеке приклеен китайский иероглиф – ну просто первый бал Наташи Ростовой, никому и в голову бы не пришло усомниться в половой принадлежности этой инженю. А он напустился с упрёками. Нехорошо это, сексуальный шовинизм. Ведь настоящей девушке за опоздание он выговаривать бы не стал, верно?

– Ну ладно, ладно, извини, – сказал Николас. – Ты сегодня просто красавица.

И Валя, не избалованная комплиментами начальника, моментально утешилась и даже просияла. Развернулась к водителю всем корпусом, похлопала длиннющими ресницами, поправила фальшивый бюст, опёрлась локтем о спинку сиденья.

Страстно проворковала:

– Вот стою я перед вами, простая русская баба.

Такая в её кругу была мода – к месту и не к месту сыпать цитатами из допотопных советских фильмов. Что привлекательного находят в замшелых соцреалистических поделках эти дети солнца, первые подснежники XXI века? Ведь обычная пропагандистская дребедень. Николас просмотрел пару кассет из принесённых Валей – «Чапаев», «Весёлые ребята», ещё вот эту самую, как её, откуда про простую женщину, и бросил. Он, выросший под антисоветские филиппики сэра Александера, никогда не сможет воспринимать искусство эпохи тоталитаризма как нечто стильное или экзотическое.

– Вон там налево, в сайдлейн, – показала Валя, как бы ненароком кладя Николасу руку на плечо. – Потом направо, и будет «Холестерин».

– Странное название для ресторана. – Фандорин вертел головой, высматривая место для парковки – улица была сплошь заставлена дорогими автомобилями. – Ведь холестерин вреден.

– Зато приятен, – жарко шепнула на ухо чаровница.

Николас строго сказал:

– Так, Валентина. Мы, кажется, раз и навсегда договорились…

– Наин проблем, – отпрянула она. – Понимаю: хороший дом, хорошая жена, что ещё нужно человеку, чтобы спокойно встретить старость?

Ну уж, голубушка, покачал головой Николас, сорок с маленьким хвостиком – какая ж это старость?

Напротив сияющей вывески в виде бесшабашного поросёнка освободилось место – отъехала красная «ауди», и Фандорин вознамерился ввинтиться в брешь, но Валя надула губки:

– Шеф, отъедем подальше, а? Ну как я буду вся такая воздушная, на глазах у пипла вылезать из этой галошницы? Я вот о вашей репутации забочусь, а вам на мою наплевать.

Николас безропотно отогнал свою «четвёрку» за угол. В своё время он приобрёл этот неказистый автомобиль из неофитского патриотизма – хотел поддержать кампанию «Покупаем отечественное!». Стоически сносил скверный нрав железного уродца, лечил его многочисленные хворобы, без конца заменял отваливающиеся ручки и зеркала, а главное – изо всех сил старался не завидовать жене, раскатывавшей на слоноподобном «лендровере». Бескомпромиссный Эраст именовал папино транспортное средство «пылесосом» и ездить на нем отказывался, зато сентиментальная Геля «четвёрку» жалела и ласково называла Мишкой, имея в виду стихотворение «Уронили мишку на пол, оторвали мишке лапу, всё равно его не брошу, потому что он хороший».

Идя по тёмному переулку к горящему разноцветными огнями клубу, Фандорин вдруг испытал давно забытое волшебное чувство: предвкушение радости и праздника – как во времена студенческой юности, когда шёл с подружкой потанцевать или потереться локтями в тесной, насквозь прокуренной забегаловке. И пускай это было не Сохо, а Дмитровка, пускай рядом стучала каблучками не настоящая девушка, а не поддающееся ясной дефиниции существо, всё равно ощущение было такое, словно с плеч разом слетело двадцать лет, и походка от этого сделалась пружинящей, голова звонкой, а лёгкие наполнились веселящим газом.

«Фьюжн», оказывается, подразумевал полную терпимость и братство, а может быть сестринство всех сексуальных ориентации. В клубе «Холестерин» привечали всех.

Для начала Валя устроила своему кавалеру небольшую экскурсию по залам.

– Здесь гоняют лайв, – орала она на ухо Николасу в тёмном, битком набитом зальчике, где выступала хард-рок-группа. – Сегодня жуткий дренаж, просто анкруайаблъ. Это «Зачем?».

– Что «зачем»? – не понял Фандорин.

– Команда так называется: «Зачем?». Если полностью – «Зачем арапа своего младая любит Дездемона?» У них солист – блэк из Буркина-Фасо. Сейчас не видно, они все в чёрный цвет покрасились.

– Зачем?

– Да, ник дебильный, – кивнула Валя, в свою очередь не поняв вопроса. – Давайте жать на экзит, пока не стошнило.

В другой комнате, где перед сценой стояли ряды стульев, наоборот, горел яркий свет. Публика почти сплошь состояла из мужчин, а на подиуме у микрофона подбоченилась плечистая размалёванная мадам. При более внимательном рассмотрении мадам оказалась мужчиной в пышном женском платье и рыжем парике.

– Трансвести-шоу, – объяснила Валя, снисходительно разглядывая эту карикатуру на прекрасную половину человечества. – Лола, конферансье. Он кул. Поглядим?

Господин Лола послал публике воздушный поцелуй и визгливым голосом объявил:

– Куклы мои, как я рада всех вас видеть на нашем междусобойчике! Вы все такие желанные, такие эротичные, я чудовищно возбуждаюсь, прямо вся обтекаю!

С этими словами он сдёрнул парик, и стало видно, что по абсолютно лысому черепу стекают ручейки пота.

Все засмеялись, зааплодировали, а Лола подмигнул двухметровому Фандорину, сложил толстые губы бантиком и подвигал ими вверх-вниз.

– Обожаю длинных мужчин. Особенно если у них правильно соблюдены все пропорции.

Снова смех и аплодисменты. Николас ощутил на себе множество любопытствующих взглядов и поневоле ссутулился. Валя успокаивающе взяла его под руку, и на сей раз он не отодвинулся – так было как-то спокойней: со стороны посмотреть – обычная гетеросексуальная пара.

Лола попудрил сизый нос и торжественно объявил:

– А сейчас, целки мои, перед вами выступит божественная Чики-Чики-сан, звезда японского стриптиза.

Заиграла подвывающая восточная музыка, и на эстраду, мелко семеня, выбежала хорошенькая раскосая девушка в белом кимоно. Она грациозно закружилась, обмахиваясь веером. Уронила с плеч белое кимоно, под ним оказалось алое. Танцовщица раздвинула полы, выставила вперёд стройную голую ногу. Зал восторженно засвистел, заулюлюкал.

– Пойдём отсюда, – потянула Фандорина за рукав Валя. – Никакая это не японка, а один шитхед из Улан-Удэ. И чего их всех от него прёт?

– Ревнуешь? – засмеялся Николас, протискиваясь к выходу. – Выступила бы сама.

Валя фыркнула:

– Буду я танцен-шманцен перед всякими педерастами.

Но видно было, что успех псевдояпонки задевает её за живое.

В третьем зале, самом большом из всех, располагались ресторан и, в дальнем углу, дансинг, откуда доносилась однообразная музыка, несколько напоминающая скрежет дворников по сухому стеклу.

– Супер! – прижала руки к груди Валя. – Вот это музон, вот это драйв! Как вставляет! Пройдёт двести лет, и про нас скажут: лаки бэстардз, они были современниками великого ди-джея Кавалера Глюка.

– Разве эта музыка имеет что-то общее с Глюком?