Любовный узел, или Испытание верностью - Чедвик Элизабет - Страница 66

– Но это же пустяки, безвредная болтовня. Так ведут себя все мужчины.

– Именно это я и называю мозгами ниже пояса, – остроумно ввернула молодая женщина. – Ты сам вынес себе приговор. Но мне надо заняться микстурой, – добавила она, подбирая юбки.

Де Гросмон, покусывая нижнюю губу и смущенно ероша волосы, смотрел, как она идет к лестнице.

– Кэтти! – позвал он, когда она поставила ногу на первую ступеньку.

Молодая женщина оглянулась через плечо.

– Что?

Он молитвенно сложил руки.

– Ты красивая, и я люблю тебя.

По ее лицу промелькнула тень улыбки, но она гордо задрала нос.

– Это уже лучше.

– И я смиренно обещаю хранить верность.

Кэтрин спускалась по лестнице, продолжая невольно улыбаться.

– Королю Стефану нездоровится, – сказала она позже, когда они с Луи вместе лежали в открытой мазанке во дворе.

Обычно в ней держали овец, но сейчас все овцы пошли на прокорм разбухшей армии. Остальные люди в мазанке готовились ко сну, поплотнее заворачиваясь в плащи, чтобы защититься от пронзительного зимнего холода.

– Что-нибудь серьезное?

– Нет, – с сомнением произнесла Кэтрин. – Но он такой худой и выглядит таким усталым… Если он не стряхнет с себя это, то состояние может ухудшиться. Я сказала ему, что он должен отдохнуть, но он только рассмеялся и поинтересовался чем, по моему мнению, он занимался на протяжении всех месяцев в Бристоле. Я ответила – злился.

Луи прижал ее покрепче к себе и провел губами по шее.

– Ты действительно мудрая женщина, Кэтти.

Голос был шутливым, но в душе он ощущал беспокойство. Если кто и изменился, то именно она. Завоевать ее оказалось гораздо сложнее, чем он сперва самодовольно предполагал. Вместо того, чтобы спокойно отправить в стойло объезженную, хотя и несколько норовистую, кобылку, он обнаружил, что держит на аркане дикую кобылицу. И все же он не отпустил бы ее ни за какие блага в мире. Она слишком ценна. Он видел эту ценность, ясно обозначенную в глазах лишенного наследства рыцаря и в глазах короля Англии.

– Разве? – отозвалась молодая женщина почти растерянно. – Иногда мне кажется, что я очень глупа.

– Это просто потому, что уже очень поздно, – отмахнулся Луи и прижался под плащом еще теснее, давая ей почувствовать эрекцию, но не делая никаких других движений. После их последнего разговора ему было важно показать, что он, несмотря на желание, способен уважать ее волю и сдерживать себя. – Время от времени все так думают.

– Даже ты?

Он позволил себе улыбнуться, уткнувшись в бьющуюся жилку на ее мягком белом горле.

– Даже я.

Его губы коснулись ленты. Он поддел ее пальцем и вытащил из-под платья и рубахи. Она была теплой от тела. В свете роговой лампы, которая горела на полке над их соломенным ложем, он увидел сложный узел из красной, черной и белой шерсти.

– Почему ты носишь эту штуку? – спросил Луи, не в силах скрыть недовольства, прозвучавшего в его голосе. Базарная дешевка, годная для крестьянина. – У большинства женщин крестики или медальоны с изображениями святых.

Она быстро отобрала узел.

– Я не похожа на большинство женщин.

– Верно, но это не ответ на мой вопрос.

Молодая женщина вздохнула, словно он поставил ее в неудобное положение.

– Его дала мне мудрая женщина, которая обучила меня всему, что я знаю. Это, коли тебе угодно, знак признательности, но вообще он значит для меня больше. Это память о ней и связь между нами. Она относилась ко мне, как бабушка.

Луи незаметно поморщился, представив себе беззубую вонючую старуху.

– В какой-то степени это еще и талисман, – тихо проговорила Кэтрин. – Он обозначает три состояния женщины. Девушку, мать и старуху.

– О, – откликнулся де Гросмон без всякого интереса или энтузиазма.

Молодая женщина спрятала узел поглубже под рубашку.

– Однако, если ты хочешь, я буду носить крест на груди поверх платья.

– Я куплю тебе крестик, – пообещал он. – Серебряный крестик, украшенный гранатами. Если бы у меня были деньги, я бы украсил тебя драгоценностями, как королеву.

Он провел пальцами вдоль ее позвоночника.

– Мне не нужны драгоценности.

– Может быть, и нет. Но я все равно увешал бы тебя ими с ног до головы, пока ты не засверкала бы, чтобы показать всем, насколько я тебя ценю.

Молодая женщина тихо вздохнула – от удовольствия, как решил он. Их губы встретились. Поцелуй мог бы стать прелюдией к дальнейшей игре, однако Луи сделал его всего лишь мягким и ласковым, чтобы показать, какой он хороший муж.

Когда их губы расстались, он повернулся на спину и уставился на стропила, заляпанные воробьиным пометом, который слабо белел в свете лампы. Рядом кто-то тихо храпел. Де Гросмон запоминал вид, запахи и звуки. Ему хотелось отложить в памяти эту ночь, чтобы потом, в будущем, оглянуться назад с высоты богатства и власти на тот момент, с которого началась его слава. Когда-то я спал в сарае. Посмотрите на меня теперь.

Он погрузился в сон с улыбкой на лице.

У бывшего очага Этель в Бристоле Оливер праздновал Рождество вином и виски, уэльским медом и шотландским пойлом, чтобы заглушить боль. Но, хотя тело немело, мысль, словно нарочно, сосредоточивалась на одном со все большей четкостью. Горе от утраты Кэтрин терзало глубже, чем печаль по Эмме. Эмма была мертва и навсегда потеряна для него, Кэтрин же жила, дышала и любила. Так близко и так недостижимо далеко.

– Тебе только вредно сидеть здесь и кукситься, – сказал Джеффри Фитц-Мар, обнаружив его в комнатке. Молодого рыцаря отпустили вместе с графом Робертом через пару недель после Оливера. – По крайней мере, пойди в зал и выпей с кем-нибудь еще.

– Я предпочитаю собственное общество, – холодно и с достоинством произнес Оливер.

Джеффри растерянно почесал указательным пальцем под носом и уселся на свободный стул рядом с очагом.

– Сюда хотел заглянуть Ричард, чтобы вытащить тебя, но я помешал, пообещав, что сам это сделаю.

– Хочешь, чтобы я почувствовал себя виноватым?

– Мне просто показалось, что тебе было бы неприятно, если бы паренек застал тебя в таком виде, – пожал плечами Джеффри – Я понимаю, что рана твоя глубока, но ведь сейчас Рождество, и можно немного подлечиться, если постоять под омеловой ветвью, дающей право на поцелуй. Оливер злобно посмотрел на Джеффри.

– Я не хочу «немного подлечиться», – резко бросил он и сделал большой глоток из почти опустевшей бутылки. – Что проку раз за разом вырывать из груди сердце? Отныне я буду спать только со своим мечом.

Рыцарь коснулся рукой пояса, чтобы подчеркнуть слова, и при этом случайно наткнулся на красивый любовный узел, сплетенный Этель. Он сорвал его, ненавидящим взглядом окинул узор из рыжих, черных и льняных волос и швырнул в огонь.

Джеффри вскрикнул было, но тут же прикусил язык. Оливер стремительно встал и, покачиваясь, зашагал по направлению к залу. Неважно, откуда придет забвение, лишь бы оно пришло.

Годард неслышно возник из тени, схватил кочергу, ловким движением извлек узел из огня и затоптал. Внешние края обгорели и съежились, но серединка осталась нетронутой, и узор все еще был виден. Оливеру не удалось попасть точно в очаг.

– Он может пожалеть об этом позже, – пояснил слуга пораженному Джеффри.

Молодой рыцарь запустил пальцы в густые локоны и с сомнением посмотрел на него.

– Старуха знала, но ни слова никому не говорила.

– Что знала?

– Что муж еще жив. Она прочитала это в дыму – темноволосый человек с враждебной стороны, который принесет горе и раздор.

Волоски на шее Джеффри встали дыбом, взгляд тревожно заметался.

– Она была провидицей?

– Кто скажет? – пожал плечами Годард – Я знаю только, что она знала. Я его пока поношу. – Он указал на почерневший талисман под своей ногой. – А то он не исправится.

Слуга кивнул и принялся сгребать огонь в очаге к центру, чтобы не оставалось никаких опасных искр.