С тобой все ясно (дневник Эдика Градова) - Васильев Владимир Петрович - Страница 15

Человек закричал.. Это была девушка! Совсем девчонка. Может быть, она возвращалась из кино. Может, из гостей. Может, со свидания.

Это я сейчас так думаю. Потому что все эти дни я думаю о том, что произошло, думаю о ней.

Она закричала. От ужаса. Потому что вся шайка уже была тут как тут, ухмылялась и скалила зубы.

- О, девка!

Она кричала: "Что вы хотите со мной сделать?

Не убивайте меня!"

Вот что она кричала. Вот только когда до меня дошло, что здесь творится.

- Никто тебя не тронет. Иди и ничего не бойся, - сказал я.

Она пошла, оглядываясь, потом побежала. Шайка засвистела вслед. Я повернулся к ним. Помню, в голове промелькнуло: какой смысл бить в железную грудь слабым человеческим кулаком? Мне было страшно.

"Я не выношу женских слез! - хотел крикнуть я. - Минус вам подтвердит. Я убью каждого, кто за ней погонится. Слышите, подонки? Убью..."

Подонки не могли слышать, потому что я молчал.

- Так ты, Шкет, добрый? - зловеще усмехнулся Вий, поправляя перчатку. Ты ее отпустил?

- Может, не стоит? - засомневался Минус, пытаясь защитить меня хотя бы словом. - Все-таки мы с ним...

- И ты в добрые лезешь! - Невидимый, но страшный удар сбил Руслана с ног, и в ту же секунду я бросился на Вия.

Потом была хорошая минута этого проклятого вечера - я ничего не помню. Когда пришел в себя, голова раскалывалась на десять тысяч частей и каждую расплющивали кувалдой.

Давно не дрался, совсем отвык от боли. Почему-то вспомнились прохладные мамины губы, и я шептал про себя: "Ты же не будешь плакать, Эдик? Ты же у нас мужчина, да?"

- Он очухался, - сказал Минус, облизывая разбитую губу.

Вот тогда Вий и схватил меня черной рукой: "Есть такие люди. Шкет, для которых набитая морда - нормальное состояние..."

А Томка вырастет, и какие-нибудь подонки нападут на нее?

- Вот так вольное сочинение... - Е. Е., не перебивая, выслушал в тот вечер весь мой рассказ, который я теперь так бессвязно записал. Жена его ушла спать, оставила нас вдвоем. К чаю мы не притронулись. - Голова не болит?

- Уже нет. Финская кепка выручила: там внутри двойная зимняя подкладка...

Евгений Евгеньевич долго молчал, думал. Я ждал, что он скажет.

- Согласись, Градов, в этой истории ты был и трусом и храбрецом. Вот только в чем трусость, в чем смелость? Сам-то ты понимаешь?

- Вы хотите, чтоб я заявил в милицию?

- Я хочу, чтоб ты сам решил. Сам.

- А если Вий отомстит? Пристукнет меня?

- А если не тебя? Ту девчонку? Другую? Еще кого-нибудь? Ведь он пока разгуливает свободно. И дружки его не стали другими.

Легко сказать: реши сам.

Не решается задачка. Мы еще таких не проходили.

То кажется, что все яснее ясного, то опять туман и мрак.

Наверное, я трус.

Два балла за контрольную по физике. Такого еще не было. Совсем запустил учебу.

Андрей вызвался мне помочь. Теперь почти все уроки мы делаем вместе. Иногда к нам присоединяется Боря.

Я им так благодарен. Мы неразлучны. Чувствуют они, что ли? Не знаю. Но я боюсь оставаться один. Боюсь.

Где Та Девушка, из сквера? Что с ней? Встречу ли я ее когда-нибудь? Как мне ее разыскать? Как мне ее убедить, что я не подонок?

Феодальная раздробленность нашего класса, с которой ведет борьбу Ангелина Ивановна, мало меня волнует. Я стал какой-то вялый и равнодушный. Днем. Потому что веду ночной образ жизни. Мне не спится, а если засыпаю сны какие-то дикие.

Я встаю в час, варю себе в кастрюльке кофе и до утра читаю "Войну и мир". Остался четвертый том.

В голове у меня Бородинская битва всех этих бесчисленных героев. Такой вихрь мыслей, Евгений Евгеньевич!

Болею за Пьера. Тяжко ему приходится. Неужели нельзя жить и не мучиться? Жить тихо? Никому не мешать, ни во что не вмешиваться? Все хотят спокойствия, все. Я же вижу: Ангелина Ивановна, Афанасий Андронович, моя мама... Почему же Толстой считал, что "спокойствие - душевная подлость"?

А я бы сейчас полжизни отдал за то, чтобы жить постарому, чтобы не было в моем прошлом первого декабря.

Анюта выздоровела!

Вчера она передала мне через наших девчонок записку: "Э., как у тебя с химией? Не нужна ли моя помощь?" Как все-таки здорово это устроено у людей - тебе плохо, а кто-нибудь спрашивает: "Не нужна ли моя помощь?" Нужна, Анюта, нужна!

А в химии меня Боря тащит как двухсекционный электровоз! Уже и четверка маячит на горизонте.

Наш 9-й "Б" преподнес Анюте сюрприз. На клубе "Спорщик" Роман Сидоров недавно предложил учредить в классе почетное звание Любимец Литературной Общественности. Понятно, кого он прочил в первые лауреаты...

Но получилось по-другому. Сегодня на уроке были выдвинуты три кандидатуры: Босов, Сидоров, Левская. И большинство проголосовало за Анюту.

Вот тебе и мышка-норушка!

Роман хлопал глазами точно так, как это делает Боря, когда он удивлен или сбит с толку. А Евгений Евгеньевич достал из портфеля белые гвоздики и положил на парту перед Анютой (я заметил, как она осунулась и побледнела, то ли от болезни, то ли от волнения)

- Литературная общественность, - обратился он к нам, - наверное, думает, что быть ее любимицей только приятно. Но Ане предстоит и потрудиться - помочь мне провести Урок Снега.

- А сам снег вы берете на себя? - поинтересовался Рома. Остроумно! В нашем южном городе снег может за всю зиму выпасть раз-другой.

- Да. Снег будет, - сказал учитель.

Поживем, но увидим ли?

Наверное, Е. Е. слышал метеосводку. И все равно это было как белое чудо. Утром метель бушевала, словно свора белых мохнатых собак с белой цепи сорвалась.

Я мчался в школу на предельной скорости. На льду меня заносило, я шел юзом, буксовал, но удерживался на самых крутых поворотах! До чего было хорошо!

И сейчас хорошо: "мороз и солнце; день чудесный!"

Пол-урока мы провели в школьном саду, а теперь пишем сочинение. Ребята строчат с таким задором и темпераментом, что просто позавидуешь. Никогда я не видел в нашем классе такого взрыва энтузиазма. Андрей пронзает очами потолок, небось поэму задумал, не меньше. Боря старательно выводит буковку к буковке, словно снежки лепит. У Романа на парте целый сугроб скомканных черновиков намело. Даже Макешкина, вижу, от усердия язычок высунула. Вот и звонок уже, а на химию никто не торопится...

Продолжаю дома. Сколько событий способен принести в школу один-единственный снег!

На Урок Снега мы вылетели как осатаневшие.

Пожалуй, один только Рома Сидоров держался в сторонке, искоса поглядывая, как мы резвимся. Вокруг него, конечно, сиротливо слонялась Ира Макешкина.

Босов и Матюшин сразу кинулись натирать снегом Савченко, но она отбилась и растолкала их по сугробам. Сидоров поглядывал на их забавы с завистью, но сам не вмешивался. Как всегда.

Я разыскал Анюту, она о чем-от говорила с Евгением Евгеньевичем. Слепив огромный снежок, с криком "Бей Любимиц Литературной Общественности!" я ринулся в бой, не сводя с нее глаз. Лицо у нее было немного бледное, но какое-то счастливое.

И не было в нем этого выражения: "Эдик, ведь ты не такой..." Я размахнулся и... получил сильный удар снежком в грудь. Евгений Евгеньевич спешно лепил новый комок и кричал мне: "Ты что, совсем? Она же только-только выздоровела..." Анюта выглядывала изза его плеча, и в лице ее по-прежнему не было испуга, но вроде бы даже разочарование. Странное такое выражение, вроде она печалилась, что я ее не натер.

И вдруг меня пронзило чувство, что это уже было.

У меня аж снежок вывалился из рук. Ну да! Вот так же, только на носочках, я разбежался тогда и... Сразу померк для меня этот сияющий день. И снег как-то потускнел. Я побрел по сугробам, мимо Сидорова и Макешкиной, в дальний конец сада, но Та Девушка шла рядом, я слышал ее мольбу: "Что вы хотите со мной сделать?" И те, другие, слова, от которых мне не хочется жить, потому что это она меня, меня считала убийцей...