Братья Гримм. Собрание сочинений в двух томах. - Гримм братья Якоб и Вильгельм - Страница 39

Ганс давно уж и дома был, а Эльза все еще не возвращалась; вот он и сказал: «Экая у меня Эльза умная, экая старательная! До сих пор и домой нейдет, и работает, ничего не евши».

А так как та все не возвращалась домой и уж завечерело, Ганс сам пошел за нею в поле, думает: «Дай, посмотрю, сколько она там нажала!» И видит, что она ничего не нажала, а лежит во ржи да спит.

Тогда Ганс побежал домой, принес птицеловную сетку с маленькими бубенчиками и накинул на нее эту сетку; а та все спит себе да спит.

Затем побежал он опять домой, запер входную дверь, уселся на свое место и принялся за работу.

Наконец, когда уж совсем стемнело, умная Эльза проснулась и, когда стала подниматься, то была словно полоумная, да и бубенчики-то брекотали вокруг нее, чуть только она ступит шаг вперед.

Это напугало Эльзу, и она впала в сомнение — точно ли она и есть умная Эльза? И стала она себя спрашивать: «Я ли это или не я?» И сама не знала, что ей на это ответить, и стояла в нерешимости. Наконец она надумала: «Пойду-ка я домой и спрошу: я ли это или не я. Те-то уж наверно знают».

Подбежала она к дверям своего дома и нашла двери запертыми; постучалась в окошечко и крикнула: «Ганс, Эльза-то у тебя дома?» — «Да, — отвечал Ганс, — она дома». Тут Эльза испугалась и сказала: «Ах, Боже мой, значит, я не Эльза!» — и бросилась к другим дверям.

Но все, чуть только заслышат побрякивание бубенчиков, не отпирают; и так ей нигде не нашлось приюта. Тогда она побежала из деревни, и никто уж не видал ее более.

35. Портной в раю

Получилось так, что Бог в один прекрасный день задумал пройтись по райскому саду и взял с собою всех апостолов и всех святых, так что на небе никого не осталось, кроме Святого Петра. Господь приказал Петру во время своего отсутствия никого не впускать в рай, а потому Петр и стоял на часах.

Немного спустя кто-то возьми и постучись. Петр спросил: «Кто там и что нужно?» Тоненький голосок отвечал ему: «Я честный бедняга-портной и прошу о пропуске в рай». — «Да, знаем мы вас, честных! — сказал Святой Петр. — Честен ты, как вор на виселице, а у самого небось лапа загребистая и куда как искусна насчет урезки чужого сукна! Не войдешь ты в рай — Господь запретил мне впускать кого бы то ни было, пока он будет сам в отсутствии». — «Сжальтесь надо мной! — воскликнул портной. — Ведь эти маленькие обрезочки, которые сами собой отпадают от сукна, даже и за воровство почитать нельзя, об них даже и говорить-то не стоит. Извольте видеть, что я вот хромаю и пузыри у меня сделались на ногах от долгого пути сюда… Как же вы хотите, чтобы я еще назад шел? Вы уж только впустите меня, уж я там приму на себя всю черную работу. Я и с детьми готов возиться, и свивальники их стирать, и лавки те мыть и обтирать, на которых они играют, и платье их штопать».

Святой Петр поддался состраданию и приотворил дверь рая ровно настолько, чтобы хромой портной, худой и тощий, мог-таки проскользнуть в рай. Он должен был приютиться в уголке за дверью и там сидеть смирненько и тихонько, чтобы его не приметил Господь, когда вернется, и не прогневался на него.

Портной повиновался, но чуть только Святой Петр вышел за двери, портной поднялся со своего места, пошел бродить по всем закоулкам неба и все осматривал с любопытством.

Наконец пришел он к месту, на котором стояло много прекрасных дорогих стульев, а среди них кресло из чистого золота, украшенное сверкающими драгоценными камнями; это кресло было значительно выше прочих стульев, а перед ним стояла золотая скамейка для ног.

Это и было то кресло, на котором сидел сам Господь, когда бывал у себя дома, и отсюда он мог видеть все, что происходило на земле.

Портной остановился и долго смотрел на кресло, потому что оно ему понравилось более всего остального. Смотрел, смотрел и не мог воздержаться от желания посидеть на этом кресле — взобрался на него и сел.

Тогда увидел он все, что происходило на земле, и обратил особенное внимание на старую, безобразную бабу, которая полоскала белье у ручья и тихонько отложила в сторону два покрывала. Портной так разгневался на это, что схватил золотую скамейку и швырнул ее с неба на землю в старую воровку. Но так как он не мог вернуть скамейку с земли, то потихоньку соскользнул с кресла, уселся на свое прежнее место за дверью и сделал вид, будто он и воды не замутил.

Когда Господь Бог со своей небесной свитой вернулся в свои небесные покои, то, конечно, не заметил портного за дверью, но когда опустился в свое кресло, то увидел, что скамейки при нем не было.

Он спросил у Святого Петра, куда девалась скамейка, и тот не знал, что ему ответить. Тогда Господь спросил Петра, не впускал ли он кого-нибудь. «Не знаю, кто бы сюда мог войти, — отвечал Петр. — Разве только хромой портной, что сидит и теперь еще за дверью».

Тогда Господь приказал позвать портного и спросил его, не он ли взял скамейку и куда он ее девал. «Ах, Господи, — радостно отвечал портной, — я ту скамейку, разгневавшись, швырнул на землю в старуху, которая на моих глазах украла из стирки два покрывала». — «О ты, лукавец! — сказал Господь. — Да ведь если бы я вздумал так судить, как ты судишь, что бы я с тобою-то должен был сделать? Как ты думаешь? Ведь тогда бы у меня здесь ни стульев, ни скамей, ни кресел, ни даже кочерги не осталось — все бы пришлось побросать на вас, грешников! Отныне ты не можешь долее оставаться на небе, убирайся за ворота — знай, куда ты попал! Здесь никто не смеет карать, кроме меня, Господа».

Петр должен был опять выпроводить портного из дверей рая, и так как у того башмаки были рваные и ноги в пузырях, то он взял в руки палку и отправился в покой, где сидят в царстве небесном благочестивые солдаты и проводят время в веселье.

36. Столик-сам-накройся, золотой осёл и дубинка из мешка

Много лет тому назад жил да был портной, а у него было три сына и всего-навсего одна коза. Но эта коза прокармливала их всех своим молоком, а потому и кормить ее надо было хорошо и ежедневно гонять на пастбище. Гонять ее сыновьям приходилось по очереди.

И вот однажды старший сын пригнал ее на кладбище, где росли превосходнейшие травы, и дал ей там досыта наесться и напрыгаться.

Под вечер, когда уже пора было домой идти, он спросил ее: «Козочка, сыта ли ты?» И козочка отвечала:

«Ну, так пойдем домой», — сказал молодец, ухватил ее за веревочку, привел в хлев и привязал ее там.

«Ну, что, — спросил старый портной, — наелась ли козочка досыта?» — «О да! Она так сыта, что не может съесть ни листа».

Однако же отец захотел сам в этом удостовериться, пошел в стойло, погладил милое животное и спросил: «Козочка, сыта ли ты?»

И козочка отвечала:

«Что я слышу? — воскликнул портной, взбежал наверх и сказал сыну: — Ах ты, лжец! Говорил, что коза сыта, а сам заставляешь ее голодать?» И в страшном гневе сорвал аршин со стены, стал им бить сына и прогнал его из дому.

На другой день очередь дошла до другого сына, и тот выискал у садового забора такое местечко, где росла только отличная трава, и коза всю ее съела.

Под вечер, когда он хотел вернуться домой, он спросил: «Козочка, сыта ли ты?»

И козочка отвечала:

«Ну, так пойдем домой», — сказал молодец, привел ее домой и привязал крепко-накрепко в стойле. «Ну, — спросил старый портной, — довольно ли было корму у козочки?» — «О-о! — сказал сын. — Да она так сыта, что не съесть ей ни листа».